Импринт - Вероника Десмонд

– Я люблю твой смех.

Жест такой нежный, но я знаю, что подтекст совсем не тот. Он заряженный, тяжелый и темный, как и весь Кастил.

– Я тоже люблю твой смех, – я поднимаюсь на носки и целую его в щеку. Он не побрился сегодня, щетина царапается, но мне все равно. – Хочу слышать его чаще. Ты… Мм…

Мой вопрос прерывается, когда он прижимается своими губами к моим.

Его рука удерживает затылок, а язык пробивается вовнутрь, заставляя мой пульс участиться. Я кладу ладони ему на грудь и вцепляюсь пальцами в его толстовку, в то время как из моего горла вырывается беспомощный звук.

Черт возьми. Это слишком приятно.

Он целуется также насыщенно, как и берет меня. Требовательно, властно, уверенно, но иногда в его поцелуях скрывается едва заметный… трепет. Как сейчас, когда я забираюсь руками под его толстовку, глажу прохладную кожу и ощущаю впечатляющий, скульптурный пресс.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, и он стонет мне в рот, заставляя меня дрожать. У Кастила вкус зажженного табака и запретного искушения. Меня окружает его окутывающая чувственная аура – устоять невозможно. Это ощущается кожей, и от этого кружится голова.

Я погружаюсь с головой в его опасный хаос, совершенно не понимая, что меня ждет на дне.

Он вынимает язык из моего рта, ласково целует в лоб, а затем шепчет мрачным, горячим голосом:

– Ты вылечишь мою душу, Катерина?

Я молчу, пока по моему позвоночнику пробегает отвратительная дрожь. Лишь крепче сжимаю его в объятьях и целую сама, желая забыться. Пропасть. Слиться с ним.

Потому что я не смогу.

Я думаю, что я разрушу тебя, Кастил.

Как и ты меня.

Рано или поздно.

***

Примечание:

Влечение (англ. drive) – непосредственное эмоциональное переживание потребности (нужды) в чем-либо.

Глава 18. Аффект

“…And you're a cherry blossom

А ты мой вишнёвый цвет.

You're about to bloom

Ты скоро расцветешь,

You look so pretty, but you're gone so soon

Ты так прекрасна, но ты так скоро исчезнешь…”

Fall Out Boy – Centuries

Лондон, Англия.

Охотник.

Десять лет назад.

Звук бьющегося стекла доносится с третьего этажа. Там разбивается окно и из него вылетают белые листы бумаги, медленно опадая на мокрую брусчатку. Все еще держа сигарету во рту, я поднимаю испачканный грязью документ о разводе и прислоняюсь к дереву.

Мы часто убиваем тех, кого любим. Это не парадокс, это отклонение в мозгу у таких психопатов, как мой отец. Капель дождя становится все больше и больше, однако я жду, когда их ссора закончится.

Обычно она заканчивается, когда Каролин теряет сознание, или когда мне удается пробраться через толпу его охранников, которые неизменно избивают меня за несоблюдение приказа, а потом запирают в подвале на несколько дней.

Но сейчас тихо. Лишь шум дождя врывается в мой слух подобно выстрелу из пистолета.

Выстрел. Выстрел. Выстрел.

Их так много, они такие тихие и такие громкие одновременно.

Я ненавижу Лондон почти в равной степени, как и ненавижу терапию, на которую пошел ради Каролин. В первый раз я пришел на сессию полгода назад, когда не мог заснуть в течение двух недель. Сон переоценивают. Мама воспринимала меня, как воскресшего из мертвых, однако мне необходимо было позаботиться о ней, поэтому я выполнил на ее просьбу. Вот только Каролин Сноу никогда не слушала мои просьбы.

Поэтому я здесь.

Стою во внутреннем дворе одного из самых влиятельных людей в Великобритании, чувствуя, что скоро сорвусь с поводка, на который меня посадили, когда я родился.

Я не мог понять ее мотивов. Почему она вернулась в Лондон и решила драться с ним в одиночку? Она наивно верила, что Уильям даст ей развод?

Посреди ночи, наконец, раздается шум – похоже, что упал стул в том самом кабинете с разбитым окном. За одним резким звуком следует другой, а затем еще один и еще, пока пугающая мертвая симфония не заканчивается протяжным женским криком.

Я отталкиваюсь от дерева и иду в дом. Меня встречают два охранника. С одним из них я хорошо знаком – кажется, я сломал ему большую берцовую в прошлый раз. Он вздрагивает, сталкиваясь с моими глазами, и быстро отворачивается.

Наверное, мне нужно было появиться более изящно, но выражение абсолютного шока на лицах этих ублюдках того стоило.

– Вам не позволено входить, мистер Сноу.

И еще один крик.

Я глубоко вздыхаю, напрягая мышцы. Блядь, мне шестнадцать, хоть мы и почти одного роста, я здраво оцениваю свои силы. Но мне насрать на здравый смысл.

Я бью первого кулаком в лицо, пока кровь не забрызгивает все его черты, а затем небрежно отступаю назад.

Он шатается, но удерживается на ногах. Пока что.

– Вам не позволено входить, мистер Сноу, – повторяет он как болванчик.

Что ж. Я пытался быть хорошим.

– Мне не нравится этот ответ, Ларри. Или Гарри?

Я бью его сильнее, и он воет, как побитый щенок, хватаясь за окровавленное лицо. Сплошной красный.

Еще один крик. Он смешивается с мужским, а затем замолкает.

Мое терпение заканчивается.

Достав пистолет из заднего кармана джинсов, я направляю дуло прямо в лоб Джейка.

Красивый подарок от Кинга, не так ли? Аарон всегда был сумасшедшим фанатом оружия.

– Либо ты меня пропустишь, либо твои мозги потекут по входной двери. Выбирай, Джейк.

Первый побитый охранник тяжело сглатывает и тянется за рацией, но я отрицательно машу головой и усмехаюсь:

– Не так быстро, малыш. Скоро настанет и твоя очередь. Подними руки.

Ларри слушается, зная, что я никогда не разбрасываюсь угрозами. Слабак.

– Я не могу ослушаться приказа, мистер Сноу, – сухо повторяет Джейк. Ему около двадцати восьми, он самый молодой из них и самый умный.

Еще один крик.

Я вжимаю пистолет ему в лоб.

– Каково тебе наблюдать за насилием над женщиной, Джейк? – тихо говорю я, пока меня колотит. – Ты возбуждаешься от такого?

Он молчит, пока Каролин сверху надрывается от криков и рыданий.

– Клянусь, еще секунда, и я снесу тебе башку, ублюдок.

Джейк молча отходит от двери, пропуская меня вовнутрь. Мое тело сотрясается от каждого воя, и я несусь наверх, готовясь к новому бою с церберами моего отца. Но на пути никого нет, как нет и звуков.

Они стихли.

Все до единого.

Остается лишь один сплошной вакуум, когда я выбиваю ногой запертую дверь и вижу подвешенную на веревке женщину. Кровь капает вниз, как дождь за окном, подобно