Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек

Да и имя обязывало – жена Пророка не пропустила ни единого намаза за все годы, отпущенные ей Аллахом, а ведь она шестерых детей подарила Мухаммаду, да благословит его Аллах и приветствует, и была при этом далеко не молода. Значит, и нынешней Хадидже поступить иначе было бы просто… несообразно, неправильно как-то. А на подушках можно полежать и потом, подложив самую толстую под ноги, а еще одну – под поясницу, чтобы не так ломило…

Интересно, а в могиле подушки будут? Ведь когда великий ангел Исрафил протрубит в Сур, возвещая о Конце света, настоящие испытания только начнутся. И подступят к каждому умершему два старших ангела, Мункар и Накир, и будут допрашивать, и выпытывать, насколько человек был благочестив и праведен при жизни и кому поклонялся. И целую неделю будут пытать они правоверных, вместе и по очереди, не давая шевельнуться, и горе тому, кто ответит неверно хотя бы на один их вопрос или собьется, – в них заподозрят неверных язычников, не знающих, что нет Бога, кроме Аллаха, Единственного создателя всего сущего, которому только и следует поклоняться. Или же грешников, сомневающихся в непогрешимости Аллаха, вечно живущего и неумирающего, и в необходимости ему поклоняться. А для неверных и грешников допрос продолжается сорок дней.

Сорок дней в неподвижности, беспросветном мраке и могильной тесноте! О Аллах! Кто способен такое вынести? А ведь придется всем, ибо каждый должен вкусить смерти и воскреснуть, пройдя посмертное испытание, и только хашиды избавлены от него, пророки, святые и те, что погибли за веру. Азраил, ангел смерти, сам перенесет их на своих черных крыльях через огненную пропасть, что лежит перед райским садом Аль-Джаннат. Остальным же придется идти самим по мосту Сират, что тоньше волоса и острее кинжала. И многие будут стенать и плакать, и немногие смогут пройти по нему и не сорваться в адское пламя, что бушует внизу на дне пропасти. И многие в страхе повернут обратно и так и не решатся ступить на него, и еще больше сорвутся и будут вечно гореть в пламени Нара.

Но разве можно напугать подобным мостом воздушную плясунью, привыкшую танцевать слезинкой на реснице Аллаха? Мост Сират прекрасен пред ее глазами, он словно сотканная из звездного света веревка, натянутая над адской пропастью грязной калькуттской улочки. И возрадуется плясунья в сердце своем, и взойдет на него босиком, ловя кожей подошв его живое биение, его божественный пульс и двигаясь в такт этой все пронизывающей пульсации. Она не пройдет по нему, нет – она протанцует! И будет смеяться и танцевать на этом мосту так, как никогда не танцевала при жизни. И будет плакать, ступая с него в райские кущи, – ибо зачем нужен рай, если есть мост Сират, величественный и прекрасный; рай все равно не может быть лучше, ведь в нем нет такого моста, словно сотканного из звездного света, тонкого как волос и острого как кинжал…

– Госпожа, проснись!

Наверное, она все-таки заснула, утомленная духотой и разнежившаяся на мягких подушках. А глупый евнух разбудил ее своими глупыми воплями. Гиацинт, чтоб его, как же не вовремя! Пританцовывает у порога, заламывает руки, гримасничает.

– Госпожа, тебе надо бежать! Прятаться! Сюда идут янычары!

В первый миг захотелось рассмеяться – ну что за бред! Янычары? В Дар-ас-Саадет?! На женской половине дворца, куда из мужчин может входить только султан, других же за одну попытку подойти к воротам ближе чем на десять локтей в лучшем случае лишат мужского достоинства, но скорее подвергнут медленной и мучительной смерти!

Это был краткий миг на грани счастливого сна. Хадидже моргнула – и смеяться уже не хотелось. Темный шелковый полог за спиной Гиацинта трепетал на сквозняке, словно черные крылья малаку-л-мавта, ангела смерти. Звуки, доносившиеся с первого этажа, мало напоминали обычную внутригаремную суету – быстрое шлепанье босых ног по мраморному полу, лихорадочное стаккато деревянных сандалий, крики, стенания и плач. Так вот почему Хадидже приснились те грешники перед мостом…

Янычары. Лучшие воины, надежда и опора султана и государства. Не просто солдаты – элитная гвардия, что на кончиках своих клинков пронесла его славу от моря до моря, устрашая врагов и вселяя радость в сердца сограждан. Они не разбойники, не одичавшие наемники с большого тракта – они защитники. И войти во дворец они могут с единственной целью – чтобы свергнуть султана, который более не способен управлять государством и несет Блистательной Порте лишь гибель и разорение.

– Мустафа опять сорвался? Кто это видел?

Гиацинт делает большие глаза и вжимает голову в плечи, но Хадидже только досадливо машет рукой: сейчас не до церемоний. Впрочем, вопрос излишен – если янычары взбунтовались, значит, видели все, и они в том числе. Значит, случилось самое скверное в зале для аудиенций, там же как раз сегодня была намечена встреча… А всё Халиме, глупая старуха! Ее ведь предупреждали! Просили ведь! Султану вредно так часто бывать на людях, большие толпы его нервируют и пугают, особенно в плохие дни. Вчера как раз предупреждали, что не сто́ит, что лучше перенести! И не кто-нибудь из малозначимых – сама Кёсем предупреждала и просила! Так нет же, валиде на своем настояла… Тот разговор, конечно же, не был предназначен для ушей Хадидже и не дошел бы до них так быстро, если бы не Гиацинт…

– Все видели, госпожа… – шепчет он, вжимая голову в плечи еще сильнее, но тоже обходясь без церемониальных хождений вокруг да около. – В зале…

Ну да, конечно. Как она и думала.

Спрашивать, насколько серьезным был срыв, смысла нет – если бы Мустафа сорвался по мелочи, янычары не стали бы рваться во дворец и бунтовать. Покричали бы, да, поспорили между собою – и разошлись, как уже бывало не раз. Если дело дошло до открытого бунта, значит, и срыв был серьезным.

Мысли Хадидже никогда не метались заполошными ласточками, как частенько случалось у Кюджюкбиркус. Они всегда были четкими, эти мысли, звонкими, твердыми и округлыми, словно костяшки на струнах абака, отполированные пальцами бесчисленных счетоводов. Глупо спрашивать, чего хотят разъяренные янычары, которые вдруг осознали, что их много лет подло обманывали и страной давно уже правит не доблестный султан, а злобная старуха при помощи сына-безумца. Мустафа и Халиме обречены, их уже не спасти. Значит, не будем о них думать, думать стоит лишь о живых. Эта костяшка сброшена со счетов.

– Кого они хотят в султаны?

– Османа, госпожа.

Уже лучше. Он достаточно силен и влиятелен, чтобы удержать власть. И он был назначен наследником, воспитывался и обучался как наследник. К тому же с таким выбором, пожалуй, согласится большинство – и всеобщей резни удастся избежать. Возможно. А еще у него поддержка партии Кёсем. И конечно же, не стоит забывать о том, что это лучший вариант и для самой Хадидже. Хорошая, крепкая костяшка. Надежная. Оставим.