Страсть в жемчугах - Рене Бернард

– И ты это сделала?

– Конечно, нет! – воскликнула Элинор. – Что из этого вышло бы? Родителей не вернуло бы, а меня отправили бы в сумасшедший дом.

– Правосудие могло бы стать бальзамом и унять твою боль. Возможно, восстановление…

Она решительно покачала головой:

– Нет! Я могу лишь мечтать о том, чтобы как-то наказать этого человека, но заниматься этим… Нет, не желаю. Крестовые походы расточительны и бессмысленны. Отец хорошо меня этому научил.

– Так все твое смущение вызвано тем, что однажды ты прошла мимо дома этого человека? – Джозайя не мог удержаться от мысли о своем друге Гейлене. В отличие от мисс Бекетт Гейлен Хоук выбрал отмщение… и едва не потерял все, что было ему дорого. – Ты мудрая женщина, Элинор.

– Нет, просто упрямая.

– Упрямая?

– Да, именно. И я больше ничего не отдам из своей жизни этому злодею. Келлер и так уже слишком много забрал у меня. Забрал счастье и будущее. К чему мне думать о нем и портить себе жизнь, когда я нашла радость здесь, с тобой?

– Тогда я больше не стану упоминать о нем. – Джозайя провел рукой по ее плечу, осторожно спустив рукав сорочки. – Спроси меня о чем-нибудь еще, Элинор.

– Расскажи, почему ты перестал рисовать женщин.

– Ох, это не слишком приятная история, Элинор. Спроси о чем-нибудь другом.

– Не всякая история должна развлекать, Джозайя. Я выслушала бы все твои истории, если бы это означало, что узнаю тебя лучше, мистер Хастингс.

– Что же, хорошо. – Он вздохнул, прилег на кровать и уставился в потолок. Воспоминания проплывали перед его мысленным взором, и какое-то время он молчал, затем тихо сказал: – Хотя понимаю, что в результате ты, возможно, станешь хуже думать обо мне и лишишь меня… дневных радостей.

– Теперь ты просто обязан мне об этом рассказать! – Элинор игриво ущипнула его за плечо.

– Уу-ух! Какой настойчивой ты становишься… – Джозайя поцеловал ее в нос.

– Говори же, Хастингс!

– Ну… тогда идем. – Он поднялся, закутал Элинор в свой халат, затем подхватил ее на руки и, прижимая к груди, вынес из комнаты.

– Куда мы?

– Помолчи, дорогая.

Джозайя не стал зажигать свечу. Он хорошо знал дорогу, так как шаги его были множество раз посчитаны и пересчитаны. И сейчас он нес Элинор без опасений споткнуться; нес, наслаждаясь жаром ее тела и теплом рук, обвивавших его шею. Босой ногой он толкнул дверь в маленький кабинет, где редко бывал, и осторожно опустил любовницу в мягкое кресло. Это была комната без окон, темная даже днем. Джозайя нашел спички в верхнем ящике стола и зажег маленькую лампу.

– Не могу вспомнить, когда в последний раз был в этой комнате, – пробормотал он с усмешкой.

Он мгновенно понял, что портрет на стене ожил, и возглас Элинор подтвердил это. Джозайя едва взглянул в направлении картины: для него ее чары давно развеялись, – Элинор же сейчас оказалась в их власти.

– О Боже, какая красавица!

Темноволосая женщина в образе греческой богини небрежно держала в руке виноградную гроздь. Это была пышная красавица, облаченная в скандально скудные одежды, которые больше открывали, чем скрывали. Черты ее казались дерзкими, огромные глаза цветом напоминали коньяк, а сочные винно-красные губы в форме лука молили о поцелуе.

– Да, Дейзи была красавицей.

– Теперь я почти страшусь услышать твою историю.

– Не нужно бояться. – Джозайя прикрыл глаза. – Я вырос в провинции, а мой отец, как я тебе уже говорил, входил в круг местной аристократии. Наши семейные устои, думаю, были идеальными для подростка, и мы с братьями часто бродили по округе, удирая от сестер. Отец ворчал, что у нас слишком много свободы, хотя я до сих пор не понимаю, что это означало. Как может быть слишком много свободы для мальчишки?

Ностальгия смягчила воспоминания, и Джозайя расслабился, хотя не говорил на эту тему с тех пор, когда был скован цепью с Роуэном в темноте индийской тюрьмы.

– В деревне жила девушка, и я тогда был влюблен в нее. Дейзи казалась мне такой жизнелюбивой, искушенной… и замечательной. В шестнадцать лет она уехала в Лондон к богатой тетушке, нуждавшейся в ее обществе, и я тосковал по ней.

– Как чудесно…

– Ничего чудесного в том не было. Я являл собой жалкое зрелище. Поверить не могу, что часами тосковал о ней, попусту растрачивая время. Очевидно, разлука делает сердце нежнее. Мы тайно обменивались письмами, пока отец не выставил меня из дому. И я отправился в Лондон – зарабатывать собственное состояние. Я был бедный, но гордый, а когда спустя годы встретил Дейзи, был ошеломлен. Она превратилась в великолепное ухоженное создание, на ней не было ни одной ленточки ни к месту. Она приобрела лоск, и я был ослеплен.

– А что было дальше? – Элинор вздохнула, завидуя месту этой женщины в сердце Джозайи.

– Я умолял ее позировать мне и снова влюбился в нее всем сердцем. Я приписывал ей все те качества, которыми наделял ее и прежде. Я думал, что она естественная, а не бесстыдная; думал, что она невинная и немного избалованная, а не расчетливая и жадная; думал, что нашел свою музу и будущую жену… Но когда я объявил об этом, она рассмеялась мне в лицо. Я был для нее развлечением, довольно греховным развлечением, но она не собиралась связывать свою жизнь с голодным художником без родственников и состояния. Она нашла богатого покровителя и уже наслаждалась его подарками и постелью. Она собиралась унаследовать дом и деньги тетушки и жить веселой, беспечной жизнью куртизанки. Она сказала, что охотно позволит мне нарисовать ее… или доставить ей удовольствие другим способом, который я сочту подходящим, – не более того.

– О Господи! – Элинор прижала ладонь к губам. – Как она могла?

– Я выставил ее полуодетой, а она ругалась, плевалась и шипела, как кошка под дождем. И тогда я зарекся писать женщин. Я даже не хотел смотреть на эти фальшивые создания и уж тем более не желал являть эту ложь миру. – Джозайя изо всех сил старался не смотреть на портрет, хотя сейчас это был для него всего лишь серый контур фигуры на бесцветной стене. – Не сказать, что я сам являл собой образец высокой морали, но горе ведет к удивительным решениям. Несколько лет я болтался по Лондону, изображая повесу, а потом отправился в Индию, где рисовал и валял дурака, пока вспыхнувший бунт не застал нас врасплох.

Элинор молчала, рассматривая картину, и сейчас ей казалось, что облик Дейзи – это именно то, что она ожидала увидеть в самый первый день своего появления здесь.