Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Борчу бросился к Тэмуджину и сжал ему руки, а потом его обнял Джэлмэ. Оэлун села, ожидая, что расскажут молодые люди.

— Теперь мы в безопасности, — сказал Борчу. — Враг ушел с этих земель. Мы шли по следам до нашего стана, потом произвели разведку на севере, чтобы убедиться, что нас не подстерегают. Они порвали войлоки и разломали решетки юрт. Все, кого они могли увести, исчезли, но спрятавшиеся на скале Бэрги вернулись, когда мэркиты уехали. Они соберут, что можно, и похоронят погибших, а потом они поищут разбежавшуюся скотину и овец у реки и приедут сюда. Враги угнали весь скот, что был возле стана.

Тэмуджин ничего не сказал. Борчу тревожно взглянул на Джэлмэ.

— Я думал, что будет хуже, — добавил Борчу. — Если некоторым удалось спрятаться, найдутся и другие.

— Ты не все сказал. Ты знаешь, каких новостей я жду.

Борчу вздохнул.

— Поблизости от Тангелига мы нашли кибитку со сломанной осью. На земле осталось много лошадиных следов, так что мэркиты, наверно, нашли кибитку. — Арулат помолчал. — Под шерстью в кибитке я нашел саадак, колчан и лук. Они принадлежали…

Он замолк.

— Говори, — хрипло потребовал Тэмуджин.

— Я узнал… Это оружие Бортэ-уджин.

Оэлун вздрогнула. Молодая женщина взяла бы с собой лук, если бы ей удалось бежать. Она взглянула на сына, у того дергалась щека. Хасар положил руку на плечо брата. Тэмуджин оттолкнул ее и обратился к Бэлгутэю:

— А Сочигиль-экэ?

Бэлгутэй замер.

— Никаких следов.

— Прими мои сожаления, брат.

— Мне надо было поискать ее и увезти на своей лошади.

— Нет, Бэлгутэй. Я горюю по тем, кого мы оба потеряли. Задержись ты на мгновение, и тебя бы схватили, а мне теперь нужен каждый человек. Обещаю тебе, что враги заплатят за твою мать и мою жену.

Оэлун подумала, что ее сын уже становится похожим на себя. Не обращая внимания на потери, он готов к чему бы то ни было.

— Мы соберем много людей, — сказал Борчу, — и мой род поможет тебе.

Во всяком случае это не было сокрушительным поражением, у них было больше имущества, чем во время, когда они прятались от тайчиутов.

— Я обязан жизнью старой Хокахчин-экэ, — сказал Тэмуджин. — Если бы не ее острый слух, мэркиты не дали бы нам уйти. Я обязан жизнью духу этой горы, духу, который повел меня оленьими тропами и предоставил убежище под ветвями деревьев. Я благодарю Бурхан Халдун и Коко Мункэ Тэнгри за спасение и защиту.

Солнце стояло над верхушками деревьев. Тэмуджин обратил лицо к свету, снял шапку, развязал пояс и повесил на шею и поклонился солнцу. Оэлун стала на колени вместе с другими. Борчу подал ее сыну бурдюк с кумысом. Тэмуджин ударил себя в грудь свободной рукой и девять раз опускался на колени, прижимаясь лбом к земле и брызгая кобыльим молоком после каждого поклона.

— Бурхан Халдун защитила меня, — тихо сказал он. — Я был не больше, чем насекомое, спешащее забраться подо что-нибудь, и эта гора стала моим убежищем. Я был не больше жука, ползущего по земле, и эта гора не позволила моим врагам сокрушить меня. Я буду приносить жертвы этой горе каждый день, и мои дети будут помнить, что дух, который обитает здесь, подарил мне жизнь.

Он еще покропил землю, сел на пятки и оглядел всех, светлые глаза его были холодны.

— Мы сойдем с горы. После этого я поговорю со своими людьми. Я должен еще помолиться и послушать, что скажут мне духи, а потом вы услышите, чего хочет от меня Тэнгри. Оставьте меня и скажите людям, что я готов возглавить их еще раз.

Молодой человек встал.

— Они охотно послушают тебя, — сказал Хасар.

— Мы с тобой, — добавил Джэлмэ, — что бы ты ни решил.

Четверо спустились вниз по склону. Когда они скрылись за деревьями, Оэлун сказала:

— Я хотела бы знать, что ты собираешься делать.

— Ты узнаешь это, когда я буду говорить со своими людьми. Оставь меня, мама, я хочу помолиться один.

— Мне кажется, что ты уже решил, как быть.

Он сощурился.

— Ты не заставишь меня свернуть с моей дороги.

— Я мужчинам говорить ничего не буду, — сказала Оэлун, — но я скажу тебе, что я думаю о твоих намерениях.

Лицо у Тэмуджина вытянулось.

— Мы с ханом Тогорилом дали друг другу клятвы. Джамуха — мой анда. Теперь они обязаны мне помочь. Вместе мы нападем на мэркитов, не пройдет и года, клянусь.

— У тебя нет права давать такую клятву, — сказала она. — Возможно, они не захотят броситься воевать с мэркитами.

— Ты думаешь, я оставлю жену в их руках?

— Ты слишком рискуешь из-за нее, — возразила Оэлун. — Я ее тоже любила, но она пропала, а тебе надо собраться с силами прежде, чем сражаться. Ты также должен подумать о своих сподвижниках.

— Я думаю о них. Другие тоже потеряли своих женщин. Наши враги должны узнать, что всякий, кто покусится на принадлежащее мне, кончит плохо.

— Со временем ты отомстишь, — сказала она, — но сначала тебе надо стать посильней. Хан Тогорил и твой анда могут пожалеть о своих клятвах, если ты втянешь их в войну слишком быстро. Ты к ней не готов, ты должен подождать…

— Вот на это и рассчитывают мои враги, — возразил он. — Я, мол, буду зализывать раны. Ты ничего не понимаешь в таких делах, мама. — Он замолчал и стал ходить. — У хана кэрэитов есть причина ненавидеть мэркитов, но он согласен оставить в покое их земли, пока ничто не угрожает его трону. Я должен доказать ему, что, напав на меня, они угрожают ему, поскольку мы союзники. Джамуха присоединится, если узнает, что кэрэиты на нашей стороне. Мэркиты недолго будут пользоваться тем, что украли.

— Мы хотим одного и того же, — Оэлун подняла голову и заставила себя выдержать взгляд его злых глаз. — Я молилась за Бортэ, и за Сочигиль, и за верную Хокахчин, но мне не хочется видеть, как ты бросаешься в бой, который не можешь выиграть.

— Замолчи! — Он сел на корточки и схватил ее за руку. — Мне надо было посадить Бортэ на твою лошадь и оставить тебя. — Он еще раз стиснул ее руку и отпустил. — Ни одна женщина не будет говорить мне, когда воевать, даже ты. Я имею право требовать, чтобы Тогорил и Джамуха выполнили свои обещания, и это сражение укрепит наши дружеские связи. Я знаю, как мне быть, и если ты будешь открыто говорить о своих сомнениях, я сам выгоню тебя из стана.

Она медленно встала, зная, что он именно так и сделает.

— Я сказала тебе, Тэмуджин, что думаю. И не буду затевать разговор снова — нашу судьбу решит Тэнгри.

Она потерла руку, на ней остались следы его пальцев.

— Я поговорю со своими людьми, — сказал он. — Как перекочуем, я поеду к хану Тогорилу.

Она поклонилась. Что бы он ни делал, она будет с ним, даже если он скачет к смерти.

— Пусть духи дадут тебе то, что ты хочешь, — сказала она убежденно и ушла.

44

Ветер гнал снег по ледяной ленте реки Удэ, взметая его в воздух. Бортэ натянула поглубже шапку и поправила платок, защищавший нижнюю часть лица. Женщины этой стороны стана Токтоха пасли своих овец вместе. Несколько псов кружили вокруг отары, возвращая в нее отбившихся. Ниже в долине другие женщины, дети и молодые мужчины пасли коров. С севера стан защищали от ветров горы, но мороз стоял крепкий.

Бортэ наклонилась и палкой ковыряла снег. Овцы, как и коровы, не могли докопаться в снегу до корма, и одна из овец Чилгера уже подохла. Бортэ не успевала разгребать снег, и Чилгер бил ее за это. В отдалении видно было большое темное пятно, это пасся лошадиный табун. Чилгер уехал с товарищами охотиться.

Молодая овца заблеяла. Бортэ надрала пучок тонкой высохшей травы и скормила ягненку. Одна из мэркиток что-то сказала, но из-за ветра слов было не разобрать. Женщины рассказывали Бортэ о победах Чилгера Бука в борьбе, они считали, что ей повезло, потому что она вышла за такого могучего молодого человека. Но теперь они редко разговаривали с ней, поскольку знали, как часто он ее бьет.

У Бортэ закружилась голова, потом это прошло. Она надеялась скоро оправиться после последнего битья, когда Чилгер напился и ударил ее особенно сильно. Завывал ветер, поземка слепила ее. Она прижалась к овце, греясь. Токтох Беки покинул двух других мэркитских вождей и привел своих людей обратно в этот стан. Со временем они перекочевали поближе к горам; примерно месяц назад река стала, и кедры в предгорьях потеряли свой зеленый убор. Зима в эти северные края приходила раньше.

Ветер стих. Бортэ встала и отгребла побольше снега. Она не могла вспомнить, что же было по пути от Бурхан Халдун. Наверно, Чилгер выбил из нее все воспоминания. Она помнила, как сопротивлялась ему, смутно припоминала сильный удар в голову, от которого она на мгновение потеряла сознание, искры, танцевавшие в темноте до того, как она пришла в себя. Она усвоила урок и не дралась с ним, боясь, что он снова ударит ее. А он по-прежнему осыпал ее тумаками или бил палкой, вырывая у Хокахчин, когда старуха пыталась защитить ее.