Иван Царевич и Серый Волк - Сергей Шведов

– Не кормил я её сегодня яблоками, – заныл Самоедов. – Мамой клянусь. – Значит, кто-то другой накормил, – хмуро бросил Царевич. – Ты Шараеву о монстрихе, убитой нами, рассказывал?

– Так всем рассказывал, ещё там, в гробнице, во время воскрешения Вакха-Осириса.

Теперь, после Самоедовских признаний, у Царевича уже не оставалось сомнений, что появление монстрихи Евы в Веркиной квартире не было случайностью. Яблоками невинную девушку накормил, конечно же, Шараев, он же протолкнул ее в нужное время в нужное место. А это нужное место находилось в заколдованном замке. Сан Саныч, хорошо знавший Веру Михайловну Царевич, нисколько не сомневался, что она не ограничится замками Мокрухи и Киндеряя, а непременно будет пытаться присоединить к уже имеющейся жилплощади замок феи Морганы, на стене которого висит злополучная картина, столь подробно описанная в романе Царевича. Картина была входом в лабиринт, где отсиживался потерпевший жесточайшее поражение в схватке с Белыми Волками Вельзевул. Теперь понятно, зачем этим сукиным сынам понадобился пожирающий богов дракон, зачем им понадобилась Иштар-Кибела, которая только одна могла взрастить дракона-богоборца. И этот поедающий богов монстр должен был либо уничтожить Перуна, либо сковать действия его Белых Волков, пока Шараев будет приручать Вельзевула.

Чудовищный вопль вдруг едва не оглушил Царевича, да что там Царевич, когда даже стены завибрировали и заходили ходуном, словно были сделаны из киселя. Нервы у художника не выдержали, он взвизгнул и бросился бежать. Валерка Бердов отшатнулся и вскрикнул в ужасе:

– Он проснулся, Царевич, он проснулся!

Если судить по резко усиливающемуся запаху серы, то проснулся Вельзевул где-то совсем неподалёку, ну, может, в километре от мирно беседующих в подземелье людей, которым не оставалось ничего иного, как следовать примеру расторопного Мишки Самоедова и уносить ноги. Никому не хотелось сталкиваться нос к носу с очнувшимся после долгого сна князем Зла.

Как долго продолжался этот забег средних лет российских интеллигентов, отличавшихся весьма скромными физическими кондициями, Царевич не знал, но вряд ли более получаса. Иван уже собирался падать, утомлённый непосильной для организма нагрузкой, но его неожиданно подбодрил радостный вопль Мишки Самоедова, который, похоже, обнаружил выход из жуткого подземелья. К сожалению, этот выход обернулся очередным тупиком, так, во всяком случае, показалось Царевичу, когда он обнаружил в огромном зале почти всю колдовавшую в замке феи Морганы компанию, включая Верку, Семирамиду, Ираиду Полесскую с вытаращенными от тихого ужаса глазами, мафиози Костенко, и даже Ларису Сергеевну с козлом Ательстаном. Здесь же были и вакханки-стриптизёрши из бара «Афродита». Правда, не было фурий и гоблинов. Последние, судя по всему, полегли все до единого в схватке с Вельзевуловой ратью. Зато по залу крутились пятеро Костенковских охранников в совершенно непотребном виде. Обратная метаморфоза прервалась на полдороге, и теперь все заколдованные, включая Синебрюхова, щеголяли хоть и в человеческом обличье, но с рогами на головах. И если охранники, люди, видимо, холостые, отнеслись к наростам, украшающим их головы, философски, то граф Ательстан Синебрюхов искренне страдал. Он, видите ли, считал, что виной всему не метаморфоза, прерванная на самом интересном месте, а как раз недостойное поведение его супруги графини Изольды, в смысле Ларисы Сергеевны, которая-де предавалась блуду, пока он страдал как последний козёл. Кроме всего прочего господин Синебрюхов наотрез отказался от графского достоинства, заявив во всеуслышанье, что он родился Николаем, им и умрет. Королевича Жана и лорда Базиля, которые клятвенно заверили графа в непорочности его супруги, Синебрюхов обозвал авантюристами, лжецами и аферистами. И даже позволил себе откровенно хамские намеки по адресу королевича Жана и графини Изольды, что весьма не понравилось фее Моргане.

– Ша, – рыкнула в сторону расходившегося козла ассирийская царица Семирамида, – Сейчас не до сексуальных разборок. Вельзевул проснулся, и если он доберется до этой самки Евы, то мы все сгорим в огне их страсти. – Ну, это, положим, – запротестовал Костенко. – Мне Шараев говорил, что Вельзевул если и опасен, то для существ второй реальности. И в случае неудачи нашего опыта он способен погубить только их. – А чего ты тогда от него улепетывал, – прищурился в сторону мафиози Васька Кляев. – остался бы в зале, поговорил бы с ним с глазу на глаз.

– Проблема в том, – взяла слово фея Моргана, – что мы с вами изолированы и от первой, и от второй реальности, и никто не может сказать точно, находимся мы вами сейчас в Мокрухином замке или в квартире гражданки Царевич. И уж тем более никто не возьмётся определить, в реальном мы здесь виде, то есть в плоти и крови, или являемся лишь овеществленной проекцией собственных мыслей.

Вообще-то Верка, скорее всего, была права. То есть любой из названных ею вариантов имел права на жизнь. Конечно, Царевичу было бы жалко, если бы его лирический герой королевич Жан пал в жестокой схватке со сказочным чудовищем Вельзевулом, но совсем другое дело, если бы в схватке с князем Зла скопытился бы реальный Иван Царевич, гражданин Российской Федерации, атеист по воспитанию и убеждению. Эта означало бы не только смерть самого Царевича, но и торжество князя Зла на всём пространстве России, да и не только её. Ситуация, конечно, парадоксальная: воскресить дьявола в воображении, чтобы потом пасть его жертвой в реальности, но, как говорится, чем чёрт не шутит, пока Бог спит.

– Надо опередить Вельзевула, – сказала Наташка. – И вернуть девушку Еву в первородное состояние. Нам пока удалась удержать её в сфере своего влияния.

– А каким образом вы её собираетесь возвращать в это самое состояние? – спросил Самоедов, испуганно косясь на двери, за которыми, если верить Семирамиде, находилась сейчас «крокодилиха».

– Нужен мужчина, способный увлечь девушку и направить её на верный путь, – пояснила Верка. – Лучше если это будет человек, которого она знала, находясь ещё в человеческом обличье. – Я протестую, – заверещал Самоедов, сразу сообразивший, к чему клонят милые дамы. – Нельзя насильственно принуждать мужчину к зоофилии, это уголовно наказуемое деяние. – Окстись, – цыкнула на него Наташка. – Какая здесь может быть зоофилия. Вспомни сказку «Аленький цветочек» и смело двигай на покорение заколдованной злыми волшебниками девицы.

– Так ведь она слопает любого, кто переступит порог комнаты. Я же эту стерву знаю, я уже был ею психически и физически травмирован. В конце концов, я вообще импотент.

– Стыдно, Самоедов, – укорила художника Верка. – Ты единственный здесь неженатый мужчина. Мы не можем послать к девушке этих баранов, они своими рогами произведут на Еву негативное впечатление. А потом, какая разница съест тебя сам Вельзевул или его самозваная невеста. По-моему, мужчине приятнее быть съеденным женщиной. – Протестую, – взвизгнул Мишка. – Кабы это была женщина, я бы пошёл, но это же монстриха. А с монстрихой пусть борются офицеры ФСБ, это их профессиональный долг, они за это зарплату получают. А потом Евочка лесбиянка, я это знаю совершенно точно. – Да что вы его слушаете, – нахмурилась Верка. – Забросим в комнату, а там пусть будет то, что будет. Если этому сукину сыну хватит мужского обаяния, значит, будет жить, ну а если не хватит, то на нет и суда нет.

– Как эта нет суда?! – возмутился Самоедов. – Но есть и божий суд, наперсники разврата, и он придёт, если вы отважитесь на чудовищное насилие против художника и гражданина.

Царевичу, честно говоря, было жаль Мишку Самоедова, который, к слову, хоть и был кругом виноват, но всё-таки не заслуживал столь жестокой участи. Есть же, в конце концов, гуманистические принципы. Хотя, очень может быть, в аду эти принципы как раз не действуют. Во всяком случае, Верка и Наташка были настроены весьма решительно и вполне способны были исполнить свою угрозу применения мер физического воздействия против несчастного художника. Бараны-охранники уже поигрывали мускулами и ждали только команды, чтобы наброситься на Самоедова.

– Может её пристрелить, – неуверенно предложил Костенко. – Если она уже однажды превратилась в девушку после смерти, то почему бы ни попробовать убить её во второй раз.

– Нет, – покачала головой Верка. – Мы сейчас находимся в совершенно другом мире, и убийство «крокодилихи» если ее здесь вообще можно убить, обернётся убийством невинной девушки, что вызовет астральный обвал с непредсказуемыми последствиями. Убив Еву, мы рискуем истребить весь человеческий род, ибо она сейчас олицетворение нашей общей праматери.

Если исходить из логики сумасшедшего дома, в котором пребывал в последнее время Царевич, то, надо признать, что Вера Михайловна совершенно права. Правда, Иван не был уверен, что последствия распространятся на всё человечество, но то, что находящиеся в аду граждане Российской федерации испарятся в один миг, словно их никогда на свете не было, это вполне возможный вариант развития событий.