Как избавиться от герцога за 10 дней - Лора Гурк

– Тот человек, каким я был когда-то, любил Африку, потому что этот континент отличает грандиозность во всем: слоны, огромные просторы, закаты, которые окрашивают небо в такие цвета, что дух захватывает. Сейчас я отдаю предпочтение таким простым радостям, как прогулки по саду, где есть великолепный розарий.

Он бросил трость на траву и, сорвав розу, развязал ленты шляпки Эди, не обращая внимания на ее протесты.

Убедившись, что на коротком стебле нет шипов, Стюарт аккуратно вдел розу ей в волосы и, отойдя на шаг, с удовлетворением констатировал:

– Вот так. С ней вы неотразимы.

– Вы говорите это всем, кого намерены соблазнить?

– Это не просто соблазнение. Это ухаживание.

– Не вижу разницы. – Эди вдруг стало весело. – И никогда не видела.

Он не ответил, но когда она снова посмотрела на него, то у нее дыхание перехватило от того, что она увидела в его глазах.

– И не надо: вы заслуживаете и того и другого, и я намерен доказать это на деле.

Что ж, размышлял Стюарт, вполне возможно, стоит поговорить с Эди об ухаживании, но только позже, в ее спальне, когда ее руки займутся его ногой. Стюарт не мог не думать, что соблазнение его привлекает куда больше.

Когда они только начали курс лечения, боль была настолько сильной, что ему пусть и с трудом, но удавалось справиться с возбуждением. А кроме того, ее последующее откровение шокировало его настолько, что держаться, хоть и на грани, все же удавалось. Но сейчас, даже зная, что она побывала в руках другого мужчины, он не мог справиться с вожделением, которое переполняло его, когда она прикасалась к нему. Он старался напомнить себе, что с ней произошло ужасное, но тело отказывалось внимать голосу разума и все эти джентльменские рассуждения не могли укротить зов плоти.

Проблеск надежды он ощутил минувшим днем, целуя ее руку, и еще сегодня утром, когда упоминание о других женщинах вызвало ее ревность, – два свидетельства, что она к нему неравнодушна, как бы ей ни хотелось убедить его в обратном. Но вместе с тем реальность не успевала за его воображением, и он старался напомнить себе, что мечты о том, как разденет ее и коснется губами нежной кожи, так и останутся пока мечтами – до этого еще долгий путь. Легче от этого не становилось, и он мог только заключить, что обожает заниматься самобичеванием.

Когда они перешли ко второй части упражнений и она склонилась над ним, прижимая к полу весом своего тела, он представлял, как они меняются местами и как это восхитительно, и понимал, что должен остановиться или сойдет с ума.

У нее, конечно, и в мыслях не было раздеть его и поцеловать, и в этом главная проблема. Он просто не знал, что с этим делать. Как можно соблазнить женщину в подобных обстоятельствах? Как можно заставить хотеть того, что когда-то причинило боль?

– Вы сегодня такой молчаливый, – заметила Эди, прервав его размышления.

– Просто задумался. – Он вытянул ногу, пошевелил ею, чтобы снять напряжение, а затем согнул, как и полагалось перед третьим упражнением.

Она наклонилась к нему, так что предплечье уперлось ему в спину, пальцами обхватила икру, а грудью прижалась к… Господи, как заставить себя отвлечься от подобных мыслей!

– Что-то не так? Сегодня особенно больно?

– Нет. – Он заморгал, стараясь сосредоточиться на часах, которые держал в руке, но каждая секунда казалась часом. – Просто не хочется разговаривать.

Вздохнув, Стюарт подумал: кто знает, возможно, слова помогут ему продвинуться вперед?

В тот раз, когда поцеловал ей руку, он знал, что ей приятно, но, слишком испуганная, чтобы продлить удовольствие, она сразу же ее убрала. Слова испугали бы ее куда меньше и, возможно, оказались бы более действенными. Нет, не комплименты, что-то иное.

– Тридцать секунд. – И когда она села, закончив упражнение, отложил часы и перевернулся на спину. – Я так мало говорю сегодня, потому что вряд ли мои мысли можно обсуждать с вами.

Он видел, как напряглось ее тело, а ладони уперлись в пол, словно она собралась сбежать.

– Вам очень идет белый цвет – вы восхитительны.

Эди издала возглас, в котором явно слышалось облегчение, и поправила ворот свободного платья, того самого, что было на ней днем раньше, когда они сидели на террасе.

– Портнихи говорят мне то же самое: считают, что белый цвет эффектно подчеркивает оттенок моих волос и кожи.

– Я целиком согласен, но это далеко не все…

Он приподнялся и сел, и она тут же напряглась, намереваясь встать, но он отклонился назад, опираясь на руки, и она снова расслабилась, опустившись на пятки и обхватив колени руками.

– Белый ваш любимый цвет?

– Не совсем. Прежде моим любимым цветом скорее был синий, точнее – все оттенки синего… Но сейчас я предпочитаю белый. Я полюбил его с того самого дня пять лет назад, когда мы вместе сидели на террасе и…

Эди остановила его, а вместе с тем и его надежды:

– Вижу, вам нравится возвращаться к тому дню.

– Это мое любимое воспоминание. Вы были в белом, и я любовался вами, потому что воображал другую картину – вас, распростертую на белых простынях.

В одно мгновение ее щеки стали пунцовыми, пальцы принялись нервно теребить воротник платья.

– Вы не должны так говорить, – прошептала она в испуге. – Это недопустимо.

– Зато честно.

– Вы смущаете меня.

Он выпрямился, но не прикоснулся к ней.

– Тем не менее, Эди, я думаю, этого недостаточно, чтобы бояться меня. Когда вы слышите от меня что-то подобное, вас это возбуждает, я вижу, а я именно этого и добиваюсь.

Пунцовые пятна на ее щеках стали еще ярче, доказывая, что он выбрал верную тактику. Нежно-розовые губы чуть приоткрылись при этом, но она не произнесла ни слова.

Стюарт решил воспользовался ее молчанием и продолжил:

– Я воображал, как вы лежите на белых простынях: волосы ореолом разметались по подушке, нежная улыбка застыла на губах, – и сходил с ума от этой картины. А когда смотрел на эти веснушки… – Он дотронулся пальцем до ее лица.

– Не надо смеяться над моими веснушками! – воскликнула Эди и отвела его руку.

– Я вовсе не смеюсь. Смотрел на них и думал: если они везде, то сколько потребуется времени, чтобы перецеловать их все? Этот вопрос я задавал себе много раз, блуждая по Африке.

Она не шевельнулась, хотя дыхание участилось, и он подумал, что наконец-то удалось чуть-чуть если не попасть, то приблизиться к цели. Может, ему и удастся поймать эту норовистую газель.

– А тот, другой день, когда вы вышли на террасу в этом платье? – Он указал на мягкие складки батиста, падающие на ковер под ее ногами. – Солнце зашло, и я увидел очертания вашего тела под этой тонкой тканью. Это было восхитительное зрелище – изгиб бедер, длинные ноги… Этого оказалось более чем достаточно, чтобы пробудить мое воображение. – Он сделал паузу, стараясь успокоить дыхание. – Теперь вы понимаете, почему мне нравится, когда вы носите белое?