Грязные игры - Вячеслав Сухнев

— Просторы Вселенной, в том числе и ближайшие окрестности нашей бестолковой Земли, являются информационным полем, — сказал Хоботов серьезно. — Надо просто научиться читать письмена на этом поле.

— Только не надорвите глазки, читая письмена, — посоветовал Толмачев. — А то пропустите ненароком в информационном поле Вселенной какое-нибудь дельное высказывание. Например: любопытной Варваре нос оторвали.

— А вы, оказывается, не лишены чувства юмора! — Хоботов сдернул темные очки и впервые посмотрел на Толмачева.

Глаза у него были очень светлые, водянистые.

И нахальные.

— Оказывается, вы с юмором, — повторил Хоботов. — Это несколько примиряет меня с будущей потерей носа. Может, посидим как-нибудь в неформальной обстановке? Понимаю, что как мелкая сошка недостоин просить… И все же! Пивка попьем, креветок приговорим. Приглашаю!

— Спасибо. Вернемся к делу, если не возражаете.

— Не смею возражать. Полагаю, страшилку про госпереворот лучше показать на ТВ, по первой программе. Что называется, на весь Союз. Мой хороший знакомый ведет обзоры «Панорама недели».

Он и озвучит. Только статистику, не обижайтесь, надо почистить.

— Зачем? — пожал плечами Толмачев. — Она и так стерильная. Только что выдуманная.

— Затем, что потребитель информации обладает таким рудиментом, как психология… И он не верит круглым цифрам. Он тихо улыбается, когда слышит про отдельную квартиру к двухтысячному году. Вы написали: полторы тысячи респондентов были опрошены в результате вашего так называемого опроса. Возьмем лучше цифру тысяча триста сорок четыре. Чувствуете, как она наливается соками реализма? Далее. Вы считаете, что семьдесят процентов наших респондентов ожидают переворот до Нового года. Уверяю вас, большинство наших граждан ничего не ожидают. Они еле сводят концы с концами, жрут, пьют и, если получается, живут половой жизнью. Потому-то, учитывая гражданскую дикость общества, при проведении референдума и был занижен предельный уровень голосующих. Сиречь электората. Никаких семидесяти процентов! Пятьдесят семь. Это мое любимое число. Некруглое, весомое. Пятьдесят семь — это большая половина, уверенная и агрессивная. Не какие-то дохленькие пятьдесят два процента, где все вопиет о подчистках, подтасовках, подкупе избирателей и прочих звериных оскалах демократической процедуры голосования. Между нами, я недавно давал коллегам задание на комплексный опрос москвичей. И строчку о перевороте вставил. Если кто-то захочет проверить информацию, которую мы выпустим на телевидение, милости прошу! У нас все по-честному… Когда соваться в эфир?

— Как можно скорее. Но желательно. — чтобы результаты опроса прозвучали одновременно с газетными публикациями на эту тему.

— А что вы мыслите увидеть в газетах?

— Аналитические материалы, основанные на опросах, а также на информации о возне крупных финансовых групп вокруг военного пирога. Я вам дал, что мог.

— Это немного. Однако некоторые цифры впечатляют. Интересно, как же я их раздобыл?

— Протечку организуем. Хоть на правительственном уровне. Главное, чтобы в аналитических материалах ответы респондентов были рассмотрены в увязке с этой информацией.

— Понял, — сказал Хоботов. — Движущие силы. Военные, коммунисты, демократы-аппаратчики, криминальная буржуазия, аграрники… Или чукчи.

— Чукчи?

— Это к слову. Можно написать — нацмены.

Или евреи. Хорошо! Сделаем на основе опросов несколько интервью с одиозными политиками или деятелями культуры. И те, и другие любят помолоть языком. Возьмем одного с правого края спектра — с паникадилом и с серпом за пазухой. Другого — слева — с «Мерседесом» и валютным счетом. Вот они в один голос и возопят… Скажем, в «Правде» и в «Московских новостях». Неладно, братцы, в нашем королевстве! Вьются вороны над башнями Кремля, норовят тюкнуть в темя власть. А службы безопасности разевают варежку!

— Круто, — усмехнулся Толмачев. — Ну и что же скажут в ответ службы безопасности?

— Это уж ваша забота.

— Хорошо бы к тому времени службам безопасности доложить, что они задушили общими усилиями гидру переворота.

— И тогда мы пойдем пить пиво.

— Сначала надо до этого дожить. Желаю успехов!

Толмачев поднялся и пошел — по Страстному бульвару, затем по Петровскому. А там и Рождественский показался. Девушек на каждом шагу попадалось, как никогда раньше. Красивые, что характерно, и загорелые. Но Толмачев на них оборачивался только по привычке. Во-первых, у него теперь была Полина, во-вторых, шеф дожидался.

Савостьянов смотрел по видику фильм о техническом обеспечении ЦРУ. Смотрел, наверное, в десятый или в сотый раз.

— Обрати внимание, — сказал генерал, — какая у них соломорезка. Они через нее пропускают все отслужившие секретные бумаги. Потом бумажная соломка пакуется и сжигается. Это же сколько мороки!

Савостьянов выключил видик.

— Пименов, начальник техгруппы нашей, который месяц пристает: требует установить соломорезки во всех подразделениях Управления. И еще эти… как их… шредеры. Те вовсе могут бумагу в пыль превращать. А я думаю: зачем нам такие цацки? Что, деньги лишние?

— Прогресс… — пожал плечами Толмачев. — Надо, наверное, идти в ногу со временем.

— Чепуха! — вскочил Савостьянов и захромал по кабинету. — При чем тут прогресс? Любите же вы, молодые, болтать о всякой чепухе! Мы же не швейные машинки делаем. Это там нужно современное сборочное оборудование — чтобы производить больше качественной продукции.

Генерал снова включил видик, перемотал фильм.

— Глянь! Это у них называется операционный зал. Чуть ли не на полсотни человек. Да в три смены!

Записывают сообщения своих корпунктов, радиоперехват, телефонную болтовню, переговоры авиадиспетчеров и таксистов. Хотят владеть всей информацией. Смотри, какая техника! Может, и нам завести? Чтобы от прогресса не отставать? Нет, брат… Владеть всей информацией нельзя. Эта цель недостижима, как горизонт. Надо владеть не информацией, а ее основными источниками. Надеюсь, понятна разница?

— В теории — да.

— Хорошо, ют тебе практика. По большому счету, мне наплевать, что говорит в течение года премьер-министр о президенте своему пресс-секретарю. Я не собираюсь их шантажировать, использовать записанную неосторожную болтовню. Но когда я захочу узнать приватное мнение премьера о конкретных действиях президента — мне его сообщат. А когда понадобится внушить премьеру мое мнение — его передадут. Ну, для чего устанавливать подслушку в премьерском кабинете или в спальне?

Да еще операторов сажать на дежурство, пленку изводить… Так и с этими шредерами. Конечно, пожар — лучшее средство от клопов, но какие у нас копятся бумаги для массового уничтожения? Ты их много видел? А сам сколько сочинил? Приехал из командировки, доложил о результатах — и свободен. Я тоже на словах докладываю начальнику. Детали ему не нужны. А потребуются точные цифры или фамилии — спрошу у тебя. То есть каждый должен владеть информацией в том объеме, который необходим для нормальной работы. Не более. Мне не интересно, как Грищенко давит своих жуликов.

А ему не интересно, каким образом я прикрываю его священную войну. Ничего лишнего! Ни машинок, ни бумаг, ни людей!

— Насчет людей… В этом я убедился на собственной шкуре. Фигаро здесь, Фигаро там.

— А что ты хотел? Да, тебе приходится выполнять разнообразную работу. Весьма разнообразную.

Ну, давай наймем тридцать тысяч курьеров. Однако тогда понадобится старший курьер — распределять задания. Ему понадобятся заместители — по отраслям. И контролеры — проверять, как выполняются задания. И через месяц я буду записываться на прием к старшему курьеру. А он начнет брать взятки, чтобы принять меня вне очереди. Это, брат, трагедия госаппаратов, мечтающих владеть всей информацией и полностью контролировать ее прохождение по вертикали. Бумажки как раз и создаются для контроля. Но чем больше бумаг — тем больше вероятность протечки. А спецслужба тем сильнее, чем меньше о ней знает обыватель. Я тебя убедил?

— Вполне, Юрий Петрович.

— Ага. Убедил и утомил. Резюмирую. Пусть лучше в наших кабинетах пыль собирают компьютеры, а не шредеры. От компьютеров хоть польза. Иногда.

Теперь рассказывай о встрече с нашим публицистом. Правда, оригинал?

— Не то слово.

И Толмачев коротко рассказал о предложениях Хоботова.

— Нормальный ход с газетами и телевидением, — одобрил Савостьянов. — Держи руку на пульсе. Теперь скажи: что слышал о Мостовом?

— О вице-премьере? Молодой, честолюбивый…

Баллотировался в Верховный Совет по какому-то забайкальскому округу. Курирует вопросы села.

— Курирует вопросы… Чиновником становишься, Николай Андреевич! Ладно. И это все, что ты знаешь о Мостовом? Не много же… Иди в группу персоналий, пусть копают, как в метро. Надо иметь полное представление об этом скромном любителе села. Его люди, как выясняется, вертятся в Поваровке. Что забыл Мостовой возле дачи Антюфеева? После обеда приедет Акопов. Я отзываю его для нового задания. Познакомишься. Он хороший парень.