Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна

- Давай, ложись обратно, не упрямься. И сказала ж тебе, не лезь! – Агафья легонько шлепнула Марека по руке. – Все там на месте, не бойся, до свадьбы заживет! Ложись. Утром Ваню за Яриной пошлю, а сейчас и тебе, и ей выспаться надо – девочка и так много пережила.

- Да о чем вы?!

- Все потом, Марек. Не дергайся! Погоди, я тебе сейчас травку одну заварю – она тебе и сил придаст, и сон здоровый обеспечит. Погоди, погоди!..

Агафья, радостная почему-то, убежала. А вот Марек ничегошеньки не понимал. Откуда это жжение? Почему тело ломит так, будто по нему трактором проехались? И все-таки, ему б невесту свою хоть одним глазком увидеть – просто убедиться, что она в порядке. Неспокойно на душе после странного сна…

Вопреки запрету знахарки, Марек все же встал и подошел к окошку. Похоже, ночь… Но что это? Он занавеску раздвинул и не поверил своим глазам: на деревьях ни листочка, а градусник показывает едва ли не мороз. Разве такое возможно? Ночные заморозки в августе?! Он же несколько часов назад уходил от Яринки – тепло было, он точно помнит! Под яблонями сидел еще – разговаривал с Агнешкой. Домой пришел, с матерью чай выпил и спать лег… Оказался только потом почему-то не дома, а здесь… Но неважно! Лето же – почему деревья голые?! Что за чертовщина тут творится?!

- Агафья, - вышел он из комнаты, - скажите, что происходит? Почему деревья такие странные? Почему так холодно? Разве в августе так бывает?

Агафья как-то странно на него посмотрела и тяжело вздохнула:

- Ноябрь сейчас, Марек.

- Как ноябрь?!

Агафье не хотелось вот так вот сразу, едва он в себя пришел, посвящать его в случившееся. Да и вообще, лучше ему не знать, что тут было, раз не помнит. Но Марек был настроен решительно. Взволнованный, напуганный, он подошел к ней, требуя немедленных объяснений.

- Марек, тебе лучше этого не знать, - покачала головой тогда Агафья. – Много чего здесь случилось. Ты ложись давай, отдыхай, а завтра Ярина придет, и все вместе поговорим. Разговор будет долгим… Сейчас не время, правда. Ты только в себя пришел – тебе сил набраться нужно. Не думай ни о чем, ладно?

- Ладно. Но с Яриной точно все в порядке? – не унимался Марек, вспоминая странный сон.

- Не переживай, она в порядке. За тебя очень переживала, но теперь все будет хорошо.

Агафья грустно улыбнулась, понимая, что страшней того, что Ярина уже пережила, пережить сложно. Но вот Марека смутная тревога не покидала – сон не выходил из головы, и, похоже, пока он Ярину сам не увидит, покоя ему не видать.

- Мне сон нехороший приснился, - решил тогда Марек поделиться своими опасениями. – Я видел Ярину с Агнешкой на какой-то поляне… Я был там, но меня никто не видел… Они голые почему-то были, рядом с каким-то камнем… Еще я нож видел – над Яринкиной рукой… Кровь, какой-то клок травы на камне… Потом темно стало, и я проснулся. Агафья, мне неспокойно, я должен Ярину увидеть. С ней точно все в порядке?

Когда он сказал про поляну, про камень, Агафья заметно побледнела. Она-то узнала это место – именно там Агнешка делала приворот, и отворот пришлось бы ей делать тоже там. Сегодня. В ту минуту, когда Марек очнулся. Но Мареку откуда знать об этом? Откуда знать ему это место? Марек пришел в себя – значит, отворот уже сделан. Значит, и жертва уже принесена – сегодня, в эту ночь. Совпадение ли то, что видел во сне Марек? Почему он видел обряд? Почему увидел там Ярину? И был ли сон его всего лишь сном?

Агафья вспомнила, какой ушла от нее Яринка, вспомнила ее вопрос про жертвы – и опустилась в бессилии на стул, осознав, куда девушка так спешила. Приходила она сюда Марека не проведать – приходила она с ним попрощаться. А заодно – и с ней, и с Ваней…

- Да что ж она натворила, дуреха! – схватилась за голову знахарка.

- Агафья, да объясните мне уже все! – не сдержался Марек и прикрикнул. – Что с Яриной?! Где она?!

В ответ она только сильнее сжала в кулаках седые волосы и замотала головой.

- Видать, там, где ты ее видел, - тихо ответила она, причитая, едва не плача: – Глупенькая… Что ж ты натворила, девочка…

Скрывать, где находится то место, Агафья не стала, и среди ночи Марек рванул туда, позабыв о боли и слабости – все это неважно, все это подождет. Он еще не знал, что произошло, но уже чувствовал, что малая его там, в беде, и если он опоздает… Впрочем, обряд сделан – он уже опоздал.

Луна следила за ним, бегущим среди ночи через поле, и казалось Мареку, что весь мир ополчился против него в эту минуту. Казалось ему, что ноги его вязнут в этом поле, заросшем мертвой, пожухлой травой. Что собственное тело становится еще слабее – бастует, протестует. Что холодный ноябрьский ветер не просто кусает за щеки, но и невидимой воздушной стеной загораживает путь – лишь когда Марек, несмотря на все его козни, добрался до леса, он отступил и остался обиженно выть где-то в верхушках деревьев, что не может дотянуться до земли. Зато в лесу, среди ночной темени, на смену ветру пришли колючие ветки кустов – они хлестали и цеплялись за ноги, будто норовили удержать, сговорившись с корнями вековых деревьев, вспоровших землю. Марек спотыкался, то и дело падал, но вставал и все равно бежал…

И вскоре добился он своей цели. Он выскочил на поляну, и вот там-то увидел камень из сна: стоит себе, огромный, в лунном свете, а по земле дымка белая стелется – то ли туман, то ли… Он видел уже такой – когда дом Федьки с братьями сгорел.

- Ярина! – заорал Марек, оглядываясь по сторонам.

- Ярина… – передразнило его зловещее эхо. – Ярина…

Нет больше твоей Ярины. Ты – есть, а ее – нет.

А может, это все же только сон был? А может, и сейчас ему всего лишь снится это? И нет, и не было здесь ни Ярины, ни Агнешки. Сам напугался, да еще и старушку напугал… А теперь, как дурак, стоит здесь среди ночи и кличет невесту, которая наверняка сейчас спокойно спит у себя дома.

- Малая, где ты…

И вдруг дымка начала растворяться – словно ждала его появления, словно для него хранила что-то важное. Буквально на глазах она впиталась в землю, будто и не было ее вовсе, и обнажила черную холодную поляну и белеющее в лунном свете тело недалеко от камня. Женское тело, нагое. Марек еще не знал, кому оно принадлежит, но дышать от одного его вида стало трудно, руки затряслись в дурном предчувствии… Он бросился туда, моля, чтоб это была не Яринка, а когда подбежал – оборвалось все внутри… Лежала там она – его малая.

Она лежала на земле бездыханная. Равнодушная к холоду и крику своего жениха. Холодная, нагая, в крошечных росинках, оставшихся от дымки, – они искрились в лунном свете и грозились в ближайшее же время превратиться в кристаллики льда. На груди ее покоился его подарок – плакал глазком-фианитом маленький серебряный дельфин…

- Ярина, – голос Марека задрожал, захрипел, срываясь на шепот. – Открой глаза, ну посмотри же на меня! Яриночка!

Боялся коснуться, не знал, как подступиться. Она мертва? Как дикий зверь, взвыл Марек на луну; гортанный хрип разлетелся над молчаливым лесом – выше голых деревьев, выше пенистых облаков…

- Яриночка… Малая…

Дрожащими руками он в панике стянул с себя Ванину куртку, перетащил к себе на колени бездыханную девушку и судорожно стал ее одевать. Отчаянно прижав к себе, молил: открой глаза, открой! Горячей, взмокшей ладонью прошелся по ее телу, ища признаки жизни, не сразу вспомнив, что проверять надо пульс. А когда вспомнил, когда трясущейся рукой коснулся бледной шейки, – заплакал, как ребенок, и еще крепче прижал к себе Яринку.

Потому что успел. Потому что венка на шее дрожала, пульсируя тоненькой ниточкой жизни. Надо отогреть девочку скорее, надо унести ее отсюда в тепло… Марек встал вместе с Яриной. Сам с трудом держался на ногах, но ее отпустить не мог – прижимая драгоценную свою, побежал он к лесу, оставляя за спиной место собственной казни и место собственного воскрешения.

Конечно, он об этом не знал, как и не знал, что где-то там навсегда осталась Агнешка. Ее он не видел на поляне, да и не за ней приходил, – волновала его лишь та, чья головка сейчас покоится у него на груди, обжигая холодом мокрых волос. Волновала его лишь та, чье дыхание дороже ему всего на свете.