Шотландец в Америке - Патриция Поттер

Дрю искоса глянул на Керби.

— Он прав, Скотти, ты же знаешь, — ответил тот. Дрю отрицательно помотал головой.

— Все мы думали, что из Билли ничего хорошего не получится, а теперь смотреть любо-дорого, какой он стал. Через месяц он сумеет обогнать любого другого коня. Шкет умеет ухаживать за животными, и вы это хорошо знаете.

Все трое снова поглядели на пса, а тот уставился вдруг на Дрю, в котором, наверное, почуял союзника. Влажные коричневые глаза были скорбны. Пес был средних размеров, черно-белый, с длинной мордой, умным взглядом. Наверное, помесь.

Керби вздохнул, сдаваясь.

— Ну, если сможешь сманить его от могилы, тогда забирай.

Дрю благодарно улыбнулся своей ослепительной белозубой улыбкой и, опустившись на колено, погладил собаку. Та вздрогнула, но не пошевельнулась, не издала ни звука. Дрю потрогал раненую лапу. Кость была цела, но рана воспалилась.

— Ну давай, мальчик, вставай, — сказал он, пытаясь поднять пса. Тот лишь смотрел на Дрю и не сдвинулся с места. Дрю нашел в кармане сухарь и протянул псу. Пес обнюхал его и снова опустил голову на лапы.

Дэмиен, фыркнув от злости, пошел прочь.

Дрю выругался, но потом вспомнил о Габриэль и мысленно представил, как она заулыбается при виде собаки. А он не видел ямочек на ее щеках с того краткого урока стрельбы.

Шотландец почесал собаку за ухом.

— Надо жить дальше, дружок, — тихо сказал он собаке, — я знаю одного человечка, которому ты нужен так же, как он тебе.

Собака и ухом не повела.

Дрю вздохнул, наклонился, подхватил собаку — и та моментально цапнула его за кисть руки.

— Черт тебя побери!

— Таковы все благие намерения, — сказал Керби, — но мы не можем тратить на них целый день.

Дрю хмуро посмотрел на пса, затем оторвал полоску от рубашки и крепко замотал собачью морду, несмотря на глухое ворчанье.

— Я не могу тебя оставить здесь одного, — сказал он собаке и взглянул на Керби. — Ты не знаешь, кому он принадлежал?

Керби пожал плечами.

— Здесь всегда было полно собак. Возможно, Бенедикту. Хэйли не питал привязанности ни к одному живому существу.

Ну, это иногда ничего не значит. Дрю узнал это на собственном опыте. Он изо всех сил старался, чтобы его полюбили, но в ответ получал только подзатыльники и битье. И всегда он повторял одну и ту же ошибку. Все время сам напрашивался на тычки и «укусы».

Он поднял собаку и взвалил ее на седло, левой рукой придерживая брыкающийся меховой сверток: пес изо всех сил пытался вернуться к могиле.

— Он постарается убежать обратно, — предупредил Керби.

— Может быть, — ответил Дрю, но в душе знал, что Габриэль приручит пса. Он был просто уверен в этом. Да, он не верил ее словам — но доверял ее дару нежности и сочувствия.

Да, черт возьми, она тоже полюбит этого распроклятого пса!

13.

Габриэль полюбила пса с первого взгляда. И полюбила еще сильнее, узнав скорбную повесть о его верности тому, кто лежал в могиле.

Удивив ее взглядом, в котором светились нежность и любопытство, Дрю сунул собаку ей в руки.

— Вот тебе еще одна головная боль, — сказал он подчеркнуто беспечно. — Думаю, твой фургон скоро превратится в Ноев ковчег.

Радость охватила все ее существо. Она поняла: Дрю не совсем отказался от нее! И в то же время она боялась слишком надеяться, боялась поверить в возможность его любви. И еще страшилась, что сама полюбит его слишком сильно. Впрочем, и страшиться было уже поздно. Габриэль и так любила Дрю без памяти, и, когда их глаза встретились, по ее телу пробежала жаркая дрожь.

Она прижала к груди живой комок меха и взглядом горячо поблагодарила Дрю.

— Тебе придется как-то назвать пса, — сказал он, — никто не знает его имени.

— Я назову его Верный, — сказала Габриэль, думая о преданности пса. — Да, я, наверное, так его и назову.

И с Верным у нее не возникло никаких хлопот. Он только грустил, и Габриэль проводила с ним все свободное время, рассказывая о том, что прежний хозяин ушел в чудесные края, где ему теперь очень хорошо, и что у него, Верного, теперь будет новый дом.

Все-таки пес причинил кое-какие неприятности. Она так о нем заботилась, что в тот вечер ужин запоздал, бобы превратились в месиво, а хлеб подгорел. Дэмиен ворчал, что всегда удавалось ему с большим успехом, и Керби тоже бормотал насчет того, какой он глупец и зачем позволил взять «проклятую животину». Однако он не попытался отнять у нее собаку.

На следующее утро, когда стадо перешло реку вброд и двинулось на север, Верный уже сидел на козлах. Габриэль нахлестывала мулов, чтобы не отставали от главного фургона. Из-за угрозы нападения индейцев фургоны, вопреки обычаю, не удалялись от стада. Нервы у людей были напряжены до крайности, и после того как прошлым вечером Кингсли рассказал о том, что случилось в фактории Хэйли, в лагере начались перебранки и потасовки. Провиант подходил к концу, включая запасы кофе и сахара.

Габриэль наклонилась и погладила собаку, которая сносила ее ласки без всякого ответного чувства. Пес, правда, перестал скулить и, по-видимому, немного успокоился. Она все еще держала его на привязи — боялась, что тот убежит на пепелище.

Прерия казалась бескрайней. Теперь Габриэль была единственной, кто готовил пищу, и так будет, пока Кингсли не найдет нового повара. Поэтому она составила план, как использовать свое новое положение, чтобы проникнуть в главный фургон и порыться в личных вещах Кингсли. Габриэль вряд ли ожидала, что найдет прямое доказательство вины Кингсли в убийстве ее отца. Просто это было единственное, что она могла придумать, — хотя бы узнать об этом человеке побольше.

Конечно, она была воспитана в правилах, не позволявших нарушать права личности на частную жизнь и тайны. Габриэль не могла отделаться от чувства, что предает своих родителей и собственные принципы, шпионя за Кингсли. Хотя последние слова отца постоянно звучали в ее ушах, у нее возникло невольное уважение к суровому скотоводу.

Он нанял отчаявшегося, голодного юнца, позволил взять истощенную лошадь на перегон. Он не дал убить новорожденного теленка, которого пришлось затем везти в хозяйственном фургоне. Он дал приют собаке, обреченной на смерть, которую надо было теперь кормить из их скудных запасов, и едва не плакал над могилой человека, своего наемного рабочего, которого двадцать лет называл и считал своим другом. И считал искренно — в этом Габриэль не сомневалась.

Она отчаянно хотела совместить этого Кингсли, с его добрым, внимательным отношением к людям и животным, с образом Кингсли — хладнокровного убийцы.

Именно поэтому она забыла про щепетильность и самоуважение и решила порыскать в его личных вещах. У нее для этого в запасе оставалось почти десять дней пути до ближайшего городка, где Кингсли найдет нового повара. Десять дней, чтобы узнать правду.