Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева

ты не смог отправить вовремя последнюю телеграмму. Ты перепутал время. Хотя уехал утром. И у нас провал. И мы снова без связи.

Густав молчал.

— Но хуже всего, что ты был на машине. Молись, чтобы никто не запомнил ее номер. Иначе…

— Иначе что? — насмешливо спросил Густав.

— У меня заберут дочь и отдадут ее в немецкий приют. Потому что она мешает мне работать.

Оля заперлась у себя в комнате, стараясь успокоиться. Ленхен крепко спала.

— Спи, доченька. Я не знаю, что ждет нас завтра, через час, через пять минут. Прости меня, если можешь.

Утром мрачный Густав изрек только одну фразу:

— Я — радист.

И ушел из дома, тяжело опираясь на палку.

Очередную телеграмму по другому адресу Оля отправляла сама.

— Прошу тебя, дорогой, просто побудь дома, пока я не вернусь, — попросила она мужа.

— А ты вернешься через пару месяцев? — уточнил Густав. — Спасибо, что предупредила.

В сентябре жизнь в доме превратилась в кошмар. На очередную встречу с Отто Оля ехала, оставив дочку одну: Густав ушел за папиросами и не вернулся к десяти, как они договаривались.

Отто ждал ее на квартире.

— Я не представляю, что нам делать? — спросил он. — Может, ты что-нибудь подскажешь?

Оля молчала.

— Девочка моя, вам нужна няня. И ты нужна мне где-нибудь поближе. Я не могу так рисковать, пойми меня правильно.

Оля кивнула. Она получила текст очередной телеграммы: длинный и странный.

— Спишешь на почте, — разрешил Отто. — И прошу тебя… Придумай что-нибудь. Я позвоню.

Помощь пришла неожиданно. Дома ее ожидала маленькая посылочка.

— Принес какой-то немец, — небрежно сказал Густав.

Оля бросилась в спальню, где ее ждала дочь. На лице девочки было написано недетское удивление, смешанное со страхом и чем-то еще.

— Что, малышка? — спросила Оля. — Папа не поднялся к тебе? Ты плакала, а потом просто лежала и ждала, когда же вернется мама? Я сейчас тебя покормлю, моя дорогая. Дай мне одну минутку.

В пакете была одежда для Ленхен: теплая кофточка и ползунки, пачка сухого молока, короткое письмо и целое состояние — двести марок.

«Моника! Тебе помогут эти деньги. Найми няню. Мы с тобой. Мария, Гельмут».

В тот же день Оля договорилась с женой мясника.

— Пять марок в день, дорогая фрау Моника, и я всегда буду рада вам помочь. Деньги, разумеется, вперед. Я вырастила троих детей. И в моем доме, поверьте, никто не разрисует щечки вашей дочурки.

В день, когда Оле позвонил Отто, она была на седьмом небе от счастья.

— У меня есть няня. Слушаю вас, господин Клаус! — звенел ее голос.

— Что ж отлично. Тогда завтра поедешь в Линц. Адрес ты знаешь. Посмотри на дом. Оттуда же отправь телеграмму. Постарайся увидеть, кто ее получит. Я позвоню в среду.

Жена мясника, которую по иронии судьбы звали Анной, забрала Ленхен в шесть утра.

— Давайте договоримся сразу, — предупредила она, укладывая деньги в карман. — Если вы не вернетесь к девяти вечера, то я отнесу ребенка отцу.

— Конечно, дорогая фрау Анна.

Оля представила, как «обрадуется» Густав, и помчалась в Линц.

Телеграмму она отправила с вокзала и поехала искать дом. Почтальон появился почти одновременно с ней. Оля не увидела того, кто получил ее телеграмму, но отчетливо слышала слова почтальона: «Вам опять телеграмма».

Минут через пятнадцать невысокий мужчина вышел из дома.

«Что ж, — подумала Оля. — Связь действует. Но телеграмм должно быть меньше. Это уже привлекает внимание».

Домой она добралась к двадцати двум часам. Дочь ждала ее в коляске на первом этаже. Густава рядом не было.

— Дорогой! — окликнула Оля мужа. — Я вернулась. У тебя все в порядке?

— У меня? Да, — неохотно ответил Густав из спальни.

— Тогда спустись, пожалуйста.

Когда муж наконец появился на лестнице, Оля уже кормила дочь грудью.

— Будь добр, сделай мне чай и бутерброд, — ласково попросила она, хотя внутри нее бушевала ярость. — Ты так добр, что оставляешь дочь одну. Вероятно, надеешься, что она сама поднимется в спальню?

Густав молча пошел на кухню.

— Если бы ты не перепутал время, когда можно отсылать телеграмму, я была бы сегодня дома.

Муж рассмеялся.

— Тебе не кажется, Моника, что я один всегда и во всем виноват? Только я. Может…

— Извини, дорогой. Я очень устала. И это я, конечно, во всем виновата. Ты уж прости меня, если сможешь. И ты, доченька. И вы, остальные люди…

Густав сел на стул и протянул к малышке руки.

— Иди, поешь. И не бойся. Пока мы вместе, я смогу защитить тебя и Ленхен.

Он ловко взял малышку на руки.

— У меня была младшая сестренка. Я ее нянчил. Так что… вполне справлюсь. Хотя… Фрау Анна нас здорово выручила сегодня. Я сходил в госпиталь. Ничего не узнал, правда. Они все стали другими. Сникли. И это так приятно! Смотри. Засыпает. Завтра искупаешь. Ложись спать.

Ленхен проснулась через час, и больше не засыпала ни на минуту. В три часа ночи Олю сменил Густав.

— Иди в мою комнату, поспи. Эти няньки… После них одни проблемы…

В восемь позвонил Отто.

— Ты сделала документы на ребенка? — сразу начал он.

— Не успела, — покаянно произнесла Оля, которая забыла об этом начисто.

— Я так и думал. Сегодня же иди к бургомистру. Проси срочно. Как съездила?

— Все неплохо. Но почтальон… В общем, телеграммы вызывают удивление.

— Понятно. Так и сообщи. Сегодня же. И скоро поедешь к «дяде».

Договорив, Отто мгновенно отключился. Это делало звонок еще более емким.

— Густав, мне надо срочно оформить документы на малышку. Я совсем забыла.

— Я схожу сам. Я уже всем рассказал, как мечтал о сыне. Продолжу.

— Спасибо. И еще. Вечером будет работа.

Густав снисходительно улыбнулся. Ольга знала, в такие минуты муж чувствует себя героем.

Документы сделали быстро — помогли бутылка шнапса и коробка папирос. А вечером Густав уехал один.

— Вы мне будете только мешать, — твердо отверг он попытку Оли поехать всем вместе. — В конце концов, это моя работа.

Радиограмма была короткой: «Центру. Телеграммы вызывают подозрения. Ландыш». Ответ был длиннее: «Ландышу. Замените на письма. Ускорьте сбор данных по объекту. Дербент».

Все это Оля рассказала Отто на второй станции от ее дома, где они встретились на следующий день.

— Будь готова к отъезду. Документы передам на вокзале в Берлине. Поедешь с ребенком. В Цюрихе тебя встретят. Можешь неделю пожить у «дяди». И, если нужно, используй Густава. По обстоятельствам.

Отто быстрыми шагами ушел к машине, а Оля еще минут двадцать ждала свой поезд.

Через неделю она уехала к Гельмуту. В Цюрихе ее никто не встретил. И Оле пришлось