На холмах горячих - Иоаким Кузнецов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Петре Семеновиче еще говорили, что он с буйной казачьей начинкой и может выкинуть такое, что небу станет тошно. И верно, вскоре пятигорчане испытали это на себе.
Был первый день пасхи. По-весеннему ярко светило солнце. Лучи его ласково озаряли новенькие свежеоштукатуренные и побеленные известью дома, казенные здания, церковь, распускающиеся липки на бульваре, молодые деревца в Емануелевском саду.
По-праздничному одетые мужчины и женщины шли на богослужение, неся в белых рушниках куличи. Народу на первый торжественный молебен в городе собралось столько, что церковь не могла вместить всех. И вот, когда колокол басовито и мелодично оповестил об окончании богослужения, на горе Горячей вдруг оглушительно ахнули пушки. Да так, что земля под ногами вздрогнула.- В окнах зазвенели стекла. А в Николаевской купальне стекла высыпались до единого.
Молящиеся, что были в церкви, и те, которые успели выйти на площадь, вздрогнули. Кто-то испуганно крикнул:
— Уж не Шамиль ли?
Женщина средних лет в белом платке и в нарядной кофте выпустила из рук узелок с освященной пасхой и кинулась опрометью, истошно крича:
— Шамиль, Шамиль напал! Люди добрые, спасайтесь!
В городе началась паника. Многие побежали запрягать лошадей, стали грузить все что можно, сажать на возы ребятню и увозить в сторону Карраса.
Военные успокаивали людей:.
— Господа, да это генерал Верзилин в честь пасхи салютовал!
Управление Кавказскими Минеральными Водами обратилось с жалобой к окружным властям. Те с санкции окружного прокурора и начальства Кавказской линии вынесли решение:
«По рапорту Строительной комиссии о починке стекол в Николаевских ваннах, выбитых пушечными выстрелами по распоряжению генерал-майора Верзилина на первый день пасхи... за счет его, г. Верзилина,.. отнести».
Многие местные жители предъявили наказному атаману такой же счет, требуя возместить убытки за вставку выбитых стекол в своих домах, бранились: «Мало
того, да еще стариков и детей чуть заиками не сделал!»
Посетовал Петр Семенович на то, что кисейные барышни от залпа пяти пушчонок в обморок упали, однако стекла в домах были вставлены и счета оплачены.
Начальство думало, что после денежного наказания за пасхальную проделку Верзилин не позволит подобного. Ан нет! Всякий раз, возвращаясь из похода, при въезде в город атаман, окруженный свитой офицеров, открывал в воздух ружейный и пистолетный огонь, с гиканьем и свистом по старой казачьей традиции галопом несся по улицам. Осадив коня около дома, с седла стучал нагайкой в окно, зычно крича:
— Мария Ивановна! Дети! А ну, встречайте отца с победой!..
Однажды Верзилину потребовалось срочно отправить пакет в штаб Кавказской линии. А в Пятигорске была «тяжелая» почта: за неделю накапливала письма и посылки и, нагрузив ими фургон, под охраной двух городовых в субботу отвозила на главный почтовый тракт в Георгиевск.
Грозный атаман сам приехал к почтовому попечителю и потребовал от него немедля доставить пакет в Георгиевск. Почтовый попечитель, лысенький старичок в очках, в чиновничьем мундире, висевшем на его худых плечах как на вешалке, взмолился:
2U
— Извините, ваше превосходительство, не можно гнать почтовую тройку из-за одного пакета. Да и расписание имеется: возить токмо в субботу, а сегодня понедельник.
— Вот видишь!—показал нагайку Верзилин.—Вези!
Старичок стал ссылаться на то, что курьерского почтаря он отпустил на свадьбу в Ессентуки, а охранники из городовых наряжены ловить беглеца из тюрьмы.
— Нет курьерского, сам вези, а охрану для такого случая городничий найдет.
— Не можно самому, я болен,— заупрямился попечитель и не успел опомниться, как почувствовал на спине жгучий удар.
— Вези, канцелярская крыса! Иначе исполосую в клочья!
Старик схватил пакет и побежал закладывать почтовую тройку.
— Вот так-то! Я заставлю вас каждый день возить почту!—грозил нагайкой рассвирепевший атаман.
Попечитель на бульварной улице свернул во двор окружного управления и в кабинет прокурора: так и
так, избил Верзилин, заставил везти письмо в Георгиевск.
Прокурор Стукальский вызвал городничего Устинова:
— Лично поезжай к наказному атаману и шепни на ухо, по срочному-де делу, касающемуся линейного казачества, вызывает окружной прокурор,— приказал Сту-кальский, зная, что если Верзилину станет известно, для какой цели его вызывают, не явится.
Уловка удалась. Наказной атаман, не мешкая, прискакал на своем вороном жеребце. Увидев в кабинете прокурора и почтового попечителя, обжег его взлядом.
Стукальский кивнул в сторону чиновника, ни живого ни мертвого, боявшегося взглянуть на своего истязателя:
— Ударили плетью?
— Разок для науки!—усмехнулся генерал.
— Донесу командующему Линии генералу Вельяминову о вашем самоуправстве. А уж Вельяминов взыщет с вас по всей строгости,— пригрозил прокурор.
Верзилин никого не боялся, кроме нового командующего. Вельяминов был беспощаден к любителям расправы. Он уже дважды выговаривал Петру Семеновичу за буйство, в третий — не простит: полетишь с поста.
— А ежели без доносу?—поигрывая нагайкой, натянуто улыбнулся Верзилин.
— Не донесу в том случае, если вы принесете извинение господину почтовому попечителю. Кроме того, возьмете у него пакет и — дело ваше, как срочно доставить его в Георгиевск.
Верзилин побагровел. Как? Ему, генералу, извиняться перед каким-то дохлым чиновником?.. И на унижение это толкает его страж законов государства Российского! Как он смеет!.. Наказной атаман еле сдержал себя, чтобы не выругаться,— всё же высокопоставленное должностное лицо. А старикашка попомнит это до гробовой доски. Обуздав гордыню, Петр Семенович подошел к почтовому попечителю и выдавил из себя:
— Извиняюсь за действо, а пакет верните.
Старик дрожащей рукой вынул конверт и подал его.
Верзилин полагал, что этим дело и кончится, но Стукальский голосом, не допускающим возражений, сказал:
— А теперь выслушайте еще одно условие. Поскольку у вас есть надобность в срочной почте, а у окружного и городского управления также, то вы, ваше превосходительство, при канцелярии вверенного вам войска учредите почтовых нарочных из числа конных казаков и ежедневно или через день, в зависимости от надобности, возите «легкую» почту.
Верзилин молча выслушал, щелкнул каблуками.
И все-таки Вельяминов отстранил Верзилина от должности наказного атамана. И вот за что. У Петра Семеновича давно горели руки сразиться в картишки с Устиновым: «Уж он у меня не сжульничает». Вечерком пригласил городничего в свой дом и поставил перед ним условия: «Колода карт моя. Метать банк буду только я, независимо от выигрыша или проигрыша». Связываться с атаманом Николаю Дмитриевичу не хотелось. Но тлеющий огонек азарта все-таки вспыхнул в душе Устинова, и он сел за стол. Играл честно. И за один вечер выиграл у Верзилина две тысячи рублей.
Атаман вывернул кошелек, в котором оказалось всего пятьсот рублей.
— А остальные когда изволите, ваше превосходительство, отдать?—сгребая деньги в кучу, спросил городничий.
— И остальные сейчас же,— генерал влепил пощечи-
ну городничему. Выхватив из-за пояса пистолет, он заставил Устинова поклясться, что он никогда, нигде не заикнется о том, что играл в карты с наказным атаманом и никогда не потребует от него остальных денег.
Под дулом пистолета Устинов уступил, но, вернувшись домой, составил рапорт командующему Линией, в котором честно описал, как было дело, и просил увольнения с поста городничего «по причине уступки пристрастию к карточной игре». Вельяминов Устинова оставил пока на должности, а Верзилина снял «за поступок, порочащий генеральский чин»...
Пётр Семенович уехал к своему благодетелю фельдмаршалу Паскевичу, которого перевели в Варшаву усмирять восстание поляков-конфедератов. Жизнь Верзилина оборвалась на поле брани. В сороковых годах, во время венгерской кампании, генерал был тяжело ранен саблей в живот. Его увезли в Бессарабию в госпиталь. Там он скончался, там и был похоронен...
Николай I, помня о событиях 14 декабря, даже по истечении стольких лет все еще опасался заговоров, которые ему мерещились повсюду, даже на Водах. Отражением этих страхов был его приказ военному министру Чернышеву об учреждении в Пятигорске тайного наблюдения за вольнодумцами. Чернышев в секретном отношении к шефу жандармов Бенкендорфу писал: «Государь император, усматривая по течению дел большого числа штаб- и обер-офицеров, отпущенных для излечения ран и болезней к Кавказским Минеральным Водам, изволил найти нужным усугубить надзор за тишиной и порядком и вообще за поведением большого скопления приезжающих в Пятигорске, поручить мне изволил отнестись к Вашему сиятельству о том, чтобы вы изволили назначить из подведомственных вам чиновников самого надежного и благоразумного штаб-офицера для исполнения сей обязанности со всевозможною точностью и осторожностью. О том же, кого изволите избрать для поручения, не угодно ли будет доложить Его Величеству...»