Забытая клятва Гиппократа - Ирина Градова

– Да уж, сделайте милость! – пробормотал Кадреску, пристально разглядывая стену над головой майора.

– Значит, так. Думаю, ни у кого не возникало сомнений, что все началось с этого треклятого клуба «Начни сначала»… То есть сама по себе организация безвредна, но в нее попал человек, которому там совершенно не место! Поначалу детище Альбины представляло собой просто клуб – типа анонимных алкоголиков или жертв насилия. А потом появилась Немезида.

– Вы выяснили, кто скрывался под этим ником? – спросила я, подавшись вперед от нетерпения. – Немезида имела отношение к тому, что случилось?

– Самое непосредственное, – кивнул Карпухин. – Это, как я и предполагал, был Емоленко. Но он умен: всегда выходил в Интернет не из дома или с работы, а из разных интернет-кафе. Правда, привычки редко меняются, и маршруты тоже, поэтому мои парни хоть и истоптали не одну пару обуви, но установили личность Немезиды. Кстати, Вика, тебе отдельное спасибо! Если бы не она, то копались бы мы еще и копались в этом… в общем, еще раз – спасибо.

Девушка скромно потупилась, но ее глаза заблестели от гордости.

– И вы его взяли? – нетерпеливо спросил Никита.

– За что? – пожал плечами Карпухин. – За незаконное использование имени древнегреческой богини? За то, что посещает интернет-кафе? Но я вызвал его на допрос – в качестве свидетеля, разумеется, ведь его интерес к Олегу Шилову стал с некоторых пор очевиден. Таких «совпадений» просто не бывает, и я решил немного напугать Емоленко. Он чувствовал себя в полной безопасности, и нужно было заставить его нервничать.

– И как успехи? – поинтересовался Кобзев.

– Так себе: у мужика железные нервы! Он не стал отрицать то, что смерть дочери заставила его стать членом клуба «Начни сначала», не пытался убедить меня в том, что не держит зла на Олега. Тем не менее мне просто нечего ему вменить, поэтому пришлось пока что отпустить на все четыре стороны. Кроме Челищевых, вернее, их сынули, у которого имеется справка из психдиспансера, у меня ничего не было. Пока Агния не посмотрела весьма интересное кино.

– Кино? – переспросил Никита удивленно. – А при чем здесь кино-то?

– Нам просто повезло, что у Агнии и Емоленко, судя по всему, одинаковые вкусы: они оба без ума от Хичкока!

– От Хичкока? Что-то я не успеваю за ходом твоих мыслей! – воскликнул психиатр.

Майор вкратце пересказал присутствующим содержание фильма «Незнакомцы в поезде».

– Похоже, как ни невероятно это звучит, именно так все и произошло – по сценарию старины Альфреда! – добавил он, закончив.

– Ты полагаешь, что члены клуба все сговорились между собой?! – не веря в эту абсурдную идею, уточнил Кобзев.

– По всему выходит, что так. Однако они молчат – круговая порука! Челищевы все сваливают на сына, понимая, что ему ничего не сделают из-за диагноза: посидит пару месяцев в психушке… в психиатрической лечебнице, – поправился майор, заметив неодобрительный взгляд Кобзева, – и выйдет на волю, к любящим папе с мамой, чистым, как Непорочная Дева. Причастность остальных вообще невозможно доказать, так как они, не отрицая личного знакомства, что было бы совсем уж нелепо, отказываются признать сговор и размахивают своими алиби, как флагами! Их и в самом деле трудно опровергнуть.

– Но ведь у вас есть Виктор Свиридин! – возмутился Никита. – Он же ворвался в больницу с оружием в руках и пытался…

– А он себя и не оправдывает – говорит: «Бес попутал»!

– Да уж, во всем виноваты потусторонние силы! – закивал Кадреску. – Впору попа приглашать – с лампадкой и кадилом.

– Я уверен, что именно Емоленко – душа и вдохновитель этого заговора! – с горечью проговорил майор.

– Но почему же все так получилось? – недоуменно спросила я. – То есть почему у всех алиби, а Свиридин попер на Шилова с Извековым, как танк? Знал ведь, что все равно поймают!

– Ну, может, надеялся, что сбежит? – предположил Карпухин. – Но, полагаю, дело было так. Емоленко предложил схему, так сказать, «по Хичкоку». Звучала она как почти беспроигрышный вариант, ведь, несмотря на то что всех будущих «убийц» связывала группа Альбины, они даже не знали врачей, которых предстояло «казнить»! Никому бы и в голову не пришло сложить воедино все факты.

– Они хладнокровно убивали врачей и медсестер! – покачал головой Кобзев. – Что же это за люди?

– Думаю, Емоленко удалось с новой силой разжечь в них ненависть к тем, кто причинил им столько боли и горя. Они уже начали успокаиваться, терапия Альбины стала приносить свои плоды, и тут на сцену выходит наш «мститель»! Он решает чужими руками убрать того, кого не смог уничтожить административным путем, при помощи Комиссии по этике.

– Но Инга покончила с собой! – в отчаянии закричала я. – Она была больна, так почему же Емоленко так ненавидит Олега?!

– Потому что она была его дочерью. Ему, судя по всему, никак не смириться с тем, что девочка погибла из-за своего заболевания, – гораздо легче обвинить во всем живого человека, из плоти и крови.

– А как насчет алиби других подозреваемых – вы проверили, где они находились в дни других убийств?

– Разумеется. Должен признать, что алиби на это время у них либо вообще отсутствует, либо выглядит, мягко говоря, неубедительно – в отличие от тех дней, когда погибли те, кто имел непосредственное отношение к их случаям!

– Ну вот, чем не зацепка? – воскликнул Никита.

– Из этого, как говорится, шубу не сошьешь! – покачал головой майор. – Ну не помнит человек, что делал в какое-то конкретное время несколько месяцев назад – подумаешь! Такое возможно, ведь привлечь его за плохую память все равно не получится, не говоря уж о том, чтобы связать с убийствами людей, не имеющих к ним никакого отношения.

– А что, если надавить на Свиридина? – вдруг сказал Кобзев, и все взгляды обратились на него.

Меньше всего мы могли ожидать от психиатра слова «надавить», а потому поняли, что у него созрел какой-то план.

– Да ничего особенного, – внезапно смутившись, пробормотал он, не привыкший к такой реакции окружающих. Павел – человек спокойный, даже, пожалуй, флегматичный, и не любит к себе пристального внимания. Тем не менее он продолжил: – Я имею в виду… Смотрите: почему он решился на такой шаг – ворваться в больницу с оружием, угрожать убийством целой бригаде? Это не характерно для человека в здравом уме. Если бы я выносил суждение, то сказал бы, что Свиридин находился в состоянии аффекта: акт этот не спланированный, спонтанный – идиотский, другими словами. Почему?

– И почему же? – поинтересовался Карпухин, весь обратившись в слух.

– Видимо, кто-то сказал ему, что его брат, скорее всего, так и останется неотмщенным.

– Кто-то – это Емоленко?

– Если ты так в этом уверен… Вернее всего, ты прав: за всеми убийствами стоит весомая фигура, а из всех известных подозреваемых только Емоленко может считаться таковой.

– Но именно его-то и невозможно приплести к делу! – возразил майор.

– Я говорю как раз об этом, – поправив очки привычным жестом, сказал Павел. – Он хотел загрести жар чужими руками, а сам между тем никого не убивал – я в этом почти уверен. Как и в том, что ни один из подозреваемых не знает правды о том, что он питает к Шилову личную ненависть. Заметьте, со смерти его дочери прошло несколько лет, но он не предпринимал попыток устранить Олега – по крайней мере, физических попыток. И даже когда представилась возможность лишить Шилова лицензии, он пытался сделать это через Толмачева. Тот, конечно, человек крайне неприятный, но искренне верил в то, что Шилов и Извеков – болезнь, а он – лекарство! Это говорит о том, что Емоленко в глубине души трус. Я внимательно читал интернетовские «откровения Немезиды» и пришел к выводу, что там слишком много общих суждений – и ничего личного. Его речь изобилует образами и лозунгами, она похожа на предвыборную агитацию современного политика, а не на крик души убитого горем отца. Это – призыв к действию, но действовать должны другие, не он!

Я заметила, как лицо Карпухина неожиданно просветлело, хотя сама никак не могла взять в толк, что имеет в виду психиатр и чему так радуется майор.

– Ты полагаешь, – медленно начал Карпухин, – что все эти люди считают Емоленко борцом с несправедливостью, у которого нет никаких личных мотивов? Он – член Комиссии по этике и искренне возмущен беспределом, царящим в среде врачей?

Кобзев кивнул.

– Таким образом, – продолжал майор, – если дать Свиридину понять, что Емоленко просто подставил его… Свиридин уже кого-то убил?

– Боюсь, что так, – вздохнул Павел. – И он ни за что не выдаст того, для кого это сделал, потому что этот человек – его брат. В смысле, брат по несчастью.

– Другое дело – Емоленко! – подхватил Карпухин. – Предположим, он здорово струхнул, поняв, что теперь делом вплотную занялись и что его хитроумная схема убийств не своих личных врагов, а врагов приятелей по клубу больше не работает. Он понял, что рано или поздно мы выйдем на след, если уже этого не сделали, а значит, убийства должны прекратиться.