Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели - Лев Колодный

Буш сказал, что должен быть ниже.

Я ему возразил, что выше. "Сначала, говорю, — вы нашли Землю. И только после этого установили на этой Земле Свободу".

Статуя «Свободы» поднялась над берегом Гудзона на 85 метров. Не сразу ее полюбили. Статую Колумба для США Зураб решил поднять на 126 метров, создать культурно-торговый центр внутри громадного пьедестала…

Пришло время разбрасывать камни… В Москву в августе 1991 вошли танки, И вскоре с позором ушли. А в декабре развалилась великая держава. Созданные Зурабом по ее государственным заказам дворцы, пансионаты, монументы оказались разбросанными по разным независимым странам…

В тот тревожный год он писал картины, занимался делами Союза дизайнеров, принимал госсекретаря США и Генерального секретаря ООН, ходил на заседания Съезда Советов. Там разыграли последний акт драмы. Поверженный Горбачев запретил КПСС. Оставшись без стержня власти — страна развалилась. На флагштоке здания правительства в Кремле опустили флаг СССР.

Из "Белого дома" на Пресне президент России Ельцин переехал в Кремль, в кабинет сошедшего с исторических подмостков президента СССР. За шесть с половиной лет правления Горбачев не успел ничего построить в Москве.

Вся надежда оставалась на Ельцина, ставшего хозяином России. Но и на следующий год ничего не удалось создать за стенами мастерской.

В 1992 году Зураб полетел в Америку, чтобы представить модель Колумба властям штата, где намеревались установить монумент первооткрывателю Америки. В дальний рейс отправился впервые вместе с мэром Москвы Юрием Лужковым и его заместителем по строительству Владимиром Ресиным. На месте следовало решить множество вопросов. Полетел тогда в Америку и Эдуард Шеварднадзе, сошедший с капитанского мостика корабля «СССР». Время для такой поездки у бывшего министра СССР было. Он еще не ступил пока на мостик другого корабля под названием "Республика Грузия".

На презентации, как обычно в Америке, говорили много красивых слов, выпили много вина и виски. С тех пор не раз пришлось летать в Америку по делам Колумба, идею которого одобрил Буш-старший, покинувший Белый дом.

Не раз встречался автор Колумба с новым хозяином Белого дома, молодым президентом США Биллом Клинтоном. От тех встреч осталось много фотографий. На одних снимках Билл и стоящий рядом Ельцин держат в руках маленькую модель Колумба. На других фотографиях Клинтону преподносят большую модель Колумба, на третьих снимках художник вручает ему же памятную медаль с образом Колумба…

Подарил Зураб Константинович другу Биллу и нечто более для него ценное — портрет матери, выполненный в Москве.

Об этом портрете спросили у автора однажды:

— Правда ли, что вы написали портрет матери Клинтона и он этот портрет носит с тех пор с собой?

— Да, могу ответить — это правда. У Клинтона незадолго до одной из наших встреч умерла мама, и я по фото написал заказанный мне портрет. Во время презентации моего Колумба — переданного в дар США, Борис Николаевич подарил этот портрет Клинтону. Тут такое началось! Президент великой страны неожиданно заплакал. Все гости сбежались, в том числе жена президента Хиллари. Никто не мог представить, чтобы президент Америки при людях слезы лил…

Но даже слезы умиления не сдвинули дело с мертвой точки…

Ни Клинтон, ни Ельцин не стали патронами большого проекта. Американский президент отдал судьбу Колумба на откуп губернаторам. А у каждого из них нашлись проблемы, отодвигавшие монумент на задний план. У одного губернатора запротестовали индейцы штата, считающие первооткрывателя континента преступником. Другой штат не захотел, чтобы Колумб поднялся выше статуи Свободы…

А Ельцину после вхождения во власть стало не до монументов. Президент, по специальности строитель, за десять лет на посту председателя Верховного Совета РСФСР и президента России за пределами стен Кремля не построил ни одного здания, не установил ни одного памятника. "Царское дело" за него исполнял другой человек. По имени Юрий Михайлович Лужков, мэр и премьер Москвы. По профессии инженер-химик, в душе — градостроитель.

Новый этап жизни началась 27 марта 1993 года. Тогда на клочке бумаги возник крошечный рисунок — эскиз обелиска в образе штыка. Под ним появилась роспись — Ю. Лужков. Рисунок возник за дружеским столом в новой мастерской на Пресне, на порядок больше той, что осталась на Тверском бульваре. С тех пор там ее хозяин больше не живет и не пишет картин. В старой мастерской занимается только скульптурой. Оттуда модели отправляются на литейные заводы…

На Пресне в марте получил художник городскую усадьбу. Она расположена вблизи церкви святого Георгия и бывшей богадельни грузинского князя Михаила. Эти здания напоминают о живших здесь грузинах.

Усадьбой по адресу Б. Грузинская, 17, владел до 1917 года потомственный почетный гражданин Василий Александрович Горбунов. Он жил на широкую ногу, с автомобилем и телефоном. В справочно-адресной книге за 1917 год этого Горбунова представляют деятелем Российского Взаимного Страхования Союза, членом попечительского Совета Комиссариатского технического училища, членом Российского фотографического общества и Российского общества спасания на водах, наконец, директором товарищества "бр. Горбуновых". Оно, по всей вероятности, приносило доход, обеспечивающий столь широкий круг интересов, исчезнувших после прихода к власти товарищей-большевиков.

Усадьбу с главным домом и дворовыми постройками много лет занимало посольство Западной Германии, перебравшееся отсюда в новое здание.

Церетели давно просил у правительства большую мастерскую. Чиновники долго не решались передать частному лицу усадьбу. Такого прецедента в истории советской Москвы не было. В новой России — появился. Проблему решил Ельцин.

— Он у нас такой один, — сказал Борис Николаевич, — хорошо помнивший, в каком большом доме принимал его в Тбилиси радушный Зураб Константинович…

По этому поводу, отвечая на часто задаваемый вопрос относительно московского домовладения, его новый хозяин отвечает:

— Дом мне подарило правительство России, а я отдал Российскому посольству в Грузии свой дом в Тбилиси, приватизированный после независимости, там 4700 квадратных метров. В нем исторически было Российское посольство, там еще Киров работал. Так что вышло все справедливо. Хотя то не было обдуманной сделкой. А так и я сделал дар, и мне подарили.

В июле 2002 году российские дипломаты пригласили Церетели для консультации в стены построенного нового посольства России в Тбилиси. Здание расположилось на окраине города, по дороге в Багеби. Зураб предложил в парадном зале повесить три картины, виды трех городов — Москвы, Санкт-Петербурга и Тбилиси. А также герб России. Поскольку он записал размеры будущих картин и герба, то, я думаю, что сам и создаст. Какое это будет по счету посольство, которое украсит?

…Заканчиваю первую часть книги, хочу сказать под занавес. В особняк с мезонином на Большой Грузинской, 17, я постучался в холодный снежный день в конце 1993 года…

Конец шестой главы

МАСТЕРСКАЯ НА ПРЕСНЕ.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, где рассказывается о первой встрече автора с художником, совпавшей с запуском двух больших и трудных проектов «Колумба» для США и "Парка чудес" для Москвы.

В дом Церетели я пришел, чтобы взять интервью. Он принял меня вечером, сидя за столом в теплой компании, которая к моему приходу успела основательно выпить и закусить. Опешив от такого приема, я на минуту замер на пороге и таким образом оказался в полный рост в раме двери. У меня промелькнула мысль, что никакой беседы при таких обстоятельствах не получится. (А у Церетели, как он потом сказал, возникла мысль написать мой портрет.)

— Донателлло! — вместо приветствия воскликнул Зураб, разглядывая гостя в дверном проеме, где я напомнил ему изваяние конквистадора знаменитого итальянского мастера. До той минуты мне в голову не приходило, что имею некое сходство с образом Донато ди Николо ди Бетто Барди, выставленным в Итальянском дворике Музея изобразительных искусств. После такого комплимента с места в карьер хозяин предложил компании выпить за здоровье гостя.

Он сидел в блузе оливкового цвета во главе уставленного бутылками стола, где произносили, не уставая, тосты в честь всех наличествующих гостей, за Грузию, Россию, жен, родителей и детей, как положено за грузинским столом. С бокалом в руке художник напоминал Рембрандта, каким тот сам себя изобразил на автопортрете с Саскией. По всему было видно: ему не грозили беды, обрушившиеся на склоне лет на голову голландца, объявленного несостоятельным должником.

Так впервые попал я за легендарный стол, уставленный всеми дарами земли. После застолья я прошел по комнатам подвала, преобразованного в музей, и по залам особняка, неожиданно для себя попав в мир тысячи образов. Реальных, хорошо известных современников и людей, некогда живших на земле. Героев литературных, ветхозаветных и евангельских, фольклорных. Образов природы, цветов и деревьев. Образов архитекторы, старинных городов и замков. Образов условных, прихотливо-искаженных, но вполне реалистичных, когда с первого взгляда видишь, что пред тобой именно Тбилиси и Москва, Грибоедов и Пушкин. Меня поразил увиденный рядом с ними Шолохов, потому что то был не только еще один его портрет, но и образ, занимавший меня, после того мне в руки попала считавшаяся погибшей рукопись "Тихого Дона".