1982, Жанин - Аласдер Грей

Я все утро бродил по городу, в основном по каким-то закоулкам, иногда выходя на главную улицу, и все, что я видел, – будь то акация на лужайке перед домом пастора возле Шотландской церкви или толстый кот, развалившийся на подоконнике, – выглядело чужим и необычным. Долго разглядывал я рекламное объявление на лавке аптекаря. На плакате был изображен уходящий за горизонт ряд одинаковых белоснежных крепостей. На переднем плане стоял рыцарь в белых доспехах с мечом, на котором значилось: «ЗУБНАЯ ПАСТА ГИББС». Меч был торжественно занесен над головой крылатого дракона, отмеченного клеймом «Дракон Гнилой». Слоган гласил:

Я сто лет знал эту рекламу, даже странно. Сейчас компании постоянно меняют свои рекламные кампании, слоганы, упаковки и сами товары, на рекламу тратятся миллионы, только бы правительство не облагало эти суммы налогами. В мои семнадцать страна переживала не лучшие годы, бережливость была возведена в культ и рекламой занималось только само государство, призывая людей покупать как можно меньше вещей и только в случае крайней необходимости. ЧИНИТЕ И РЕМОНТИРУЙТЕ – призывала реклама, на которой улыбающаяся домохозяйка пришивала заплатку на куртку мужа. РОЙТЕ РАДИ ПОБЕДЫ – а на картинке мужчина сажал капусту на своем пригородном участке. ПРАЗДНИКИ ДОМА! ТАК ЛИ УЖ НУЖНА ВАМ ЭТА ПОЕЗДКА? Реклама зубной пасты с белыми крепостями висела в витрине магазина с 1940 года и была настолько привычной, что даже являлась мне в моих фантазиях. Я частенько воображал себя рыцарем в белых доспехах, спасающим Джейн Рассел от дракона, а когда видел ее неблагодарность, то заключал в одну из этих белых башен. В тот день я не фантазировал. Я просто стоял перед этой рекламой и спрашивал ее: «Буду ли я тебя помнить, когда уеду отсюда? Будешь ли ты меня помнить?» Я отвечал сам себе: «Едва ли…», и такой ответ немало удивлял меня, хотя я был слишком возбужден, чтобы расстраиваться по этому поводу. Потом я столько же простоял, разглядывая мраморную трехфутовую статую солдата в крагах, накидке и круглой каске, сжимающего винтовку, упертую прикладом в землю. Статуя помещалась на колонне, на которой было выгравировано около двухсот имен, – памятник горожанам, погибшим в Первую мировую. Недавно на ней появилась бронзовая табличка, на которой числились имена сорока жертв Второй мировой. «Их имена будут вечно жить в наших сердцах» – гласила надпись над этими двумя списками, а кончались они словами: «Чтобы помнить». Мне казалось, что надписи противоречат друг другу. Ни одна, ни вторая война меня не интересовала, но мне вдруг захотелось, чтобы солдаты, которые воевали, но остались живы, были тоже перечислены здесь, ведь тогда я смог бы прочитать в этом списке имя отца.

Я приехал домой к обеду к 12.30 пополудни, в это время я обычно возвращался из школы. Про письмо ничего не сказал. До самого вечера я хранил свой секрет, пока все мы не собрались за круглым столом на чаепитие. К чаю обыкновенно подавали мясо или рыбу с хлебом, бисквитами и пирогами. Отцу помимо прочего доставался суп или пудинг, которые мы с матерью ели за обедом. Как я и предполагал, через некоторое время отец сказал: «Интересно, когда же они пришлют ответ из колледжа?»

Я сказал буднично: «Я сегодня утром получил от них письмо».

Вилка с куском картошки на добрых пять секунд застыла перед раскрытым ртом отца, потом он аккуратно положил ее на тарелку и сказал:

– Ну?

– Меня взяли, – тихо ответил я, не переставая есть.

– Взяли, говоришь? Так это же прекрасно! А что случилось? Что-то ты не договариваешь.

– Ничего, вот, – я передал ему письмо.

Волнуясь, он внимательно прочитал его, а мама в это время переводила взгляд с него на меня и обратно. Наконец он положил письмо, откинул голову, и из горла его раздались сухие каркающие звуки вроде: АКХА! АКХА! АКХА! АКХА!

– Что случилось? – всполошилась мать.

– Случилось? – переспросил он. – Да он попал в первую шестерку из двухсот восьмидесяти двух конкурсантов! Он на шестом месте по всей западной Шотландии!

Мать тихо засмеялась, подошла ко мне и обняла, я тоже погладил ее по спине. Вдруг она сконфузилась и отстранилась. Если бы не эта неожиданная новость, я думаю, она никогда не обняла бы меня. А отец все ухмылялся, тряс кулаком в мою сторону и повторял: «Ну, жулик! Ну, ловкач! Ну и жулик!», так что я даже позволил себе слегка улыбнуться. Сообщи я ему новость на пороге, когда он вернулся с работы, и вся его реакция ограничилась бы легкой улыбкой и словами вроде: «Отлично! Пускай ты и не лучший, но уж во всяком случае не худший!» Как и большинство родителей, он не хотел, чтобы его ребенок открыто выражал гордость или радость по поводу своих успехов, поскольку от этого другие испытают зависть, которая может портить. Скрыв свои чувства, я спровоцировал его на бурное выражение эмоций и таким образом возвысился над ним.

Мои родители еженедельно вносили деньги в Шотландскую кооперативную систему страхования; страховка должна была вступить в силу после моего шестнадцатилетия. Она была задумана в качестве помощи детям рабочих, которые закончили школу, но еще не начали работать. Поскольку теперь мне нужна была одежда Для учебы в Техническом колледже, то решено было потратить всю сумму на мой гардероб, чтобы одежды мне хватило, пока я не обрету полную финансовую независимость. В то время это решение показалось мне совершенно правильным, хотя сейчас я вспоминаю о нем с удивлением. Мать с отцом вместе вели хозяйство и жили впритык на двенадцать фунтов в неделю. Непонятно, откуда у них взялось столько куража, чтобы потратить несколько сотен фунтов за десять дней? Они, должно быть, обезумели, подобно той женщине, слова которой я подслушал в Лондонском банке. На ней был кожаный брючный костюм в обтяжку, и она громко сказала подруге: «Он обошелся мне в 900 фунтов! Вообще-то я не могла себе этого позволить, но иногда нам всем стоит быть слегка экстравагантными, хотя бы для того, чтобы сохранять бодрость духа». И она спокойно купила себе этот костюм. Она подсознательно понимала, что стоимость костюма равняется недельной зарплате шести железнодорожников, работающих в две смены, или бюджету двадцати семей живущих на пособие, и потому ее удовлетворенность собственной экстравагантностью происходила из сознания того факта, что она стала чуть выше всего остального мира, чуть выше неумолимой судьбы. Думаю, родители чувствовали нечто подобное, когда обсуждали, как потратить почти половину их годового дохода на мой гардероб. Но даже если и так, они оправдывали это чувство, уверяя себя, что задумали нелегкое дело. Они ведь произвели на свет мозг, на котором теперь появилось клеймо шотландского Министерства образования: «Первый класс». Прежде чем отправить этот мозг в мир, необходимо было облачить его в достойную упаковку.

До тех пор одежду мне всегда выбирала мать, тут вдруг отец удивил всех, высказав весьма здравые и дельные предложения.

– Сшитый на заказ однобортный твидовый костюм – это… э… одежда, не подвластная времени и переменам моды. Этот стиль остается неизменным уже более половины столетия. Американские бизнесмены надевают такой костюм на конференции. Шотландские фермеры носят его в церковь. Английский труженик может надеть его куда угодно, не рискуя прослыть предателем своего класса.

– Костюм на заказ слишком дорого стоит, – возразила мать, – к тому же не так уж он необходим. Готовый костюм, может, и будет сидеть на Джоке похуже, но я достаточно хорошая портниха, чтобы без труда подогнать его по фигуре.

– Я все-таки тебе докажу, – сказал отец в своей типичной манере, тихо и членораздельно, из чего сразу стало ясно, что он сильно возбужден, – я докажу тебе, что твидовый заказной костюм, о котором я говорю, обойдется в итоге дешевле. В готовых костюмах брюки всегда снашиваются быстрее, чем пиджаки. И немудрено! Если человек не ползает целый День на коленях, как шахтер, и не таскает мешки на спине, как мусорщик, то больше всего он изнашивает ту часть костюма, на которой сидит. Я уверен, что срок жизни пиджака в готовом костюме почти вдвое превосходит жизнеспособность штанов. Если же человек заказывает костюм у хорошего портного, то он может сразу заказать несколько пар штанов, что означает заметную экономию в перспективе, хотя поначалу и может показаться излишне расточительным.

– Так ты хочешь, чтобы мы заказали парню пиджак и две пары штанов из одинаковой ткани?

– Нет! Я хочу, чтобы мы купили ему три пиджака, три плаща, семь пар брюк и три пальто из одинаковой ткани! Пусть меняет брюки каждый день. Ткань будет изнашиваться настолько незаметно, что все семь пар будут выглядеть, как новые, очень долгое время.

– В жизни не слышала более нелепого предложения, – жестко сказала мать. – К чему покупать столько одинаковой одежды? Джоку понадобится пара обычных костюмов на каждый день, один в серую клетку и один в бежевую. Кроме того, ему понадобится темный костюм для торжественных событий, блейзер, а также фланелевые рубашки для прогулок и выходных. Я согласна купить по две паре брюк к каждому пиджаку, но семь совершенно одинаковых брюк и три одинаковых пиджака – это безумие.