Штамм Закат - Чак Хоган

Встряхнувшись от сна, Барнс сел прямо. После короткой передышки он чувствовал себя посвежевшим.

— Вашингтон? — попробовал угадать директор. Агент покачал головой.

— Гудуэдер.

Барнс нажал на мигающую кнопку настольного телефонного аппарата и снял трубку.

— Эфраим? Где ты?

— На Пенне. В телефонной будке.

— Ты в порядке?

— Я только что посадил сына на поезд, уходящий из города.

— Вот как?

— Я готов приехать.

Барнс посмотрел на агента и кивнул.

— Рад слышать. Для меня это большое облегчение.

— Я бы хотел видеть тебя лично.

— Оставайся там, где ты есть. Я уже в пути.

Барнс положил трубку. Агент подал ему пальто. Барнс был в полной военно-морской форме, со всеми регалиями. Они вышли из главного здания и спустились по ступенькам на тротуар, возле которого был припаркован черный внедорожник доктора Барнса. Директор уселся на пассажирское сиденье, агент включил зажигание.

Удар был нанесен совершенно неожиданно. Барнс даже не понял, что происходит — не с ним, а с агентом ФБР. Тот повалился вперед и уткнулся подбородком в кнопку сигнала — раздался непрерывный гудок. Агент попытался поднять руки и тут же получил второй удар, пришедший с заднего сиденья. Мелькнул пистолет, зажатый в чьей-то руке. Потребовался еще один удар, чтобы агент вырубился окончательно и обмяк, привалившись к дверце.

Нападавший соскочил с заднего сиденья, открыл водительскую дверь, вытащил потерявшего сознание агента и свалил его на тротуар, словно это был большой мешок с грязным бельем.

Затем Эфраим Гудуэдер вспрыгнул на водительское сиденье и захлопнул дверь. Барнс открыл дверцу со своей стороны и попытался выйти, но Эф втянул его внутрь и притиснул ствол пистолета — нет, не к голове, а к внутренней стороне бедра. Только доктора и, возможно, профессиональные военные знают, что человек может выжить после ранения в голову или шею, но выстрел в бедренную артерию влечет за собой неминуемую смерть.

— Закрой, — сказал Эф.

Барнс повиновался. Эф уже набрал скорость и вел внедорожник по 27-й улице.

Барнс заелозил, пытаясь отодвинуться от пистолета, упиравшегося ему в пах.

— Пожалуйста, Эфраим… Ну пожалуйста… Давай поговорим…

— Отлично! Начинай.

— Могу я, по крайней мере, накинуть ремень? Эф резко свернул на перекрестке.

— Нет! — рявкнул он.

Барнс увидел, что Эфраим успел сунуть какой-то предмет в держатель для чашки, располагавшийся между ними. Это был фэбээровский значок в форме щита. Ствол пистолета по-прежнему жестко упирался в ногу Барнса. Левая рука Эфа уверенно лежала на рулевом колесе.

— Пожалуйста, Эфраим, будь очень, очень осторожен…

— Начинай говорить, Эверетт. — Эф посильнее нажал пистолетом на ногу Барнса. — Какого черта ты все еще здесь? Все еще в городе? Хочешь занять место в первом ряду партера, так?

— Я не знаю, на что ты намекаешь, Эфраим. Я там, где больные люди.

— Ну да, больные, — пренебрежительно фыркнул Эф.

— Зараженные.

— Эверетт… если ты продолжишь говорить в том же духе, пистолет возьмет да и выстрелит.

— Ты пил.

— А ты лгал. Я хочу знать, почему до сих пор не объявлен этот чертов карантин

Ярость Эфа, казалось, заполнила весь салон машины. Он резко вильнул вправо, чтобы избежать столкновения с искореженным и разграбленным автофургоном, стоявшим посреди улицы.

— Ни одной мало-мальски компетентной попытки локализовать очаг, — продолжил он. — Почему позволили, чтобы пожар разгорался? Отвечай!

Барнс прижался к дверце и заскулил, как маленький мальчик.

— Это совершенно вышло из-под моего контроля, — хныча, сказал он.

— Дай-ка мне угадать. Ты просто подчиняешься приказам, правильно?

— Я… я согласился на эту роль, Эфраим. Пришло время, когда нужно было сделать выбор, и я его сделал. Этот мир, Эфраим… тот мир, который, как нам казалось, мы знали… он на грани.

— Вотте на! Быть не может!

В голосе Барнса вдруг появились ледяные нотки.

— Самое умное — это поставить на НИХ. Никогда не бросай на кон свою жизнь, Эфраим. Все крупнейшие общественные институты уже подорваны, прямо или косвенно. Говоря это, я имею в виду, что они либо развращены, либо извращены. Причем разложение идет в высших эшелонах власти.

Эф резко кивнул.

— Элдрич Палмер.

— Это что, имеет какое-то значение на данном этапе?

— Для меня — имеет.

— Когда пациент умирает, Эфраим, — когда никаких надежд на поправку уже нет, — что делает хороший врач?

— Борется до конца.

— Чтобы продлить агонию? Неужели? Когда конец близок и неминуем? Когда спасти пациента уже невозможно — ты что, предлагаешь паллиативное лечение и оттягиваешь неизбежное? Или же ты все-таки предоставляешь события их естественному ходу?

— Естественному?! Боже, Эверетт!..

— Я не знаю, как еще можно назвать происходящее.

— Я называю — эвтаназией. Всей человеческой расы. А ты стоишь поодаль в своей военно-морской форме и наблюдаешь, как эта раса умирает на операционном столе.

— Ты явно хочешь перейти на личности, Эфраим, между тем как вовсе не я был причиной всего этого. Обвиняй болезнь, а не врача. В каком-то смысле я потрясен не меньше твоего. Но я реалист, и некоторые вещи не могут исчезнуть только потому, что мы этого хотим. Я сделал то, что сделал, по одной простой причине: у меня не было другого выбора.

— Выбор есть всегда, Эверетт. Всегда. Блядь, я это знаю наверняка! А ты… ты трус, предатель и, что еще хуже, законченный мудак!

— Ты проиграешь этот бой, Эфраим. В сущности, если я не ошибаюсь, ты уже проиграл.

— Посмотрим, — сказал Эф. Он уже проехал полгорода. — Мы оба посмотрим, ты и я. Будем смотреть вместе.

Аукционный дом «Сотбис», основанный в 1744 году, выставлял на торги произведения искусства, бриллианты и недвижимость в сорока странах. Его главные демонстрационные залы находились в Лондоне, Гонконге, Париже, Москве и Нью-Йорке. Нью-йоркский «Сотбис», занимающий часть Йорк-авеню между 71-й и 72-й улицами, располагался всего в одном квартале от шоссе Франклина Делано Рузвельта и Ист-Ривер. Это было сплошь застекленное по фасаду здание, на десяти этажах которого разместились офисы специалистов, галереи и аукционные залы — иные из последних обычно были открыты для широкой публики.

Впрочем, на сегодняшний день это правило не распространялось. Наряды частных охранников в масках-респираторах были выставлены снаружи здания, вдоль тротуара, и внутри — за вращающимися дверями. Верхний Ист-Сайд старался сохранять хоть какое-то подобие ци-вильности, притом что многие районы города вокруг уже погрузились в хаос.

Сетракян выразил желание зарегистрироваться в качестве официального участника предстоящих торгов. Им с Фетом выдали маски, после чего разрешили пройти внутрь.

Передний вестибюль здания представлял собой высоченный зал, простирающийся едва ли не до самой крыши: десять ярусов балконов, огражденных перилами. Сетракя-ну и Фету был придан сопровождающий, вместе с которым они поднялись по эскалаторам на пятый этаж в офис представителя «Сотбис».

Как только они вошли, представитель — а точнее, представительница — сразу надела бумажную маску. Она даже не подумала выйти из-за своего стола. Рукопожатия давно уже считались вопиющим нарушением санитарии. Сетракян вновь изложил свое намерение, представительница кивнула и выложила на стол стопку бланков.

— Вы должны указать имя и номер вашего брокера, — сказала она. — И будьте так добры перечислить все ваши счета ценных бумаг. В доказательство вашего намерения участвовать в торгах вы должны авторизовать перевод денежных средств на сумму в один миллион долларов — это стандартный размер депозита для аукциона такого уровня.

Крутя в своих изувеченных пальцах шариковую ручку, Сетракян коротко взглянул на Фета.

— Боюсь, в настоящий момент я только выбираю своего брокера. Однако я и сам обладаю некоторым количеством весьма интересных предметов антиквариата. Я был бы счастлив выставить их в качестве залога.

— Мне очень жаль. — Представительница забрала у Сетракяна бланки и принялась раскладывать их по ящикам стола.

— Могу ли я… — начал Сетракян, возвращая представительнице шариковую ручку, однако передумал и сказал по-другому: — Что бы я действительно хотел сделать, прежде чем принять окончательное решение, так это посмотреть предметы, указанные в каталоге.

— Боюсь, это привилегия, которая предоставляется только зарегистрированным участникам торгов. Как вам, наверное, известно, меры безопасности у нас очень и очень строгие, причем именно из-за того, что некоторые предметы, выставленные на аукцион…

— «Окцидо Люмен». Представительница шумно сглотнула.