«1212» передает - Хануш Бургер

Старик рассказал, что с 5 по 9 мая он все время пропадал на баррикадах и лично участвовал в трех огневых стычках. Боучеки вели себя очень хорошо. Жена варила суп и кофе и носила восставшим. Господин Кадержабек с третьего этажа, служащий из банка, неожиданно тоже проявил себя как герой. А вот Фанты со второго этажа наложили полные штаны и все время просидели в подвале. Полицейский советник? Этот все годы был заядлым коллаборационистом, а 23 апреля вместе со своими домочадцами подался «в деревню»… 8 мая он один вернулся в город и пытался было смешаться с защитниками баррикад, но с ним никто не разговаривал. Тогда под вечер он исчез и вскоре появился вместе со всей своей семьей…

— Знаете ли вы что-нибудь более конкретное о нем?

— Конечно, вот послушайте! Шесть лет он верой и правдой служил в управлении полиции. Разве этого мало?

— Насколько мне известно, впоследствии он переметнулся к восставшим?…

— Уж не думаете ли вы, что национальный комитет зачтет ему это? Я точно ничего не знаю, но человек, который еще задолго до оккупации был противником красных, с приходом немцев не может вдруг превратиться в ангела…

Я брел по улицам. Жители Праги повсюду расчищали баррикады, закрашивали немецкие надписи или же, собравшись группками, обсуждали события последних дней.

Когда я пересек ров, мимо меня проехал грузовик. Навстречу ему со всех сторон выбежали люди. Они размахивали руками. Лица их были возбуждены. Машина остановилась. В кузове между рюкзаками и какими-то картонками сидели мужчины и женщины в полосатой одежде узников концлагеря. Всем хотелось пожать им руки.

В кузове, кроме бывших узников, находились две сестры милосердия, а в кабине, рядом с водителем, сидел врач. Бывшие узники удивленно рассматривали улицу, радостные лица людей, флаги, красноармейцев. Один из узников, с наголо остриженной головой, хотел что-то сказать, но голос его потонул в шуме толпы. На борту машины белой краской было написано: «Да здравствует свобода!»

И тут я узнал врача. Это был доктор Соучек. Я стал пробиваться к нему. Ведь он мог знать самое важное для меня. Вскочив на подножку машины, я пожал ему руку. Врач тоже узнал меня.

— Дружище, Градец, ты американец? Как ты попал сюда? Ведь все ваши волки сидят в Пльзене!

В этот момент машина тронулась. Доктор Соучек, высунувшись из окошка, крикнул:

— Ты разыскиваешь Еву? Она сейчас в Терезине у доктора Машки…

Машина исчезла за углом.

Почему так поздно?

Доктор Машка, эпидемиолог по специальности, был доцентом Евы. Она не раз рассказывала мне о нем… И как только я запамятовал это!

Судьба доктора Машки сложилась следующим образом. Осенью 1944 года некоторые врачи-патриоты обратились к своим коллегам с призывом принять необходимые меры предосторожности на случай возникновения эпидемии. Близился конец войны. Скоро из концлагерей будут выпущены на свободу сотни тысяч узников. И, безусловно, это создаст опасность распространения различных болезней.

Подпольное руководство коммунистической партии откликнулось на этот призыв. Машка не был коммунистом, но он был известен как патриот, и потому его тоже не обошли стороной…

Тайно от гестапо собирались медикаменты, инструменты для взятия проб, стерилизаторы и тому подобное. Формировались группы врачей и сестер, похищалось горючее для автомашин.

В апреле 1945 года Машке стало известно, что в Кениггреце тридцать шесть случаев подозрительного заболевания. Судя по всему, это был сыпной тиф.

Как попали сюда эти тридцать шесть больных? Оказалось, из Терезиенштадта, но не из гетто, а из так называемой «маленькой крепости», где содержались в первую очередь политические противники нацизма. По сравнению с гетто Терезиенштадта, куда сгоняли работоспособных евреев из многих стран Европы, «маленькая крепость» была своеобразным пересыльным пунктом в газовые камеры Освенцима.

Доктор долго не раздумывал. Каким-то чудом он достал машину и поехал прямо в пасть к тиграм — в «маленькую крепость», к эсэсовцам. Приезд чешского врача привел нацистов в замешательство: ни один здравомыслящий чех добровольно еще не появлялся у них на глазах. Разумеется, никто не собирался вести его к лагерному начальству, но доктора это нисколько не смутило.

— Пожалуйста. Если господа хотят умереть от сыпного тифа, мне все равно, — заявил он.

Слова «сыпной тиф» подействовали как удар грома. Его сразу же впустили в лагерь. И здесь помог счастливый случай: один из охранников оказался знакомым доктора. Он-то тайком и шепнул ему:

— Четвертый блок — самый важный!

Лагерное начальство попыталось пустить доктору пыль в глаза, показав ему группу привилегированных узников, которые были абсолютно здоровы, однако доктор Машка стоял на своем — четвертый блок!

Когда он договаривался об этом, до его слуха донеслись пулеметные очереди: стреляли где-то совсем близко. В первом блоке доктор увидел повозки, груженные мертвыми. «Смерть по всем признакам наступила совсем недавно», — отметил про себя врач. Он насчитал пятьдесят шесть трупов. Позднее выяснилось, что все убитые были коммунисты. Доктор ничего не сказал, словно ничего и не заметил, но вновь потребовал провести его в четвертый блок! Судя по тому, что творилось здесь, четвертый блок, видимо, — настоящая преисподняя…

На следующий день ему удалось взять восемнадцать анализов крови. Семнадцать проб дали ясные признаки сыпного тифа. Доктор еще раз потребовал пропустить его в четвертый блок, но безрезультатно. Эсэсовский фельдшер, передавший доктору пробы крови и внимательно следивший за каждым его движением, был, разумеется, поражен результатами анализов. Он побледнел от страха и с этого момента ни разу даже не дотронулся до ручки двери. Четвертый блок доктору так и не показали!

Тогда доктор Машка поехал в Терезиенштадт, где помещалась главная квартира Международного Красного Креста.

И здесь слова «сыпной тиф» были равносильны удару грома. Доктора тотчас же пропустили в здание. Пол в помещении был устлан богатыми коврами, повсюду стояла современная элегантная мебель, имелся даже бар со стойкой. Хорошо одетые, сытые люди курили американские сигареты. Все это были господа, которые прибыли сюда под давлением общественного мнения, обеспокоенного страшным известием. В Терезиенштадте этим людям показали гетто, которое оказалось довольно чистым поселением, где немножко в тесноте, но зато в очень хороших условиях жили евреи из двадцати одной страны. Представители Красного Креста видели лавки, забитые товарами, опрятно одетых людей, элегантных загорелых девушек и детей, которые обступили коменданта лагеря как родного отца, строгого, но справедливого. Комиссия Красного Креста с удовлетворением отметила все это и больше ничем не интересовалась. Разумеется, никто из ее членов и не подозревал о том, что за несколько недель до их приезда в гетто была сделана генеральная уборка. Несколько тысяч больных и калек вывезли на машинах в Освенцим, а на их место доставили симпатичных девушек и молодых женщин, которым было приказано приукрасить себя с помощью косметики. В день проверки инспекцией девушкам и женщинам выдали красивую одежду, которую вечером того же дня отобрали. Сценка с добрым дядюшкой — начальником лагеря — была прорепетирована с детьми заранее. Три-четыре наспех сооруженных магазина утром были забиты всевозможными товарами, о которых узники гетто и мечтать даже не могли. Вечером же все эти магазины оказались пустыми.

Узникам гетто приказано было молчать под угрозой смерти. Запуганные люди не решились рассказать правду членам комиссии, которые, впрочем, сразу же после осмотра начали строчить свои отчеты.

Доктор Машка в третий раз потребовал встречи с руководителем комиссии. Монсеньор Поль Дюнан принял его галантно и вежливо.

— Вы утверждаете, что в «маленькой крепости» ежедневно, в том числе и сейчас, умерщвляются люди? Это печально и непостижимо. Но ведь это же политические мероприятия, вмешиваться в которые Международный Красный Крест не имеет права. Сыпной тиф? Ужасно! Необходимо немедленно и прочно изолировать гетто от «маленькой крепости». Однако, само собой разумеется, все это должно быть согласовано с немецкими властями и соответствующими органами, так как Международный Красный Крест работает в любой стране по договоренности с официально существующим там правительством, и ни в коем случае не через его голову и не за его спиной.

Тут чешский доктор пришел в ярость.

— В Праге есть и люди, и медикаменты. И мы сами сможем предотвратить распространение эпидемии. Нам ничего от вас не нужно, кроме свободы действий.

Его вежливо выслушали, особенно внимательно, когда он говорил о подготовке чешских врачей, и обещали разобраться. И они это сделали — в пражском гестапо, один из сотрудников которого входил в свиту господина Дюнана… Наконец поздно вечером уполномоченный Карла Германа Франка явился к главе так называемого протектората и передал ему милостивое разрешение принять меры по предотвращению вспышки эпидемии. Нацисты явно испугались появления столь грозного врага в своем тылу. Доктор Машка выехал в Прагу, где немедленно собрал всех своих людей.