Варианты будущего (СИ) - Симоненко Юрий

Они должны ответить Человеку! Обязаны это сделать. Ради будущих поколений. И даже если его, учёного, за сокрытие им части правды накажут, он всё равно не должен отступаться от задуманного. Не имеет права.

Когда они остались с молодым профессором одни, учёный сказал:

— Вы ведь понимаете, почему я до сих пор не сказал ему?

— Да, конечно, понимаю.

— Вот и хорошо. Держите это в секрете. Я с этим разберусь.

Тем вечером учёный с супругой собирались посетить театр и после — ресторан. Он уже облачился в вечерний костюм и отпустил помогавшего ему слугу. Поправив перед зеркалом седые волосы, Учёный вышел из комнаты и направился к спальне супруги. Но, не успел он сделать и десяти шагов, как впереди, из примыкавшего коридора послышался знакомый дребезжащий звук и спешащие шаги, а через несколько секунд из-за поворота появился запыхавшийся дворецкий. В руке дворецкого был радиотелефон, который учёный оставил в библиотеке.

Увидев хозяина, дворецкий ускорился. Подбежав, старый слуга протянул ему продолжавший настойчиво дребезжать подобно металлической трещотке аппарат, почтенно склонив при этом порядком полысевшую голову.

Звонили из императорского дворца.

Учёный ответил. На связи был секретарь-референт Императора. Официально-учтивым тоном секретарь сообщил, что Император желает его видеть и поинтересовался: как скоро он будет. Учёный сказал, что не задержится, и секретарь, попрощавшись, положил трубку.

Он извинился перед женой за сорванные планы на вечер, — та, едва выслушав оправдания мужа, тотчас признала их уважительными и, проводив его до дверей, твёрдо заявила, что дела государственные важнее театра. Ободрившись напутствием супруги, учёный сел в спешно поданную машину и отправился во дворец.

На министерской стоянке учёный заметил машину генерала, и это обстоятельство сразу вызвало в нём неприятное чувство тревоги. Что здесь делает этот старый солдафон? Неужели ему снова придётся объяснять регалистому дураку очевидные вещи?

Быстро темнело. Солнце уже коснулось горной гряды, что протянулась на северо-западе от столицы. В сопровождении неизменной свиты из охранников и вездесущего слуги, учёный зашагал по аллее с фонтанами через перечерченный длинными тенями гостевой сад.

У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.

Император, заложив ладонь за борт лёгкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером; вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари. Поравнявшись с пятым по счёту окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся вполоборота и угрюмо взглянул на вошедшего учёного.

— А, это вы, мой друг… — невесело сказал правитель. — Я вас как раз ждал…

— Ваше величество.

— Прошу вас, проходите… — Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днём это была самая светлая часть в помещении. — Садитесь… — кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.

Учёный сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же всё выложил правителю.

— Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о вашем проекте… — произнёс Император и осёкся, ожидая, что учёный дальше всё сам расскажет.

— Полагаю, источником этих слухов стал генерал? — уточнил учёный.

Учёный, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором, во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от генерала, графа и большинства других чиновников, учёный не был подхалимом и не отличался угодливостью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один правитель не питал к таковым искреннего расположения, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.

— Верно, — ответил Император. — Как вы догадались?

— Видел его машину.

Правитель согласно покивал и перешёл к главному:

— Шпионам генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук. Им удалось записать ваш разговор с ведущим проект профессором, и генерал лично привёз мне плёнку.

— И что же из содержимого этой подлой плёнки вас смутило?

Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на учёного:

— Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?

Учёный не ошибся в своих предположениях.

— Ну, что ж, — задумчиво произнёс тогда он, — придётся мне вам сознаться…

— Давайте, мой друг, покончим с этим.

— Послание, — сказал учёный, — пришло из области межзвёздной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… — Он прямо посмотрел на Императора и добавил: — То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.

— Стало быть, — подумав, сказал Император, — наш ответ будет получен Человеком через столько же?

— Да.

— И это всё, что вы от меня скрыли?

— Да.

Правитель некоторое время молча смотрел в окно.

— И… ничего нельзя поделать с этим? — наконец спросил он.

— На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, — покачал головой учёный. — Свет, — сказал он, помедлив, — способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звёздами… Вот, например, взять наше светило… Свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы ещё одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его в небе…

Учёный замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:

— То, что вы сказали, страшно.

— Да. Очень страшно, — медленно кивнул учёный. — Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… — он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звёзды, — рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Я уверен, для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму… и причина, по которой они этого не смогут сделать — та, которую я сейчас назвал — скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…

— Если только не стать бессмертными… — произнёс Император.

— Да, как Человек.

— Теперь я понимаю, почему вы так хотите, чтобы мы ответили ему.

— Прошу вас, скажите это!

— Потому, — продолжил Император, — что такая возможность может оказаться единственной. Если мы промолчим сейчас, наши потомки могут не дождаться другой такой…

— Сменятся поколения, изменится лицо мира, пройдут тысячелетия, сотни тысячелетий, тысячи тысячелетий, солнце померкнет и мир скуёт лед… а потом наступит смерть…

— Мне страшно, друг мой, — тихо сказал правитель. — Страшно за этот мир, над которым меня поставил Господь. — Он посмотрел в сторону, в окно, за которым горели гирлянды фонарей; их отражения блестели ровными полосками на озёрной глади. Учёный мельком взглянул на Императора и заметил, как глаза могучего атлета со стальными от седин волосами блестят от затянувшей их влаги. — Мы обязаны ответить, — помолчав, сказал он. — И пускай мы с вами умрём от старости, и дети наши умрут, но те, кто придут после, встретят его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})