Книга жизни - Сабир Рустамханлы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снег, который шел с ночи, повалил гуще. Нескончаемая белая пелена заволокла древний Гюмрю, и на расстоянии ста-ста пятидесяти шагов ничего не было видно. Перрон с двух сторон был оцеплен: по коридору, который образовали пограничники, пассажиры тащили свой багаж в вагоны. Я говорю Зейналабдину, чтобы в дороге, в случае надобности, он оказал помощь старшей сестре Гусейна Джидди.
Поднялся возбужденный шум: близится расставание. Последние напутствия, последние слова, прощание... На перроне, можно сказать, нет никого, кто бы не плакал, кто, по крайней мере, не прослезился бы.
Вот закрылись двери, оцепление снято, люди разбрелись по открытому перрону. Поезд издает прощальный гудок и медленно трогается. Обернувшись, я вдруг увидел, что мужчина, который все это время стоял молча, с суровым, неприступным лицом, вдруг ринулся к вагону. Большими ручищами обхватил два-три окна; казалось, он порывается удержать поезд. Сестра с той стороны, брат с этой, прижались к ледяному стеклу и, казалось, своими глазами, губами, ногтями стремились растопить, выгрызть эти стекла, разделяющие их.
Поезд неудержимо набирая скорость, ушел, как последний миг встречи после долгой разлуки, как слово, слетевшее с уст, счастье, как сама жизнь... Слезы застилали мне глаза, и я ничего не видел вокруг. Смешавшись с толпой, я вернулся в здание вокзала. Ученый, который со вчерашнего дня держался очень спокойно, выдержан но, сдержанно, застыл каменной глыбой посредине зала, будто не было у него больше сил двигаться. Закрыв ладонями лицо, не обращая внимания на окружающих, он плакал навзрыд, как ребенок. Кажется, только сейчас, когда закончилась двухмесячная встреча после сорокалетней разлуки, когда он нашел свою любимую сестру и вновь потерял ее, когда осознал, что возможно, никогда ее больше не увидит, он дал волю слезам, теперь то они уже не принесут сестре дополнительной боли, нового страдания.
Что всплыло в его душе в эту минуту; далекие, безвозвратные годы детства, проведенные там, на Юге, родные края, отчий дом, прошедшая жизнь, крупица надежды на возможность вновь увидеть милый облик сестры, запечатлевшийся на вагонном стекле в последнем порыве?!
Чтобы почувствовать тяжесть выпавших на нашу долю терзаний, надо было видеть этого пожилого человека, стоящего в центре зала ожидания, слышать этот мужской плач, исторгнутый не столько расставанием, а сознанием разлуки навеки, посмотреть на запрокинутое лицо, являвшее боль, ропот... проклятья судьбе, року, самому богу - надо было видеть этого мужчину в центре зала ожидания...
Отступление: в голову приходят невеселые фантазии о том, как хоть на короткое время соединить разбитые семьи, разлученных братьев и сестер. Уж если нам заказаны встречи по ту и эту сторону, из опасения "как бы чего не вышло...", можно бы найти посередине Аракса островочек огражденный, изолированный, обособленный и там, на этом островке, пусть и встречаются они, пусть наплачутся вволю, насытятся дыханием друг друга, пусть разделят свой праведный хлеб, а потом расстаются. Или пусть на Каспии построят железный остров, где можно было бы встречаться. Чтобы было разрешение на встречу соотечественников! Если это невозможно в Баку, в Тебризе, то можно выбрать любой город в мире, на самом удаленном острове, в океанских просторах! Только бы получить разрешение на встречи!*.
______________ * Сейчас в советско-иранских отношениях наметились позитивные сдвиги. Будем надеяться, что они благотворно скажутся и на участи наших разобщенных сонародников и без моих утопических "проектов" (С. Р.).
Как и отдельные семьи, разделены города, селения.
Как Астара, как Джульфа, как Биласувар...
По эту сторону от Худаферинского моста расположено село Гумдаг Джебраильского района. Как братья-близнецы, одно на той стороне Аракса, другое на этой... Перечислить ли всех подобных близнецов?
Известный поэт Южного Азербайджана Али Туде во время поездки по Ярдымлам, удивлялся: село на Юге, в котором он родился, тоже называлось Чанах-булаг, как и здесь, в Ярдымлах!
* * *
Как-то мне пришлось участвовать в сватовстве со стороны моего бывшего однокашника. Девушка была из "демократов". Родственники парня волновались, что им придется познакомиться с совершенно незнакомыми людьми, с "гражданами другой страны".
Во время сватовства выяснилось, что семьи парня и девушки приходятся друг другу родственниками. Попросту говоря, одна часть семьи живет на Юге, в Иране, а другая здесь, в Советском Союзе - по эту и по ту сторону горы!
* * *
Осенью 1982 года в составе советской делегации я принимал участие в IV конференции молодых писателей стран Азии и Африки. Конференция проходила в прекрасные осенние дни в столице Киргизии, городе Фрунзе, Молодые писатели, приехавшие из более чем двадцати стран, говорили о роли своих братьев в борьбе за мир,
И сейчас в моих ушах звучит взволнованный, печальный голос ливанского поэта Зийната Битара: "В Бейруте у меня нет дома, его разрушили израильские танки".
Общую веру наших коллег из арабских стран, многие из которых с юных лет томились по тюрьмам, подвергались преследованиям, хорошо выразили слова йеменца Меджида Абу Шарара: "Израильский террор, хотя и сумел убить Насера, не смог убить Муина Бисуси (в то время он еще был жив. - С.Р.), Махмуда Дервиша! Когда-то мне наверно придется оставить перо, чтобы взять в руки оружие. Израиль, который когда-то начинался с тель-авивского квартала, сейчас диктует нам условия. Сегодня они на кухне дома нашего друга писателя Зийната. Завтра ворвутся в наш дом. Разве можно при этом жить спокойно?"
От имени нашей делегации выступало три человека; одним из них был я. Я говорил об исключительной роли художественного слова в борьбе за национальную независимость народов Южного Азербайджана и о позиции наших сверстников-писателей в революционной борьбе в дни Исламской революции в Иране. "... Сегодня с поэтов не сдирают кожу. Однако борьба за мир, борьба за свободу таким поэтам как Назим Хикмет, Муса Джалил, Пабло Неруда, Алекс Ла Гума, Махмуд Дервиш, Балаш Азероглы, Сохраб Тахир приносит не меньшие испытания.
Ни унижения изгнания, ни пули, ни электрические стулья, ни сфальсифицированные судилища не в состоянии заставить их свернуть с пути истины: дорога азербайджанской литературы - слово, встающее на баррикады, слово, строящее дома, слово, прокладывающее мосты между народами...
... Судьба Азербайджана поучительна с точки зрения того, какая огромная разница существует между двумя мирами.
... Существует любопытная статистика. Так, указывается количество населения мира, которое не смогло освободиться от колониализма, 12 миллионов. Народ Южного Азербайджана не попал в этот список!.. Иранское правительство старается, чтобы за словом "иранец" забылось понятие Азербайджан. Среди вышедших на баррикады против насилья были и писатели. За произведения, воспевающие национальную независимость и свободу, в Тебризе поэту Саади Юзбенди отрубили голову и бросили в подол его матери...
... Мамедбагир Никнам был расстрелян.
... Ашугу Гусейну Зиядоглы сначала переломали все кости, а затем расстреляли.
...Прекрасный детский писатель Самед Бехранги, который ходил по селам, обучая детей родному языку, был утоплен в Араксе руками агентов САВАКа.
... Алирза Октай Набдил боролся против шаха с оружием в руках. Свои революционные стихи он писал в походах, в горах, при свете луны. В знак протеста против приговора суда он выбросился из окна, но остался жив, и тогда своей же рукой он разорвал швы на оперированном желудке, обмотал вокруг руки собственные кишки и погиб.
... Марзия ханум Ахмеди Ускут была убита в уличных боях вражеской пулей, сраженная прямо в сердце...
Я говорил только о тех писателях, чей возраст не больше тридцати...
После моего выступления коллеги из Японии, Монголии, Шри-Ланка, Индии и некоторых арабских стран засыпали меня вопросами, желая подробнее узнать о судьбе Иранского Азербайджана и живущих там азербайджанцев. В этих беседах я осознал истину: мы считаем проблему Южного Азербайджана своей собственной проблемой, своей личной болью и не смогли превратить ее в предмет обсуждения, беспокойства всего мира. Между тем в нашем веке активное вмешательство мирового сообщества сыграло решающую роль в судьбе многих наций. Необходимо привлечь внимание мировой общественности к произволу, который происходит на Юге и эта обязанность ложится на плечи наших писателей.
Отступление: Я спросил у нашего известного народного писателя и общественного деятеля: "Можно сказать, что вы были на всех континентах, побывали во множестве стран, во многих состоялись ваши официальные выступления. Ваша личная судьба, ваш жизненный путь - маленькая модель разделенного надвое Азербайджана, отзвук его судьбы. Поднимали ли вы с этих высоких трибун вопрос о судьбе Азербайджана?" Немного подумав, он ответил: "Я представлял всю страну, а не Азербайджан". Что можно на это ответить, если даже это на самом деле так? За этими взвешенными, правильными словами я ощутил некий холод, индифферентность. Если ты гражданин великой страны, если надежно защищен этим гражданством, можно ли позволить себе безучастность к судьбе собственного народа? Разве политика мира, солидарности с борьбой всех народов за свою независимость, за национальный суверенитет в равной мере не относится и к Южному Азербайджану? Разве положение гражданина Советского Азербайджана, советского гражданина допускает дипломатичное умолчание о заботах разобщенной нации? Напротив, наш строй, и наше время дают писателям невиданные возможности в решении духовных, социальных и национальных проблем. В таком случае, чем можно оправдать нейтральную, безучастную позицию известного писателя?!