Побег от дождя (Вопросы любви) - Светлана Эдуардовна Дубовицкая

– Папа, а как же я? – беспомощно спросила Дуся.

Мать за её спиной шумно выдохнула, пытаясь сдержать эмоции. Злость? «Наверно», – подумала Дуся, но ей было всё равно. Она даже не обернулась.

– Дуняш, – мягко произнёс отец – только он и дедушка называли её этим именем, – мы подумали, что так тебе будет лучше, ведь у тебя здесь учёба…

– Вы подумали?! – перебила Дуся. – А меня спросить вы не сочли нужным?!

– Мы думали как раз о тебе, – с трудом сдерживая обиду, стала объяснять мать, – и постарались, чтобы наш развод коснулся тебя как можно меньше.

– Да-а? – издевательски протянула Дуся. – С чего бы это?

– Да! – терпение матери лопнуло. – Потому что наши с отцом отношения тебя не касаются!

– Ах, вот как? В таком случае и моя жизнь вас не касается!

– Ошибаешься, милая! – Дуся ненавидела, когда мать так к ней обращалась. – Ты ещё несовершеннолетняя, поэтому мы за тебя отвечаем! Будешь взрослая – делай что хочешь, никто тебя ни о чём не спросит!

– И буду! Всего неделя осталась!

Мать не нашлась, что ответить, и Дуся метнулась в свою комнату и захлопнула дверь. Там она электровеником пронеслась по углам, скидывая в рюкзак вещи: ключи, телефон, книгу – оделась и вихрем вылетела из квартиры.

– Евдокия, вернись сейчас же!

– Ты куда, Дуняш? – раздались ей вслед крики из квартиры.

Она поспешно хлопнула дверью и поскакала вниз по лестнице с девятого этажа. На ходу она зло вытирала ладонью слёзы, но на их месте тут же появлялись новые. Перед первым этажом она остановилась, достала платок, высморкалась – она не собиралась идти по улице в слезах и соплях – и усилием воли сдержала новые набегающие капли. Из подъезда она вышла с гордо поднятым носом и сурово сдвинутыми бровями и направилась в сторону метро. Сев в вагон, она отключила мобильник.

Евдокия всегда с трудом ладила с матерью, а в старших классах школы конфликты и вовсе стали вспыхивать один за другим. Все подростки – максималисты, особенно когда заявляют о своих правах, а мать, по мнению Дуси, постоянно пыталась их ущемить. И в первую очередь, это было право на свободу. Виктория всегда стремилась к идеалу: в доме должен быть идеальный порядок, дочь должна быть идеальным ребёнком. Это значит, что расставлять посуду на полке все должны в строго определённом порядке (не дай бог, если чашка лежит поверх тарелок, а не на полке с чашками), полотенце должно висеть на крючке, а не валяться на спинке стула, для пыли есть специальная тряпка, а для сливочного масла есть специальная полочка в холодильнике.

Впрочем, порядок был наименьшим из зол: к нему Дуся легко привыкла. Гораздо больше её возмущало желание матери организовывать мысли своего ребёнка. Одним из камней преткновения был внешний вид дочери. Сколько Евдокия не пыталась привить дочери чувство стиля и элегантности, та упрямо ходила в мужских рубашках, бесформенных толстовках, а волосы завязывала немыслимым образом, игнорируя уговоры Виктории сделать ей модную стрижку. Вернее, Дуся не просто игнорировала указания Виктории. Однажды она ей назло постриглась. Сама. Ножницами. В ванной. Был скандал, отец, как всегда, старался сгладить ситуацию, не вставая ни на чью сторону, но обратно волосы отрасти не могли. Вернее, отросли, конечно, но через несколько месяцев. Так что в той битве победа осталась за Дусей.

Как и ещё в одном случае, когда мать заперла её дома в наказание за двойку (что, впрочем, случалось нечасто – училась Дуся неплохо). Узнав об этом, одна девочка, из тех вреднюг, какие находятся в каждой компании, разболтала об этом всем. Задетое Дусино самолюбие не оставило ей другого выхода, как выбраться на спор из квартиры. К счастью, квартира Петровых находилась всего лишь на втором этаже.

Страх

Малиевские возвращались из гостей поздно, когда на улице было уже совсем темно. Андрюша зевал не переставая, да и его родители, утомлённые долгим днём, шли молча. Вдруг откуда-то вынырнула довольно крупная собака и разразилась оглушительным в ночной тишине лаем. Сердце у Евдокии от неожиданности и страха ухнуло в пятки. Алексей инстинктивно задвинул себе за спину жену и сына, а сам выхватил из кармана связку ключей на цепочке – единственное оружие, подвернувшееся под руку.

Но, как говорят, собака, которая лает, не кусает. Так и это шумное животное проводило их под собственный громкий и неприятный аккомпанемент до следующей улицы и осталось поджидать следующего прохожего. Только тут, немного выдохнув, Евдокия заметила, что сын крепко, до боли, сжимает её ладонь.

– Испугался?

– Нет, просто она неожиданно, – пробормотал он.

– Отстреливать таких надо! – выругался Алексей.

– Перестань, – мягко сказала женщина.

– Откуда она взялась? – спросил сын.

– Не знаю.

Евдокия видела, что ребёнок ещё успокоился после испуга, чувствовала, как нервно его рука вцепляется в её ладонь, и перевела разговор на другую тему:

– Как вам сегодня бабушкин тортик?

Ей и самой нужно было прийти в себя после пережитого страха.

Вообще Евдокия мало чего боялась. Нет, правильнее было бы сказать, что она скрывала свои страхи. Даже от самой себя. И самым большим был страх потерять свободу. Независимость – вот к чему она стремилась, как только (в подростковом возрасте) осознала себя как личность. А попытки матери контролировать дочь лишь усиливали это желание. Дуся поставила себе цель никому не позволять делать это и начинала сопротивляться при малейших признаках контроля, даже если это было всего лишь проявление заботы. Поэтому и старалась поменьше общаться со взрослыми.

А вот друзья – совсем другое дело. В большой компании сверстников и ребят постарше Дуся чувствовала себя как рыба в воде. В дружбе она не видела половых различий, и поэтому среди её знакомых мальчиков было не меньше, а, может, и больше, чем девочек. А мальчишки и воспринимали заводную, острую на язык девчонку как своего приятеля, потому что она и вела себя соответственно: никогда не кокетничала, не строила глазки, не капризничала и не требовала к себе внимания «как к девочке». Парням с ней было легко, её можно было не бояться обидеть, с ней можно было даже в шутку подраться. Дусе даже было интереснее с мальчишками, потому что они не сплетничали, не обсуждали наряды и не волновались о том, кто с кем целовался.

Вообще, что касается влечения к противоположному полу, то это вопрос занимал Дусю куда меньше дружбы. Классическая литература повествовала о высоком чувстве, одном на всю жизнь, признаков которого в повседневной школьной жизни заметить невозможно, а бразильские