Глаза из серебра - Майкл Стэкпол

На горизонте появилось Мясово. Капитан говорил – прибытие через три часа, хватит времени подготовиться к приему.

Из персональной кухни салона вошла Полина с серебряным подносом, на котором было два яблока, хлеб с сыром и пустой стеклянный бокал, а бутылку она несла под мышкой. Полина опустила поднос на тиковый стол в центре каюты, откупорила бутылку и налила в бокал прозрачную жидкость, после чего воткнула пробку на место и оставила бутылку на столе.

– Капитан Седов просит извинить его, ваше высочество. В этой местности он ведет торговлю с купеческой семьей, но два дня назад умер глава этой семьи. Наши люди явились к ним как раз во время похорон, и вот лучшее, что смогли раздобыть.

Наталия присела к столу, прижав руку к груди:

– Они ведь получили компенсацию?

– Для них честь – услужить вашему высочеству.

– Так не пойдет. Налей мне ванну, потом скажи капитану Селову – пусть пошлет ялик к этой семье. Я подарю им тот рулон желтой ткани, который везу сестре. Марина обойдется без желтого, хватит ей и остальных цветов радуги. Все равно ее желтое толстит. Поторопись.

– Да, хозяйка.

Худенькая служанка открыла дверь в ванную и отвернула краны. В огромную ванну из чугуна и фарфора хлынула вода: дымящаяся горячая – из одного крана, холодная – из другого. Полина всыпала в воду какие-то синие кристаллы, и аромат роз проник в каюту.

После того, как девушка ушла, Наталия начала раздеваться. На воздушном корабле она предпочитала одеваться в мужской костюм для верховой езды: сапоги, облегающие лосины, белую блузу и шерстяной жакет.В этом костюме было не холодно. Она вообще-то обычно носила юбки, но на борту воздушного корабля с его узкими коридорами и крутыми трапами юбки неуместны.

«Конечно, в Мясово надо приехать в платье. Полина что-нибудь выберет. Собственно, какая разница, что надеть».

Через час в доме у сестры Наталия будет обряжена во что-нибудь новое – по последнему писку мясовской моды этого лета – и вывезена на первую сегодняшнюю вечеринку.

Сбросив одежду, Наталия прошла в ванную. Она плотно закрыла краны и щеткой размешала воду. Попробовала температуру пальцем ноги, добавила холодной воды, снова перемешала и нашла, что вода немного горяча, но и так сойдет. Закрутив волосы, она завязала их лентой для купания и подняла вверх, после чего забралась в душистую горячую воду.

Лежа на спине, она улыбалась, вспоминая свой прошлый визит в Мясово. Казалось, все, с кем она разговаривала, знали о ее романе с Григорием Кроликом и хвалили его. Мясово – его родина, он тут учился, и все гордились тем, что Григорий сделал для восстановления города из руин. Его считали спасителем. Он не только изгнал орды лескарцев, но после войны воздвиг новый город из пепла, оставленного врагами.

Наталии даже показалось, что и к ней лучше относятся не из-за того, что она тасота, а из-за любви Кролика к ней. Необычное наблюдение. Она уже привыкла к тому, что пользуется в народе уважением и преклонением как дочь тасира.

В Мясово народ воспринимает ее иначе.

Когда ей представляли кого-то в любом другом городе Крайины, она заранее знала, как пойдет беседа. Она научилась с легкостью предугадывать стандартные вопросы и отвечать остроумно и очаровательно. Отработанная искренность позволяла ей соперничать с самыми великими актрисами Крайины, и собеседники никогда не сомневались, что произвели неотразимое впечатление на нее своими добродушными шутками.

В прошлый приезд в Мясово она заметила, что здешний народ больше интересуется Григорием, а не ею. Наталии нравилось говорить о нем, слушать, и узнавать новое из рассказов знающих его людей. Григория здесь откровенно обожали, и благодаря этому она стала больше его любить и лучше понимать. Она быстро поняла, что Григорий Кролик – истинный сын Мясова, и это ее заинтриговало.

Но в ее глазах у Мясова был один недостаток. Народ тут любил азартные игры, вист, трик-трак, а не ее любимые шахматы. Для них шахматы были игрой слишком строгой и со слишком многими правилами, чтобы служить развлечением. Ее поражало, с какой легкостью жители Мясова выбрасывали огромные суммы на ерунду, но одновременно и нравилось.

«И это так идет городу – такому восхитительному и новому».

Визит в Мясово, перед тем, как ехать к Григорию, еще раз открыл ей глаза на него. Она была уверена, что тут сыграло роль отношение Григория к ней. Трудно надеяться, что в этот раз будет так же здорово, как в прошлый, но хоть частично повторилась бы магия прошлой поездки. Раскованность и страстность людей, проживающих за пределами столицы, были ей чужды, но она привыкнет со временем, ведь сестра привыкла.

«Но не забыть главную цель поездки. – Наталия серьезно кивнула себе. – Если есть угроза отцу или моему народу, я ее искореню».

Глава 18

«Горностай». В небе над Глого, 18 белла 1687

– Уф! – Урия ударился головой о главную балку каюты и с воплем отпрянул. Помрачнев, сел снова на деревянную скамью, чуть не столкнув тарелку с едой, стоявшую на скамье между ним и Киддом.

Старый капитан «Горностая» поднял голову и скривил губы в усмешке.

– Вашему племяшу, видно, нравится стукаться о мой потолок, все никак не уймется. – Толстяк хрипло засмеялся, отрезал еще один кусочек темной сушеной говядины и запихал его за щеку. – Будь осторожнее, парень. Как вылетят все мозги, так мы тебя тут же – за борт.

«Я бы и сам выпрыгнул, да неохота тебя осчастливливать». Урия потер заметно растущую шишку.

– Как вылетит достаточно мозгов, можно будет вступить в вашу команду.

Но эти слова не понравились капитану Оллису.

– В моей команде ребята получше тебя, малый. По крайней мере, знают, какой головой думать. Где тебе до них! Самый тупой из них не стал бы наставлять рога его преосвященству кардиналу Гароу. Но ты, парень, обходился своим умишком, и если бы твой дядя, святой человек, не устроил тебя на «Горностай», то тебе светило бы веселенькое будущее. Аран – вот единственное место для таких недоумков, если надо скрыться от церкви. И все же, говорю для твоего же блага: такой болван, как ты, всюду нарвется на неприятности.

Урия скорбно повесил голову. Он уже заметил, что при виде такого смирения Оллис обычно раньше заканчивает свои наставления. Под разглагольствования Оллиса о каком-то своем знакомом, сделавшем какую-то глупость в Аране, Урия выбрал твердый бисквит и постучал им по краю скамьи. Сухарь не раскрошился, но зашевелились обитающие в нем черви. Урия еще пару раз стукнул сухарем, разломал его пополам и вытащил двух белых червей с черными головками.

Грызя с краю черствый бисквит, он кивал с видом раскаяния: