Выбор - Виктор Суворов

Глава 20

Манекен с облупленным носом привязан к стулу. В штаны манекену – гранату РГД-33. К колечку – веревочка. Проба первая. Результат: так не пойдет. Как говорят испанцы: по passaran. В переводе на русский: не прохонже. Не пойдет потому, что потянешь веревочку из-за угла, но не колечко с предохранительной чекой выдернешь, а всего манекена со стулом с места сдернешь. Что же предпринять?

– А ну, господа офицеры, обложим ножки стула каменюгами!

Обложили. Попробовали еще разок. Результат: если потянешь веревочку, то выдернешь колечко с предохранительной чекой. А стул с манекеном на месте останется. Именно это и требуется. Выглянул князь Ибрагимов из подвала: никого? Никого. Тогда снова в подвал. Всем за угол! Всем уши зажать! А сеньора Червезу князь ножичком мягонько в бочок: тяни, сеньор, веревочку.

Рудик Мессер представил, что прямо между черных глаз есть точечка. Пока она орала, Руди смотрел в пол. Но смолкла она на мгновение, чтобы перевести дыхание и воздуха глотнуть, поднял Руди глаза, широко их раскрыл, внимательно рассматривая несуществующую точку на переносице, и мягко попросил:

– Не ори.

Грохнуло за углом. Грохнуло так, что с потолков подвала вековая грязь посыпалась. Думали, и камни посыплются, пронесло. Крепко в шестнадцатом веке во французских имениях своды подвальные соединяли. Рассеялась пыль и грязь, выглянули из-за угла – здорово! Ни стула, ни манекена с облупленным носом – одни кусочки по полу да лохмотья, как московские снежинки, опадают. Кружась.

Тогда второй стул сюда! Опыт – великое дело: сразу ножки стула каменьями обложили. Для устойчивости непоколебимой. Теперь, сеньор Хуан Червеза, твоя очередь. Садись. Вместо манекена. Проволоками тебя притянем. В штаны тебе такую же гранату. РГД-33. Надеешься, что тебе только яйца оторвет? Надейся. А господа гвардейские офицеры надеются, что не только яйца тебе вырвет взрывом. Разнесет так, как манекен разнесло. Крепко сидишь? Это хорошо. Гранату веревками к пузу твоему привязать несподручно. Лучше бинтом. Говорили же: верни долг. По-хорошему говорили. Не понимаешь по-хорошему. Жаль. Нам плохо. Тебе плохо. Из-за каких-то вонючих денег жизнь свою отдаешь, а господа офицеры и их очаровательная предводительница жизнью рискуют, шеи, считай, под гильотину подставляют. С превеликим удовольствием отпустил бы тебя, но нельзя – ты же в полицию побежишь жаловаться. Поэтому тебя непременно надо ликвидировать. Так ликвидировать, чтобы опознать было нечего.

Так… Усики металлические сжать, чтобы чека предохранительная легко вышла вслед за колечком, освобождая рычаг предохранителя… Веревочка привязана. Все за угол…

Понимал ли сеньор Хуан Червеза, что ободранный князь бормочет? Явно понимал. Даже русского языка не зная, все равно понимал. Он от взрыва первой гранаты оглох: все уши руками зажали, а он за веревку тянул, потому что уши зажать нечем было, потому ошалел и плохо слышит. Но все равно понимает. Чего тут понимать? Долг не отдал – ну и получи РГД-33 в штаны. Получи, дорогой. Заслужил. Проверили эти русские варвары на манекене: все работает, теперь твоя очередь… Чтобы и после тебя обрывки штанов под потолком летали, как перышки пуховые…

Последнее желание. Что тебе, сеньор Червеза, напоследок желается? Выкурить сигарету? Целую не дадим, времени в обрез, уходить пора, пока не застукали, а затянуться разок – пожалуйста. Тебе еще и выпить хочется? Тоже не забыто, на – хлебни. Что морду воротишь? Русская водка не по нутру?

Теперь прощай, сеньор.

Фрау Бертина больше никогда на него не кричала.

И не вызывала его в свой кабинет на экзекуцию.

Ему вовсе не хотелось, чтобы она била линейкой по ладони. Просто интересно: что потом, после битья?

И снова красивая мысль пришла в его светлую голову.

Дождался ночи, легкого скрипа соседней двери. Повела фрау Бертина длинного хныкающего Фридриха к себе.

А Руди – за ними.

Встретил глаза ее бешеные, точечку между глаз представил, внимательно ее рассмотрел и тихо сообщил:

– А меня тут нет.

И Фридриху тоже: нет меня.

Все за угол! Уши зажать! Потянул князь за веревочку. Колечко напряглось и потянулось за веревочкой. А за колечком – чека. Чека – это такая проволочка стальная, вдвое сложенная и в дырочку вставленная. На сгибе той проволочки – колечко, а на другой стороне хвостики стальные в разные стороны разведены. Их князь вместе свел, теперь из-за угла веревочку тянет, веревочка тянет колечко, а колечко – эту самую проволочку-чеку. Проходя отверстие, стальные хвостики ее чуть сжимаются вместе.

Взвыл сеньор.

На столе перед собою увидел Николай Иванович Ежов полный комплект пыточных инструментов. В Германии сработанных. Из своей тайной камеры пыток кем-то выкраденный.

Кто посмел забраться в его тайник?! Кто посмел поднять руку на самое святое, на частную собственность?!

И жуткая мысль поразила мозг: ведь его, Коленьку, любимца всего прогрессивного человечества, тоже могут пытать.

Дикая мысль, от такой мысли – дикий крик.

И тут же смех: какая ерунда! Да кто же посмеет его пытать?! Он же Ежов! Он же – Николай Иванович! Да никто не посмеет к нему даже прикоснуться…

Попробовал шевельнуть правой рукой…

Нет, те, кто его ремнями принайтовал, в пытках толк знают. Пытки психологические сильнее физических. Он ощутил себя всего, до самых кончиков ногтей на ногах. Он осознал во всей глубине совершенную свою беспомощность. Пристегнут так, что может только глазами водить. Как кот ученый. Вправо. И влево. Если на лицо сядет муха, он не сможет себя защитить…

Если бы его мучили, если бы пытали, то… Он не знал, хорошо ли это было бы. Но его оставили одного в явно пыточном подвале. Он не знает, сколько времени ждет. Тут нет дневного света, тут нет никаких шумов и шорохов. Скорее бы они уже пришли!

Но они не идут. Сколько он так сидит? Час? Два? Или двадцать минут только?

Он зажмурил глаза и завизжал, призывая палачей не тянуть и не медлить.

Не учли самой мелочи. А вообще-то предусмотрели решительно все. В заповедном лесу у Компьена нашли поместье брошенное. Осмотрели. Округу прочесали. Посты выставили. Решили: взрыв гранаты глубоко в подземелье снаружи услышан не будет. А если и будет услышан, то звук будет глухим и уху постороннему непонятным. Осмотрели своды подвала – не завалятся ли? Выразили надежду: выдержат. Запасли проволоки стальной клиента вязать, и крепких тоненьких веревочек, колечки из гранат выдергивать. Манекен достали без труда. В Париже манекенов больше, чем людей натуральных. Манекены парижские постоянно обновляют. Быстрее, чем поколения людей настоящих. Потому на парижских свалках списанных манекенов – горы целые, мужчины-манекены с обнаженными женщинами-манекенами вперемежку лежат. Штабелями. Один слой на другом. Вокруг города Парижа манекены – словно горы рукотворные, вроде терриконы шлака в степи донецкой.

С гранатами тоже нет проблем. Гражданская война в Испании – вот она. Только отгремела. За соседней дверью. А после войны, да еще гражданской, известное дело, избыток оружия гуляет по подворотням всех сопредельных государств: не желаете ли патроны к немецкому пулемету МГ-34 и двигатель от русского истребителя И-16? Куда теперь оружие девать, если война гражданская завершилась? Завершилась война полным разгромом коммунистов. Попытка товарища Сталина воспламенить Европу из Испании провалилась в начале этого славного 1939 года. Вопреки лозунгу коммунистов: по passaran, они, мол, не пройдут, не пропассаранят, они прошли. Каждый, кто хоть немного соображает, понимать должен: в этом же 1939 году товарищ Сталин будет пытаться поджечь Европу с другого конца. Но мало кто в этом мире соображает… Некогда соображать. Бизнес делать надо: так берете патроны? Нет, патроны есть. Гранаты нужны. Этого добра хватает. Любых типов, любых стран, в любых количествах. Остановились на советских РГД-33. С виду – не очень она элегантная, но работает справно, и по опыту известно: отрывает не только яйца.

Так что все предусмотрели, все подготовили. Забыли только сеньору штаны запасные захватить.

Как только натянулась веревочка, колечко за собой потащила и чеку вырвала, взвыл сеньор, взревел. Ногами связанными дергает-сучит, руками связанными выламывается, весь из веревок рвется, как лебедь в облака, вопли из него с визгом и вонь. Но поздно: колечко с чекой вырвано, предохранительный рычаг под действием боевой пружины в сторону отлетел, и ударник под действием той же боевой пружины, которую ничто не сдерживает, тяпнул в капсюль-воспламенитель. Теперь замедление – четыре с половиной секунды до взрыва. Иногда чуть больше замедление – это от точности производства зависит, от дозировки воспламеняющего состава. Для сеньора замедление перед взрывом секунд на тридцать затянулось. За те секунды орал он так, что себе нервы слуховые повредил, глаза кровью налились, потому как сосуды от крика кое-где полопались. Морда цвета бордового, как закат над океаном.