Старьевщица - Олег Рой

— Ты что-то совсем загуляла, — сказал он, не отрываясь от экрана. — Уже, кажется, второй день тебя дома не вижу. Где хоть ты, дорогая, шатаешься-то?

— У Люды на даче была, — нехотя соврала Катя.

— Вот оно что, — равнодушно откликнулся муж, — ясно, ясно... Чаю поставь...

В ту ночь Кате опять приснился тот самый сон. Она снова была в незнакомой квартире, снова подходила к окну, распахивала створки, вставала на подоконник, шагала вперед... Но в этот раз все вышло совсем иначе. Она раскинула руки и полетела — по ясному голубому небу, над верхушками зазеленевших деревьев, озерами... Полетела с невероятным ощущением полного счастья.

Так прошло больше года.

Во время очередной встречи Иван сообщил Кате, что разводится. Они сидели за столиком у окна в ресторане неподалеку от Нескучного сада. За окнами еще не стемнело, сквозь почти невидимое стекло можно было любоваться, как догорают в саду последние всполохи золотой осени. Иван сообщил эту новость без предисловий, спокойным будничным тоном, как о чем-то обыденном.

— Это из-за меня? — испуганно встрепенулась Катя.

— Нет, — он покачал головой. — Не из-за тебя. Не стану врать, ты стала стимулом. Но это случилось бы все равно. Мы стали чужими. И дело не в том, что у нее нет времени на семью. Она нашла себя в бизнесе, а семейная жизнь ее никогда и не интересовала. Честно говоря, я не могу понять, почему мы столько времени тянули с этим решением. Впрочем, Алла согласилась с этим только сейчас, а раньше думала иначе. Я ей еще когда предлагал развестись, но она отчего-то не соглашалась, вот, даже Прошку родила... Хотя я до сих пор не понимаю, для чего ей нужны были дети. У нее нет к ним никаких чувств, никакого тепла. Знаешь, есть люди, от природы лишенные чувства ритма или способности грамотно писать. А у Аллы полностью отсутствует материнское чувство, потребность заботиться о детях. Она всегда занималась ими нехотя, по обязанности, и была рада-радешенька, когда я ее освободил от этого. Ну а теперь мы решили окончательно расставить точки над «i».

— И что же с Дуней и Прошей? — забеспокоилась Катя. — Как все будет? Они останутся с матерью или с тобой?

Иван непонимающе поглядел на нее:

— А что тебя тревожит? В их жизни ровным счетом ничего не изменится. Мы с ними давно обсудили этот вопрос, и они заявили, что при любых раскладах останутся со мной, без всяких вариантов. Конечно, они немного переживают, не без того... Но, знаешь, я внимательно наблюдаю за ними и с уверенностью могу утверждать, что это не слишком серьезное переживание. Ведь, по большому счету, они никогда и не были особенно привязаны к матери... А вот к тебе действительно привязались. Так что в связи с этим у меня к тебе одна просьба...

— Какая? — волнуясь, как девчонка, вскинулась Катя. Она догадывалась, что он может сейчас сказать, и страшно боялась в этом ошибиться.

— Подумай, хочешь ли ты стать моей женой. — Иван был абсолютно серьезен. — Ты можешь не торопиться с ответом, я подожду...

Катя раскрыла было рот, чтобы ответить, но он остановил ее, дотронувшись до ее руки.

— Подожди, Катюша, я же сказал — не торопись. Не говори сейчас ничего. Это слишком важный вопрос, чтобы решать его вот так поспешно. Я люблю тебя и знаю о твоих чувствах ко мне. Но у меня двое детей... У которых никогда не было матери. И стать моей женой — значит, заменить ее им. А на такое решится далеко не каждая женщина, я понимаю.

— Я тоже очень хорошо понимаю это, Ванечка, — ответила Катя. Ей ли было не знать, что значит оказаться сиротой при живых родителях? Она давно уже решила для себя, что

примет предложение Ивана. Его дети для нее не только не обуза, наоборот — исполнение давней мечты. Но пока не стала ничего раньше времени говорить, чтоб не сглазить.

— Мы обязательно вернемся к этому разговору, — пообещал он. — Как только решим все проблемы.

— Конечно, — кивнула Катя. — А проблем немало... Я ведь тоже, к сожалению, замужем.

— Ничего, это временно, — улыбаясь, легкомысленно махнул рукой Иван.

Волокита с разводом затянулась намного дольше, чем они предполагали. Сначала Алла неожиданно уехала в очередную — и долгую — командировку, потом вдруг встал вопрос о суде и разделе имущества, затем нужно было ждать отведенные законом три месяца «на примирение супругов». Ожидание было долгим и трудным, но не мучительным — потому что они ждали счастья, которое было уже совсем близко. Они много времени проводили вместе и вовсю строили планы на совместное будущее. В числе этих планов кроме всего прочего всерьез рассматривалась идея взять из детского дома третьего, совсем еще маленького ребенка. Но Катя все равно страшно нервничала, не находила себе места, боясь поверить в то, что происходит. Возясь с детьми или обнимая Ивана, она постоянно говорила себе: «Этого не может быть!.. Так не бывает. Не может быть, чтобы все сложилось так хорошо. Наверняка в какой-то момент судьба подстроит какую-нибудь очередную каверзу, и все мое счастье рухнет...»

Вот так, постоянно ожидая ужасных неприятностей, она все не решалась и не решалась объявить о переменах в своей жизни Косте. Тот, конечно, давно уже догадался, что с ней происходит. Он прекрасно видел, как горят глаза его жены, которая теперь почти не появлялась дома, — но тоже избегал выяснения отношений, усиленно делая вид, что ничего не замечает.

Так продолжалось до середины зимы, до момента, когда в январе в жизни Кати вновь наступил перелом. Но теперь — трагический. Она уже несколько месяцев неважно себя чувствовала и наконец поддалась на уговоры Ивана и позволила ему чуть ли не за руку отвести себя к врачу. Осмотр и результаты анализов обрушились на них, точно смертный приговор: онкология.

Иван сначала надеялся на ошибку — но и повторные исследования подтвердили диагноз. У Кати опустились руки, она только и думала что о болезни, ее больше ничто не радовало, не интересовало. Напрасно друзья и близкие уговаривали ее собраться с силами и начать борьбу с болезнью, приводя многочисленные примеры из жизни знакомых, которые сумели справиться с подобным недугом — Катя их почти не слушала. Она ни минуты не сомневалась в том, что ее случай иной и не надо питать надежд на чудесное исцеление. Неизвестно, как у кого там складывалось, но лично ей ждать ничего хорошего не приходится, у нее никаких, абсолютно никаких шансов на благоприятный исход...

— Не обижайся, Катюша, — сказал ей как-то в сердцах Иван, — но ты сама виновата в своей болезни. Ты накликала ее на себя. Все это время, пока ты со мной, ты боялась быть счастливой и искала себе наказание. И теперь твоя судьба только в твоих руках. Найди в себе силы преодолеть это проклятое чувство вины неизвестно за что — и сумеешь поправиться.

Но Катя лишь тяжело вздохнула в ответ.

Воспоминание восемнадцатое

Андрей. История Старьевщицы

Стоял серый февральский день, пасмурный и ненастный, из тех дней, когда кажется, будто опостылевшая зима не закончится, а так и останется здесь навсегда, падет, как кара небесная, на голову человечества в наказание за все грехи его неисчислимые...

В такие дни Андрею было особенно тошно и муторно. Не хотелось ничего делать, ни о чем думать. Работа над картинами, которая раньше приносила хоть какое-то облегчение, теперь вызывала у него лишь чувство отвращения. Он бесцельно слонялся по самой большой комнате своего мрачного дома, временно превратившейся в художественную студию, и рассматривал работы. Ну никак не мог он понять, что привлекает в них людей, почему они их покупают, ведь даже смотреть на них — и то противно... И действительно, противно вдруг сделалось настолько, что он, не выдержав, стал разворачивать картины лицом к стене. Но это не помогло. Холсты, казалось, сделались вдруг прозрачными, и то, что было на них, словно начало просвечивать с изнанки. Андрей схватил неизвестно откуда взявшийся нож, большой и острый, бросился к полотнам и с остервенением принялся кромсать их, разрезая в лапшу, захлебываясь и наслаждаясь незнакомым доселе чувством — радости разрушения.

Внезапно за его спиной послышался смех. Занятый своим делом, Андрей не заметил, что давно в комнате не один. Обернувшись, он увидел Старьевщицу. Она стояла в дверях, смотрела на него и смеялась.

— А ты, оказывается, вандал по природе... — ухмыльнувшись, проговорила она. — Надо же, вот не знала этого за тобой... Впрочем, таким ты мне нравишься еще больше.

Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, прижалась всем телом, заглянула в глаза. И вдруг Андрея, который еще не успел прийти в себя после припадка бешенства, захлестнула волна желания, острого, сильнейшего плотского влечения, которого он не испытывал очень давно и был уверен, что никогда уже не испытает.

— Катя... — прошептал он, сжимая в объятиях женщину и впиваясь ей в губы жадным поцелуем...

...Потом они сидели у горящего камина, и впервые за долгое время Андрею не казалось, что в комнате темно, холодно или слишком жарко. Он смотрел на пламя, слушал, как потрескивают дрова, и ни о чем не думал. Ему было почти хорошо, он и забыл, что на свете существует подобное состояние...