Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны - Александр Григорьевич Звягинцев

– Не понимаю тебя, начальник, – равнодушно сказал Гогидзе, – но можешь рассказывать свою сказку.

– Это сказка твоя! – сурово заметил Багиров. – Слушай: жила-была девочка Алена, и было ей тринадцать лет, и пошла она в один далеко не прекрасный для нее день гулять, а по дороге встретился ей страшный зверь, то ли волк, то ли горилла, по фамилии Гогидзе… – Багиров замолчал, очень довольный тем эффектом, который оказало на Гогидзе начало сказки. – Нравится сказка? – спросил довольный Багиров. – Продолжать?

– Не надо! Петь вы умеете! Закон – тайга, прокурор – медведь!

– Страшная сказка? – неумолимо продолжал Багиров.

– Это еще доказать надо!

– Проще не бывает, – с издевкой проронил Багиров. – Так вот, слушай, Гогидзе! – неожиданно жестко и трезво продолжил он. – Если не хочешь плакать в камере смертников, ты должен сделать одну вещь…

– Слушаю, начальник! – обрадовался Гогидзе.

Волосатый Горилла в этот миг готов был руки целовать полковнику.

– Посмотри внимательно на эту фотографию, Гогидзе! – Багиров бросил на стол перед заключенным фотографию Юрпалова. – Этот скурвился, и ты должен заставить его проглотить язык. Очень на сердце жалуется. Болит оно у него в последнее время, – намекнул Багиров.

– Колется, падла? – сразу понял Гогидзе. – Больше болеть оно у него не будет. Я его жопой остановлю. Когда надо?

– Прямо сейчас! Отведут тебя к нему в камеру. Кроме этой суки, которой тебе надо заткнуть пасть, в камере двое. Надеюсь, втроем справитесь.

– Согласен, начальник! – тупо закивал Гогидзе. Ведь он уже умер, а теперь опять ожил. Такое состояние всегда приводило его в отупение.

Багиров поймал его жадный взгляд, устремленный на бутылку водки, нахально стоявшую на столе, и налил полный стакан этому человекообразному чудовищу.

Гогидзе проглотил стакан водки как глоток воды и даже закусить не попросил.

Выполнив свою задачу, Багиров вызвал Кладухина, и тот отправил Гогидзе в камеру к Юрпалову…

В небольшой камере было четыре койки, установленные в два яруса, небольшой стол и одна скамья, ровно на четыре человека.

На двух нижних койках и одной верхней лежали три человека, но спал из них лишь один – Юрпалов.

Двое сокамерников-громил его, мягко сказать, не любили. Они вовсю старались отравить ему существование в камере: садились по очереди на парашу, когда Юрпалов начинал есть, портили воздух, когда он ложился спать…

Когда Гогидзе вошел в камеру и дверь, лязгнув, закрылась за ним, двое громил, задержанных за разбой, сразу же поднялись с коек и потянулись за сигаретами. Закурив, они стали дымить исключительно в сторону спящего Юрпалова. При этом они периодически поглядывали на Гогидзе, мощный торс которого вызывал у них если не уважение, то страх.

– Дымите, дымите на суку! – злобно сказал Гогидзе. – А он вас всех закладывает. Поет кенарем. Колется вчистую.

– А что знает этот фраер? – спросил один из гопстопников, уже понимая, что это вчера Юрпалова за длинный язык учили жизни.

– Все, что знает, то и поет! – дипломатично ответил Гогидзе, сам не имеющий понятия о грехах Юрпалова. – Мне сходняк велел с ним разобраться! Вы в доле?

– Под расстрельную ловить не с руки! – замялся один из сокамерников.

– Зачем же так грубо? Вы его только разложите на полу, а я его жопой придавлю! – предложил Гогидзе.

Гопстопники переглянулись. Такой расклад их устраивал. Ведь эта глыба мяса и костей могла и случайно свалиться сверху.

– Лады! – согласился один из них.

Второму, недоверчивому, ничего не оставалось делать, как войти в долю.

Юрпалов спал одетый, прикрыв ноги от прохладного воздуха одеялом.

Один из недругов накинул одеяло ему на голову, а второй схватил за ноги.

– Помогите! – приглушенно завопил спросонья Юрпалов. – Спасите, прошу вас!

Двое здоровил стащили Юрпалова на пол и растянули возле койки, а Гогидзе под воздействием выпитого, решив показать свою лихость, своей толстой задницей залез на второй ярус и приготовился спрыгнуть прямо на грудь Юрпалова. В случае удачного попадания, считал он, разрыв сердца обеспечен.

На вопли Юрпалова предупрежденный надзиратель, естественно, не реагировал. Он спокойно пил бормотуху и закусывал килькой в томате.

Подрыгавшись, Юрпалов замер, собираясь с силами для нового рывка.

Обманутые его покорностью сокамерники несколько расслабились и стали наблюдать за действиями Гогидзе.

Но в ту секунду, когда Гогидзе с пьяным воплем прыгнул вниз, нацелясь пятой точкой на сердце Юрпалова, тот вдруг рванул в сторону. Гопстопники, не ожидавшие этого рывка от смирившегося, казалось бы, со своей участью человека, сплоховали и не удержали обреченного.

И Гогидзе вместо мягкой плоти Юрпалова приземлился на твердый бетонный пол. От адской боли он сильно дернулся назад и основанием черепа ударился о край железной койки.

Умер Гогидзе так мгновенно, что выражение удивления от своего промаха застыло навсегда на его лице.

Став свидетелями горькой участи Гогидзе, сокамерники бросились по койкам, оставив в покое Юрпалова. Два трупа в одной камере, по их мнению, было уже слишком. Юрпалов, еще не веря в свое спасение, лихорадочно сорвал с себя намотанное на голову одеяло и бросился к двери камеры.

Забарабанив в нее кулаками, он дико, что есть силы заорал:

– Помогите! Убивают! На помощь!

Но надзиратель по-прежнему не реагировал на его вопли.

Юрпалов в страхе обернулся, ожидая нападения, но увидел совершенно неожиданную картину. Она его так же потрясла, как и нападение на него: мертвый Гогидзе сидел на полу у койки с запрокинутой головой, тоненькая струйка крови, вытекающая из уголка его рта, уже обратилась на полу в небольшую лужицу, а двое громил делали вид, что крепко спят.

Юрпалов обессиленно опустился на корточки спиной к двери и, по-детски всхлипывая, зарыдал.

Утром в кабинете горпрокуратуры перед Оболенцевым сидел совсем другой человек – сломленный, с бледным лицом и дрожащими губами.

Оболенцев был уже проинформирован о случившемся ночью в камере, и он не был бы следователем, если бы не увидел в сложившейся ситуации возможность обработать сломленного арестованного.

– Да, Юрпалов! – глубокомысленно протянул Оболенцев. – Это же надо – с больным сердцем и такого верзилу замочить!

Юрпалов не понимал, шутит с ним следователь или говорит серьезно.

– Кирилл Владимирович! – Испуганный голос его был близок к отчаянию. – Они хотели меня убить! Что со мной будет?.. Я же защищался!

– Успокойтесь! Все зачтется. Но многое теперь будет зависеть от вас… Как появился в камере этот Гогидзе? – поинтересовался Оболенцев.

– Какой Гогидзе? – искренно удивился Юрпалов. – Первый раз слышу фамилию.

– Тот, которого вы убили! – уточнил Оболенцев.

– Я спал, в камере его не было! – воскликнул Юрпалов. – Клянусь! Живым я его не встречал!.. Я знаю, – потерянно добавил он, – Багиров подсадил ко мне в