Убийство арабских ночей - Джон Карр

— Да, понимаю.

— Так вот, можно ли положить этому конец? — с силой вскричала она, хотя продолжала отводить взгляд. — Можно ли положить конец? Возможно ли это? Только ради бога, не говорите, что нас и дальше будут мучить!

В такой ситуации начинаешь чувствовать себя чертовски неудобно. На ее щеках зардел яркий клюквенный румянец, хотя вообще-то она была покрыта восковой бледностью. Ей не мешало бы немного поправиться. Ей нужно больше спать, меньше пить, но уже утром она пропустила несколько порций виски.

— Никто не собирается преследовать вас, мисс Кирктон, — сказал я. — Послушайте меня. Я буду с вами совершенно откровенен. Все мы люди. Как и вы, мы не испытываем склонности к скандалам. Но нравятся они нам или нет, мы обязаны найти убийцу, и вот в чем сложность: почти доподлинно известно, что убийство совершено непосредственно из-за мисс Уэйд… или из-за вас.

Медленно переведя дыхание, она застыла на месте.

— Значит, вы тоже знаете об этом, — не столько спросила, сколько сообщила она, обращаясь к краю стола.

— Минутку, мисс Кирктон. Вы понимаете, что не обязаны сообщать мне что-либо, если на то нет вашего желания. В данный момент нам тоже не нужно общественное внимание — оно будет только мешать расследованию, пока мы не выдвинем обвинение против кого-нибудь. Но тогда это станет неизбежно, пусть даже у нас не будет достаточно доказательств для ареста. Только не стоит возлагать на это большие надежды. К сожалению, выводы делает коронер. Многие из них сотрудничают с нами, играют в наши игры и помогают замалчивать вещи, которые мы пока не хотим выносить на поверхность. Однако кое-кто из них — сущие идиоты, которые предпочитают действовать строго официально; им нравится быть в свете рампы, и поэтому они копают все, что только могут, пусть даже это идет во вред следствию. И вам не повезло: Виллертон, который ведет это дело, — один из таких. Я могу только предупредить вас об этом.

Предельно глупо помогать свидетелю, который придерживается таких взглядов. Если же говорить тихо и спокойно, словно что-то объясняешь ребенку, обычно удается выяснить то, что хочешь узнать. Девушка была настолько расстроена, что окончательно потеряла дар речи.

— Но… — словно ничего не понимая, наконец сказала она, — но… что же в таком случае делать Мириам? Эта миссис Рейли…

— Пусть вас это не беспокоит. Мы займемся миссис Рейли. Если вы — то есть все вы — полностью доверитесь мне, я посмотрю, что можно для вас сделать. Но это предполагает полную и предельную откровенность. Вы это понимаете, мисс Кирктон?

Она поежилась, но кивнула.

— Решать вам, — продолжил я. — Увы, все ваши приятели уже предстали в дурном свете, поскольку напропалую врали о том, что произошло в музее в ночь на пятницу…

Она пнула стол.

— И насколько я понимаю, это привело к новым неприятностям, — мрачно сказала она.

— О, вы услышите от коронера немало ехидных замечаний на этот счет. Правда, если вы будете с нами абсолютно откровенны, у вас не будет особых оснований волноваться.

— Я расскажу вам все, что вы хотите знать, — тихим, бесцветным голосом, который почти не отличался от шепота, ответила она. — Все и вся, да поможет мне бог, — с отчаянием решилась она. — Да, я доверюсь вам. Вы выглядите… надежным человеком. Да. Что вы хотите знать?

— Очень хорошо. Пока оставим в покое мисс Уэйд. Перейдем непосредственно к делу. Вы были любовницей этого Пендерела, не так ли?

— Да. То есть нет. Нет, любовница — это не то слово. То есть оно словно предполагает… длительные отношения, понимаете? Да? Я провела с ним всего лишь только один уик-энд. И больше не могла его выносить! — Решив привести себя в порядок, она резким гневным движением открыла сумочку и вынула пудреницу. У нее дрожали руки. — Я сказала себе: чего ради я из-за этого так переживаю? В общем-то все мы раз-другой позволяем себе такие поступки, верно? Наверное, дело в том, что он был такой… елейный и вкрадчивый. Вы понимаете?

— Он пытался получить у вас деньги?

— Нет. Он знал, что у меня их нету.

— Сколько человек знали о романе?

— О моем романе, хотите вы сказать? Мириам знала. Это он ей рассказал. Понимаете, он знал меня еще до встречи с Мириам, и никто из нас — ни Мириам, ни я — не подозревали, что другая тоже знакома с ним. Я видела, что жутко запуталась, вы понимаете меня? Затем, когда Мириам обнаружила… поняла, что беременна, и сказала ему, чтобы он убирался и что она больше не хочет его видеть, он рассмеялся и нагло заявил, что она как миленькая будет видеться с ним. И чтобы стало совсем уж смешно, он рассказал ей обо мне.

— Она все еще… была увлечена им?

— Мириам? — Гарриет презрительно выдохнула, словно готовясь издать смешок, что-то вроде «Ха!», и повела плечами, как бы избавляясь от насекомого. — Мириам? Ни в коем случае.

— Теперь чисто личный вопрос. Вы влюблены в Ричарда Батлера?

— Да.

— Он знает о вас и о Пендереле?

— Да.

— С каких пор?

— Сегодня с утра. Я ему рассказала. — Распахнув глаза, она с интересом уставилась на меня; ее так колотило, что было видно, с каким трудом она удерживается на грани настоящего истерического смеха. — О господи! Вы же не думаете… не думаете, что Ринк мог убить его? Послушайте! Должно быть, вы ужасно старомодны. Он мог считать, что такие типы, как Пендерел, оскверняют собой человечество, но никогда не решился бы убить его. Ведь вы же так не думаете?

Я не сказал ей, о чем думаю, так же как не хочу пока рассказывать и вам. Не скрывая растущего восторга, она продолжала смотреть на меня:

— Я вам больше скажу, мистер Хэдли. Кто бы ни хотел убить Пендерела, я расскажу вам о тех, кто не убивал его и не мог убить. Четверо из нас — четверо! — все время были наверху. Ринк — он-то и рассказал мне, как нашел труп… ну, вы знаете… в одиннадцать часов… — она тяжело дышала, — но он не мог этого сделать, и вы это отлично знаете. То есть он не мог убить его. Ринк, Рон Холмс и я — все мы были наверху с примерно двадцати минут одиннадцатого и до одиннадцати. Мириам присоединилась к нам еще до четверти одиннадцатого, и до одиннадцати все мы не расставались. Все четверо. Что вы об этом думаете?

Я не считал себя обязанным говорить ей, о чем думаю. Но она продолжала смотреть мне в глаза, и ее взгляд горел то ли искренностью, то ли открытым вызовом. Я так и не разобрался, чего в нем было больше.

— Могу ли я полагаться на ваши слова, — сказал я ей, — или это очередное совместное алиби?

— Можете положиться, мистер Хэдли. Это правда, клянусь вам, чистая правда!

Я открыл ящик стола и вынул схему музея, сделанную Каррузерсом:

— Вот план нижнего этажа. Покажите мне, в каких именно помещениях верхнего этажа вы были, имея в виду — над какими помещениями они располагались. Понимаете?

— Да. Конечно. Вот! Видите, наверху четыре основные галереи, точно так же, как и внизу. Всех их огибает что-то вроде балкона. Мы были в «Арабской галерее», которая прямо над той, что называется «Египетской».

— Куда ведет дверь из «Арабской галереи»?

— Это называется «Зал Шалей».

— Прямо под ним — «Персидская галерея»?

— Да, конечно.

— А вы знали, что в одном углу «Зала Шалей» расположена винтовая металлическая лестница, которая ведет прямо в «Персидскую галерею»? — Когда она кивнула, продолжая не сводить с меня взгляда, я предложил: — Давайте четко определимся. Значит, вы готовы поклясться, что между, скажем, без двадцати пяти одиннадцатью, когда мисс Уэйд, поднявшись, присоединилась к вам, она, вы, Холмс и Батлер все время были в «Арабской галерее» на глазах друг у друга — до какого времени?

— Примерно до без пяти минут одиннадцать, — уверенно ответила она. — Рон и Ринк успели упаковать тот сундук. Как раз к нам снизу поднялся Сэм Бакстер; вот он-то и воспользовался лесенкой в «Зале Шалей». Затем Ринк и Сэм, как самые сильные, потащили эту клеть вниз. Рон… да, Рон слышал, как Пруэн что-то кричит снизу. Поэтому он спустился по лесенке выяснить, в чем там дело, а Ринк и Сэм тащили ящик вниз по главной лестнице. Не знаю, известно ли вам все, что случилось…

Из замкнутого и напряженного свидетеля она превратилась в чрезмерно болтливого, и я осторожно вернул ее в русло разговора:

— Давайте снова зададимся тем же вопросом, мисс Кирктон. Значит, вы уверенно утверждаете, что с десяти тридцати пяти до без пяти одиннадцать вы, мисс Уэйд, Холмс и Батлер все время были на глазах друг у друга?

Простое повторение вопроса нередко приводит к удивительному результату: свидетель не то чтобы меняет показания, но вспоминает факты, которые, казалось, были давно забыты и похоронены. Гарриет Кирктон была далеко не дура. Она вцепилась в край стола, и было видно, что девушка лихорадочно пытается понять, не допустила ли она ошибки. Наконец она кивнула, но выражение раскрасневшегося лица не изменилось.