Мир обретённый - Нил Шустерман

— Слушай, Чарли, по-моему, это ангелы! Ангелы прилетели спасти нас!

В следующий момент он услышал что-то. Такой легчайший шлепок могли издать только ангельские ножки, грациозно коснувшиеся серебристой поверхности дирижабля.

И впервые за долгое-долгое время Чарли и Джонни посмотрели друг другу в глаза и согласно запели:

— «И уносимся мы в голубой простор...»

Глава 29

Великое Пробуждение

Мэри увидела, что над ней кто-то склонился. Лица послесветов были странно искажены, ведь она смотрела на них сквозь осколки бутылок, очковые линзы и прочие стекляшки разных размеров и форм — из них состоял ящик, в котором она сейчас лежала. Носильщики поставили ящик на землю и молча воззрились на Мэри. Она толкнула крышку, но та не подалась; поэтому Мэри, придав своему лицу самое приятное выражение, на которое была способна, обратилась к носильщикам:

— Извините, но не были ли бы вы так любезны снять крышку?

— Да, мэм. — Мальчик присел на корточки, дрожащими пальцами откинул защёлку, затем снял с гроба крышку.

Как только Мэри встала на ноги, половина окружающих гроб послесветов почтительно опустилась на колени — словно делать это было для них не впервой. Остальные стояли с растерянным, озадаченным видом, вздрагивая каждый раз, когда сквозь них проносились живомирные автомобили.

Сначала Мэри подумала, что коленопреклонённые послесветы — её давние подопечные, но среди них ей не встретилось ни одного знакомого лица, да и было их всего душ сто. В то время, когда её так бесцеремонно выпихнули в живой мир, из которого она вернулась обратно благодаря помощи убившего её Милоса, в армии Мэри насчитывалась почти тысяча послесветов.

Мэри быстро догадалась, что озадаченные — это зелёныши, новички в Междумире, только что очнувшиеся от спячки. Но почему же они все проснулись одновременно? Без сомнения, произошло что-то из ряда вон выходящее.

— Благодарю вас за тёплый приём, — сказала Мэри, — но становиться на колени излишне. — Послесветы нерешительно поднялись. — А где остальные? — спросила она. — Где поезд?

Повисла тишина — никто не осмеливался ответить.

— Э... насчёт поезда...

Мэри оглянулась на голос и наконец увидела знакомое лицо.

— Джил!

— Привет, Мэри, — сказала та. — Э... Сколько лет, сколько зим?..

Мэри переступила через стенку гроба и, подойдя к Джил, с жаром пожала ей руку. Она знала, что Джил не любит сантиментов, но что с того? Тёплое приветствие ещё никогда никому не испортило дела.

— Как приятно снова видеть тебя, — сказала Мэри. — У меня столько вопросов!

— И у меня тоже! — крикнул один из только что проснувшихся зелёнышей. Другой послесвет, из «старожилов», съездил ему по плечу:

— Тихо! Прояви почтение к Восточной Ведьме!

«Восточная Ведьма?» — подумала Мэри. М-да, не совсем лестный титул, но если он обеспечивает ей столь глубокое уважение, то сойдёт и такой. Пока.

Рядом с Джил появился другой послесвет, и престранный: на бархатисто сияющей коже его мускулистого обнажённого торса проступали едва заметные пятна. Глаза у парня были не совсем человеческими, а на лице, там, где у других юношей его возраста начала бы пробиваться первая растительность, у этого послесвета росли кошачьи вибриссы. Мэри едва не расхохоталась, но вид у парня был слишком серьёзный — и она сдержалась.

— Джил, будь добра, представь меня своему другу.

Джил открыла рот, но пятнистый заговорил первым:

— Меня зовут Джикс. А тебе полагалось бы всё ещё спать.

— Что ж, — вежливо, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах, ответила Мэри, — похоже, я всё-таки проснулась, не так ли?

— Я тебя ни в чём не обвиняю, только констатирую факт, — сказал Джикс. — Произошли некоторые изменения. Нам надо поговорить.

Мэри окинула странного юношу взглядом с головы до ног.

— Ты здесь вожак или что-то вроде талисмана?

Вопрос был задан не столько для того, чтобы унизить собеседника, сколько для того, чтобы проверить, насколько тот уверен в себе. Если взовьётся — значит, он слаб и им легко управлять. А если пропустит оскорбление мимо ушей — вот тогда в отношениях с ним Мэри придётся применить всё своё дипломатическое искусство.

Джикс не только не оскорбился, но предпочёл ответить на заданный вопрос, да ещё таким образом, что, фактически, это вообще нельзя было считать ответом; из чего следовало, что этот парень — сила, с которой нужно считаться.

— Они боятся меня, потому что знают, на что я способен, — вот что сказал Джикс.

— И на что же?

— Я скинджекер.

— И это всё?

Он надменно усмехнулся — ни дать ни взять самодовольный котяра:

— А разве в этом мире есть более значительная сила?

— Эй! Как насчёт нас? — вмешался всё тот же крикливый непочтительный зелёныш. — Кто-нибудь собирается объяснить, что тут происходит?

Другой послесвет снова треснул его, на этот раз посильнее.

— Вы получите ответ на все ваши вопросы, — провозгласила Мэри. — Как только я получу ответ на свои.

Она огляделась, чтобы узнать, где оказалась. Они стояли прямо посередине улицы на окраине какого-то города. Судя по всему, послесветы покидали город. Автомобили иногда проезжали через них, отчего зелёнышей передёргивало — они ведь по-прежнему не понимали, где они и что с ними.

Мэри повернулась и обратилась ко всем послесветам.

— Спасибо вам за то, что позаботились обо мне во время тяжких испытаний, — сказала она. — А теперь, я думаю, нам будет лучше найти какое-нибудь мёртвое пятно и там всё обсудить, ибо я вижу — многие из вас выбиваются из сил, чтобы не уйти под землю.

— Вернёмся в Аламо? — предложил кто-то. Ну, наконец-то. Теперь Мэри, по крайней мере, знала, в каком городе очутилась.

— Нет, — сказала девочка в задних рядах. — Есть место поближе. Я была разведчиком у Авалона. Знаю все мёртвые пятна в городе. К югу отсюда есть большое пятно.

— Прекрасно! — отозвалась Мэри. — Тогда веди!

Девочка, польщённая таким высоким доверием, зашагала прочь; все потянулись за ней.

Мэри шла между Джиксом и Джил.

— А теперь, — попросила она, — расскажите мне, пожалуйста, обо всём, что случилось, пока я спала. С самого начала и ничего не упускайте.

— Хорошо, — ответила Джил. — Но приготовься к тому, что тебе это вряд ли понравится.

Мёртвое пятно представляло собой площадку для мини-гольфа — её сровняли бульдозером, и она перешла в Междумир. Здесь сохранилась и будка, полная мячей, так что Кошмарики, засидевшиеся и истосковавшиеся в подземельях Аламо, были вне себе от счастья, что можно как следует поразвлечься, и принялись играть. В качестве кэдди Колотун задействовал всех зелёнышей, и для тех это стало чем-то вроде посвящения в братство.

Джикс и Джил сидели в тени миниатюрной ветряной мельницы, пока Мэри обдумывала их рассказ. Она уже начала понемногу строить планы, хотя и не торопилась ими делиться. Во всяком случае, не сейчас. Самой неприятной новостью явилась для неё потеря поезда и огромного количества детей.

— Вообще-то под землю ушло не так уж много, — утешила её Джил. — Бóльшая часть разбежалась кто куда.

— Ну что ж, — сказала Мэри. — Значит, нам всего лишь нужно собрать их заново.

Джикс промолчал, но Мэри видела, что ему это предложение заманчивым не показалось.

Милос, по всей вероятности, всё ещё был в Сан-Антонио — искал её, Мэри. Да, было бы очень неплохо, если б он её нашёл, а уж она задаст ему хорошую трёпку за халтурную работу. Хотя вообще-то, может быть, ей стоит отнестись к нему более снисходительно? Как бы там ни было, а у Милоса достало верности и мужества на то, чтобы вернуть её, Мэри, в Междумир. Она до сих пор помнила боль от вонзившегося в её грудь холодного стального клинка; помнила полный смятения взгляд юноши в тот миг, когда она умирала. И ей никогда не забыть загоревшейся в этих глазах радости, после того как ему удалось удержать её от ухода в свет. Нет сомнений — он влюблён в неё, а вот в собственных чувствах к нему Мэри уверена не была. Хотя... ей нравилось быть любимой, что правда, то правда. Что же до того, прощать или не прощать Милоса за утрату стольких детей... Она оставит это до того момента, когда снова заглянет ему в глаза — вот тогда и станет ясно, насколько велика её способность к прощению.

— Мы думаем, Милос стакнулся с Шоколадным Огром, — сказала ей Джил. Ну, уж это-то точно невозможно! Мэри собственными глазами видела, как Ник превратился в лужу тёмно-коричневой жижи. Ника больше не было. И всё же при мысли о том, что он, возможно, восстал из небытия, память сердца Мэри затрепетала. Нет, она испугалась не Ника — она испугалась любви, которую когда-то питала к нему. Мэри внушала себе, что от этого чувства больше ничего не осталось. И если она будет настойчиво продолжать своё самовнушение, то, может, в конце концов, она в это и поверит.