Убийца (Выродок) - Фредерик Дар

— Ага. Придется пока одному…

Он грустно посмотрел на деревенских пацанов и девчонок, толпившихся у манежа. Видимо, производил в уме отчаянные подсчеты… Прикидывал, что теряет по меньшей мере один заезд из пяти… Радоваться было нечему. Тем более что приближался конец сезона — самое время развернуться на полную катушку.

— Послушайте, я видел, как работает ваш парень. Это не так уж сложно. Если захотите меня взять, я тоже так смогу — за исключением тройного сальто…

Я почти увидел, как ему защекотало хребет.

— Вы? — пробормотал он и наконец-то посмотрел на меня. Зрелище было, надо сказать, не слишком привлекательное. У меня к этому времени отросла бороденка, и я напоминал скорее подзаборного алкаша, чем Робин Гуда. Да еще, небось, малость попахивал. Когда ночуешь под открытым небом, это неизбежно…

— Не обращайте внимания, — сказал я ему. — Помоюсь, почищусь — и буду как новый.

— Вы нездешний?

— Да, я из Парижа… Там работы не нашел, поехал в Лангедок на виноградники. Урожай уже собрали, и вот ехал домой.

— Ну, на пробу могу взять, — сказал он. — Только учтите: через два месяца мы все равно сворачиваемся.

— Годится.

— Тысяча в день, плюс еда и ночлег. Устраивает?

— Да.

— Вы поняли, в чем будет заключаться ваша работа?

— Понял…

Он все же решил пояснить:

— Клиенты покупают билеты. Когда они сядут в машинки, вы эти билеты надрываете.

— Запросто.

— Смотрите, чтобы вас не зацепили. А впрочем, я буду включать только после того, как вы закончите. Главное — постарайтесь побыстрее: в счет идет каждая минута.

— Не беспокойтесь!

В плане акробатики я, может быть, и уступал тому арабу, зато опережал его по проворству. Мне удавалось обежать все восемь машинок меньше чем за минуту. Хозяин, похоже, остался доволен. Я видел, как он улыбнулся и подмигнул своей мегере во время одной из «гонок».

Хозяйка была самой что ни на есть типичной ярмарочной кассиршей. На вид ей было около полтинника, может, чуть меньше. Волосы светлые, с ресниц сыплется краска, губы кое-как подмалеваны какой-то оранжевой дрянью, шея вся в морщинах… Правда, слеплена она была недурно — особенно выше ватерлинии.

Она смотрела на меня внимательным испытующим взглядом, словно боялась, что я вдруг запихну весь ее аттракцион в карман и убегу. Видно, моя рожа не внушала ей безграничного доверия…

Я делал свое дело как можно лучше и быстрее, стараясь не думать о еде. От голода у меня порой все плыло перед глазами, проклятые машинки начинали кружить меня в чудовищном водовороте, и я напрягал все мышцы, чтобы не отключиться. В животе было совершенно пусто, но меня тошнило, как после обильного ужина с кучей сладостей.

Я уже не соображал, сколько времени прошло с начала работы и сколько осталось. Мне думалось только о том, что сегодня воскресенье, что вечеру не будет конца и что мне придется разорвать еще целый мешок билетов, чтоб получить жратву и постель…

Перед глазами мелькали грязные, красные, ногтистые руки деревенских парней, неловко сующие мне розовый бумажный прямоугольник. Я едва держался на ногах. Эта беготня после двухдневного голодания была хуже каторги.

И все же в глубине души (как говорят в театральных спектаклях) я смеялся и ликовал. Легавые искали меня повсюду: во всех отелях, на всех дорогах, а я, убийца Капут, вертелся здесь, у всех на виду, посреди гуляющей толпы. Пожалуй, именно эта мысль укрепила меня тогда и помогла перенести все мучения.

И вот толпа стала постепенно редеть, и в конце концов у манежа осталось лишь несколько пьяных мужичков, которых хозяин разогнал пинками под зад. Он погасил гирлянду из ламп, окружавшую крышу манежа, оставив только две лампочки по углам. Вечерняя темнота навалилась на меня с такой силой, словно хотела раздавить. Парк аттракционов снова превратился в простую деревенскую площадь. Карусельщик и хозяин тира тоже закрывали свои лавочки. Худые бродячие собаки подбирали вафельные крошки… Наступала прохладная ночь, серебристая, как жестяной пол манежа.

Я обессиленно присел на деревянную платформу. Ноги мои гудели, руки отваливались, желудок казался просторным и гулким, как церковь после богослужения.

Хозяйка пересчитывала выручку. Сбор оказался будь здоров! Там были и тысячные бумажки, и пятисотенные, что побольше размером, но все рекорды побили монеты: полная холщовая сумка! У меня зачесались руки. Я подумал, что хапнуть всю эту кассу будет проще простого. Вытряхивать выручку из торговцев гоночными иллюзиями — это ведь самые азы уголовной науки… Боднуть толстяка головой в живот, врезать бабе ребром ладони по шее — и деньги мои!

Только это ни к чему бы не привело. Лучше было остаться, пожить немного под маской безработного и работать себе на аттракционе, наблюдая, как разворачиваются события вокруг. Это обещало мне хотя бы частичную безопасность. Служить дичью в охоте на человека мне к этому времени уже изрядно осточертело.

Толстяк спросил у своей бабы, сколько за сегодня получилось, потом с довольным видом подошел ко мне.

— Годится, — сказал он. — Теперь надо зачехлить машины.

— Простудятся они, что ли?

Я ляпнул это с явным раздражением, и толстяк нахмурился; тогда я сделал вид, что шутил, и он тут же расцвел, как георгин.

Я укрыл дурацкие автомобильчики клеенчатыми чехлами и спросил толстяка:

— Шеф, нельзя ли чего-нибудь перекусить?

— Да-да… — спохватился он. — Сейчас хозяйка все устроит. Я, видите ли, ем только после сеанса… «Сеанса»! Он, не иначе, воображал себя администратором «Комеди-Франсез»…

Только теперь он познакомил меня со своей старухой.

— Это мадам Джейн, — сказал он. — Моя фамилия Манен, а тебя как зовут?

Я мигом состряпал себе новую личность:

— Антуан Дюран…

Выдумка была не из лучших, но что поделаешь; с пустым брюхом трудно быть гением, Кстати, большая ошибка считать, что гений остается таковым только тогда, когда ему нечего жрать. Совсем напротив! Он ничуть не поглупеет от цыпленка по-охотничьи или антрекота в вине.

— Ладно, топай за нами, — буркнул Манен, сразу переходя на «ты». И то верно: фамилия «Дюран» не располагает к дворянскому величанию…

Я побрел к их фургончику. Внутри все оказалось — высший класс! Манен заделал себе настоящую виллу на колесах. Кухня с газовой плитой, душевая, столовая, спальня… На борту такого парохода сам черт не страшен!

— Можно мне помыться? — спросил я.

Баба под названием Джейн многозначительно потянула носом.

— Даже нужно!

Я сдержался, но подумал, что если она и дальше будет отпускать такие задрочки, то скоро ох как об этом пожалеет…

Я залез в пластмассовый шкаф, служивший душевой, и с блаженством намылил физиономию, растирая кожу чуть ли не до дыр. Ощущение было сказочное. На умывальнике валялась бритва папаши Манена. Я подправил свою молодую бородку, пустив ее ободком, и стал похож чуть ли не на интеллигента из левобережных кварталов столицы.

Когда я вошел в столовую, расчесав волосы на пробор, мамаша Манен захлопала глазами. Моя возрожденная мужская красота стала для нее пикантной неожиданностью; она тут же метнула на меня свой коронный взгляд, которым, наверное, и заарканила своего мужика лет двадцать пять тому назад. Я вежливо улыбнулся ей в ответ.

— На ужин кровяная колбаса с печеными яблоками! — объявила она.

— Отлично!

— Любите?

— Обожаю! Я даже мороженое всегда покупаю не ванильное, а кровяное и колбасное!

Шуточка была, конечно, медвежья, но им понравилась. Они усмотрели в ней доказательство моего чистосердечия. Раз человек шутит — значит, не замышляет ничего дурного…

— Садись! — сказал толстяк.

— Я накинулся на еду, и пока я жевал, Манен рассказывал мне о своей жизни, а его бабуся пихала меня под столом коленкой!..

II

Ночевал я в прицепе их фургона, там, куда укладывали разобранный манеж. В прицепе оказался уголок, отведенный для помощника. Вместо матраца лежали мешки, простыней тоже не было — и все же эта ночь показалась мне самой прекрасной в моей жизни.

Утром меня разбудили деревенские петухи. Распелись, хоть уши затыкай! Да и как им было не петь — утро выдалось просто замечательное.

Подошел Манен — подтяжки болтаются у пяток, старый пуловер завязан на шее шарфом.

— Ну, Антуан, как спалось?

— Классно!

— Не замерз?

— Нисколько!

— Молодчина. Ну, пошли разбирать павильон. В полдень будем выбираться Вечером поработаем в другой деревне, ехать туда километров пятьдесят.

«Вот так и устроена жизнь», — меланхолично подумал я. Гулять сегодня будут в другом месте, а здешние мужики уже принимаются за работу, попивая с похмелья газировку с содой. Мы же ездим от одних к другим, таская с собой свои разноцветные машинки и гирлянды из лампочек, доставляя гулякам удовольствие повертеть руль и устроить всего за сто франков пару-тройку безобидных аварий… Ведь главное в таком аттракционе — это именно столкновения. Люди ради смеха покупают себе катастрофы: дело обстоит именно так. После трех первых кругов придурки, сидящие в наших размалеванных кастрюлях, начинают воображать себя героями и мечтают, как мэр прицепит им орден Почетного легиона на сельской площади в присутствии взволнованных земляков!