Цвет мести – алый - Галина Романова

– Видел я тех соседей! – фыркнул Сизых, и понять было невозможно, ирония ли это или что-то еще более пренебрежительное. – Дальше!

– После этого к дому подъехал охранник Холодова.

– Ого! Ты и туда снова сунулся?! – Сизых побагровел, сцепил пальцы в замок так, что суставы побелели. – Дальше!

– Он поднялся в квартиру, дверь оказалась заперта.

– Логично!

– Никак нет, Валерий Иванович! – Горелов все же вскочил на ноги и вытянулся по стойке «смирно». – Когда Захаров уходил, дверь он не закрыл. Она так и осталась незапертой. Они ждали еще гостей и не запирались.

– Дальше!

– Охранник Холодова подергал дверь за ручку, постучал, позвонил, в квартире было тихо. Он спустился к машине и вскоре уехал.

– И?

– А потом дверь вдруг самым неожиданным образом вновь оказалась открытой! Когда уже остальные гости приехали и в квартиру вошли.

– То есть ты хочешь сказать, что, когда уходил Захаров, дверь была открыта? Когда приехали остальные гости, она тоже была открыта? А когда охранник Холодова поднялся на этаж, дверь оказалась заперта?

– Так точно, Валерий Иванович!

– И что тебя, собственно, вдохновило на поиски, Кеша, не пойму? – пожал плечами Сизых, выворачивая нижнюю губу капризным валиком. – Захаров ушел. Девки заперлись. Потом открыли дверь…

– Ага, при этом открыли именно в тот момент, когда уже догола разделись и дозу себе вкатили? Нет, Валерий Иванович, не сходится. Ничего не сходится!

– Хорошо, хорошо, не кипятись, – неожиданно примирительно пробормотал начальник. – Пусть так. Пусть Гена этот Шишкин выманил Захарова телефонным звонком, и тот вышел. А Гена этот вошел и поочередно отключил двух женщин. А как ему это удалось, не подскажешь? Они же вой могли поднять! На глазах друг у друга и…

– Рита ушла в спальню подремать, еще когда Захаров был в квартире, – весьма неучтиво перебил начальника Горелов. – Ее подруга одна хлопотала в кухне. Эффект неожиданности и все такое.

– Ага. – Сизых покивал, подумал. – Выходит, он выманил Захарова, пробрался в квартиру, запер дверь, отключил обеих женщин, вкатил им смертельную дозу наркотика, раздел, уложил в койку. Потом вышел и дверь оставил открытой. Так?

– Так. Выходит, так.

– Это мне понятно. – Сизых вдруг с тоскливым неверием уставился на подчиненного, потом со вздохом подпер щеку кулаком, с грохотом опустив локоть на стол. – Непонятно только, зачем ему это нужно, студенту голожопому?! Зачем, Кеша?! Ответишь на этот вопрос правильно, поставлю зачет. Не ответишь – неуд тебе!

– Рита видела… То есть могла – предположительно – видеть, кто стрелял в Марину Стефанько. Она в момент выстрела находилась за ее спиной.

– Это я помню. Дальше!

– Стрелял, по моим сведениям, в Марину Стефанько все тот же Шишкин Геннадий Игоревич. Он понял, что его заметили, проследил за Ритой и… Расстояние ведь там не очень большое, между кофейней и домом – десять-пятнадцать метров, рассмотреть вполне возможно. Я думаю, все было именно так. – Обессилев, Горелов без приглашения опустился на стул, полез за носовым платком в карман, вспомнил, что оставил его на столе в кабинете, и смахнул пот со лба ладонью.

– Неплохо ты думать умеешь, Кеша. Совсем неплохо! К тому же имя великого и непогрешимого – не станем называть его имя и фамилию – мыслями твоими очищается от грязи. – Тут Сизых скорчил такую недовольную мину, будто ему самому пришлось в грязи той выпачкаться. – Но у меня ведь еще вопрос к тебе, Кеша… Зачем Шишкину убивать Марину Стефанько? Он же, кажется, любил ее?

– Вы и это знаете?! – ахнул Горелов.

– Я много чего знаю, Кеша. Так зачем же ему понадобилось убивать курицу, которая исправно несла для него золотые яйца? Почему бы не сделать это кому-то другому, великому и непогрешимому? – Тут Сизых снова скроил противную рожу. – У которого Стефанько эти самые золотые яйца таскала?

– Вы про Гольцова?

– Про него, про него, урода! – Сизых сплюнул, пожевал губами и снова сплюнул. – Только ведь у этого урода алиби стопроцентное на тот момент! И у людей его тоже алиби. И не стал бы он пачкаться именно таким образом. Мне даже звонили знаешь откуда?! И за Гольца этого стопроцентно знаешь чья голова поручилась?! Ну да лучше тебе этого не знать, Кеша. Н-да… Так что же ты молчишь, ответь, зачем Шишкину убивать свою любовницу, а?

– Она ему изменяла!

– Да ты что?! – Сизых захихикал, в притворном изумлении прикрыв рот краем ладони. – Неужели?! Неужели он этого не знал? И не знал, на чьи деньги она его содержит?! Он же не мог предположить, что является внебрачным сыном Гольцова или близнецом его сына и его ошибочно подменили в роддоме или похитили цыгане… И Марина теперь вынуждена, и все такое… Такое, кажется, всегда и случается в финалах индийских фильмов, а, Кеша?

Горелову вдруг сделалось до тошноты неуютно в кабинете начальника. Чего-то он явно не знал, что-то – сто процентов! – пропустил, пока апатичной тоской своей маялся и до Нового года, который собирался отпраздновать все равно как, дни считал.

Что от него скрыли? Почему? По приказу Сизых или как? Он уже и про Гольцова знает, и почти все – про самого Шишкина! Значит, за спиной у Горелова продолжалось расследование, велось оно все-таки. Кем? Почему скрыли от него? Считали, что он дров наломает? Станет действовать предвзято?

– Шишкин твой не мог убить ее, Горелов, – сделавшись вдруг очень серьезным, хлопнул ладонью по столу Сизых. – Не мог голозадый студент раздобыть дорогое охотничье ружье! Да и вообще, стволы на дорогах не валяются. А тот выстрел был сделан не из дешевого обреза. Говорил я с экспертами, пока ты за призраками гонялся, и не один, мать твою, а аж два эксперта в один голос меня уверили, что ружье дорогое. Мы уже всех охотников перетряхнули. Чисты, яки ангелы! Кто же выпустил в нее две пули, Горелов? За что?

– Но ведь мотив был только у Шишкина, Валерий Иванович, – слабо возразил Горелов, зажал коленями ладони, насупился. – Он ревновал ее. Жутко ревновал. Соседка по лестничной клетке его вечно провоцировала. Он нервничал. У меня все так сошлось.

– Сошлось у него! – воскликнул со вздохом Сизых, обернулся к сейфу, открыл его, взял верхнюю папку. – Не хотел я тебя допускать до поры до времени, да, видимо, придется, чтобы ты дров не наломал. На, читай. Внимательно читай.

– Что там?

Горелов взял папку, развязал шнурочки, открыл на середине, по привычке. Он всегда начинал дела читать с середины, если приходилось. Потом возвращался к началу, а затем уже добивал финал.

Дело, которое передал ему Сизых, было еще тоненьким пока что. Всего-то с десяток листочков. И пробежал их Горелов глазами очень быстро. И то, что он прочел, повергло его в шок.

– Как же так, Валерий Иванович?! – закрыл он картонную папку и принялся подрагивающими пальцами завязывать шнурки. – У меня же все так сходилось!

– У тебя сошлось, а у Гены Шишкина – не очень, знаешь ли, – хмыкнул невесело Сизых. – И хорошо, браконьера этого взять удалось, а то лежать бы твоему Гене до весеннего паводка в яме. А так…

Горелов уже и сам узнал – прочел в деле, – что взятый с поличным браконьер с перепугу начал каяться перед представителями власти, устроившими рейд. И что не отстрелил-то он пока еще никакой живности, вся посбегала. И собака у него зажирела, дичь совсем не гоняет. И вообще, с ружьем он по лесу гуляет по давней привычке, а не из желания кого-нибудь пристрелить. А пока милиция с егерем с ним время теряют, у них под самым носом буквально труп разлагается. Какой труп? А тот, который его зажиревшая собака отрыла в овраге. Не верите – взгляните.

Не поверили – взглянули. Не соврал браконьер. В самом деле, на дне оврага обнаружились останки мужчины, предположительно молодого, если судить по одежде. Предположительно, не очень давно убитого, всего-то, может, пару месяцев тому назад. Скончавшегося от нескольких ножевых ранений. При тщательном осмотре останков в кармане убитого обнаружили пригласительный билет на студенческую вечеринку в уже известный Горелову институт. Пригласительный билет был именным. И имя, значившееся там?.. Правильно! Шишкин Геннадий – было выписано там, красиво, с легким наклоном, хотя уж и поистлеть билет немного успел. Поехали в институт, нашли знакомых парня, которого уже давно никто не видел. Пригласили парочку ребят на опознание. Парни нос воротили от трупа. Одежду узнали. А вот девушка Гену узнала точно. Долго плакала и призналась, что она уже говорила с кем-то о Гене и даже ездила с этим человеком в центр города, где Гена работал незадолго до своего исчезновения.

– Съездили и туда, – нравоучительным тоном продолжал свой рассказ Сизых. – Поговорили с дамой. Ничего, с пониманием оказалась дамочка, разговорчивая.

– Разговорили ее? Есть результат?

Горелов зябко повел плечами, повертел шеей, которой сделалось тесно в воротнике сорочки. Хорошо, что сам он там не засветился – Белов вел бой со старой грымзой с фирмы. Иначе от Сизых он и за это получил бы сейчас по полной программе.