Магия и пули - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлия понимала: рядом с ней не будет мужчины, равного Федору. А еще боялась нарваться на проходимца вроде Николя. Крест на себе ставить не собиралась: рано или поздно выйдет замуж за какого-нибудь коллежского регистратора, а тот до выхода на пенсион вырастет, скажем, до коллежского асессора. Будет трое-четверо ребятишек и неразрешимый вопрос: где найти деньги на обучение сыновей, приданное дочкам… Оттягивая неизбежное, отказала полицейскому офицеру, человеку приличному, но грубоватому, к тому же с репутацией хапужистого.
Репутация самой Юлии Сергеевны тоже была не ахти. Слух о ее похождениях, закончившихся гибелью одного из самых завидных женихов Российской империи, дополз до Тамбова. Коли была вместе с княжичем – то насколько близко? Слушая пересуды, нет-нет да и долетавшие до ее ушей, Соколова так порой серчала, что готова была идти к лекарю и требовать свидетельства о непорочности. А потом, заплатив целковый, опубликовать фотографический снимок этой справки на страничке объявлений «Тамбовского вестника», тем самым шокировав местный бомонд попранием всех обычаев и устоев. Погонят из института? Пусть!
Однажды, расстроившись, она поделилась этой авантюрной идеей с другой классной дамой. Та лишь расхохоталась и посоветовала не слушать губернских завистливых дурочек, никогда не имевших романа с наследником княжеского рода.
– Представь, ма шер! – сказала, отсмеявшись, – Они немедля придумают новый повод лясы поточить. Коль была вместе с Николя, отчего тебя не тронул? Побрезговал? Стало быть, есть в тебе какой-то порок…
Вояж в Питер был вызван желанием вырваться из захолустья в пышную столицу, где другое окружение, а не жалкое тамбовское. Пусть на несколько дней, но почувствовать себя не провинциалкой, а желанной гостьей высокорожденной особы. Да и кавалеры в Петербурге – не чета тамбовским.
Прием у Софьи Александровны ей понравился. Все было мило и душевно. Великая княгиня их благодарила, говорила о растущей роли женщин в современном обществе. Не обманул ожиданий и последовавший за приемом бал, где в Юлию Сергеевну буквально вцепился гвардейский офицер. Он хвалился состоянием и перспективами, обещал писать в Тамбов, а затем, отпуск испросив, прибыть туда лично, дабы «увести с собой блестящий цветок из провинции». Про «цветок» говорил и Николай, потому Юлия осталась равнодушной. Наверное, у столичных Осененных говорить такие комплименты, как обычай бриться по утрам. Офицер остался без награды.
Праздник завершился, поезд поутру привез учительниц в Петербург. До отправления московского оставалось много времени, и Юлия позволила себе променад. Конечно, юной барышне без сопровождающего некомильфо, но когда еще выпадет случай…
Возблагодарив бога, что надоумил ее согласиться на питерский вояж, девушка заглянула в Исаакиевский собор, считавшийся в городе разночинным. Сюда заходила и чистая публика, и мастеровые с заводов. Перекрестилась, купила свечек, поставила перед иконой Спасителя, двинулась к Николаю-угоднику… И тут ее словно током прошибло.
Это был он…
Столько месяцев она гнала от себя мысли о Федоре, но до конца вытравить их не могла. Жадно впивалась в скупые строки газет, сообщавших о визите князя Юсупова во Францию в ноябре прошлого года, после чего тот исчез из вида репортеров. Мог задержаться во Франции, решая государевы дела. Он теперь – большой человек. Может, возвратился в Тулу. Но чтоб здесь…
Встретившийся ей мужчина рассеяно мазнул по Юлии взглядом и отвернулся. Одет в пальто с каракулевым воротником и такую же шапку-пирожок, как господин средней руки. Князь такое не наденет. Короткая борода клинышком. Федор растительности на лице не носил. На носу круглые очки с маленькими стеклами в стальной оправе, а ее бывший жених обладал отменным зрением. Нет, не он.
Юлия вернула в сумочку ключ от тамбовской квартиры, устыдившись шальной мысли – швырнуть его в спину мужчине, убедиться, что его не охраняет Зеркальный щит, о котором писали газеты. Коль сделала бы такое, да тем более в храме, сочли бы сумасшедшей.
Обозналась. Видимо князь, совершенно недоступный Юлии теперь, глубоко проник ей в душу, не желая отпускать ее на волю. Потому мерещится ей в похожем человеке.
Господи, какая же она была дура!
* * *Было больно. Заметив Юлию, покупающую свечки, Федор словно покрылся льдом изнутри.
– Закрой варежку, – одернул его Друг. – Да, это Соколова. Выглядит прекрасно, ничуть не хуже, чем в тот день, когда вручил ей обручальное кольцо. Значит – расставание с тобой жизнь ей не испортило. А вот нам с тобой досталось.
– Не трави душу! – буркнул Федор.
– Ну, а ты оттай! Аккуратно обойди за колонной и давай к выходу. Не забудь – она свидетель, способный открыть наше пребывание врагу. Зря послушался тебя, дескать, прогуляемся по Питеру, засиделись, мол. Ну, и что в итоге? Если вдруг столкнешься с ней – ни за что не узнавай. Глаза в сторону и вперед.
– Лучше ты…
Друг, завладев браздами управления, проложил курс на выход. Как назло, этот курс вывел на Юлию – лоб в лоб.
Ее глаза расширились. От ужаса, удивления, радости – не понять. Разбери, что на уме у женщины! Друг отвел взгляд в сторону, якобы, не интересуясь тамбовской учительницей, и вышел из Исаакия на морозный воздух. Не оборачиваясь, быстрым шагом устремился прочь, поймал извозчика и приказал немедля гнать на вокзал, чтоб оттуда ехать в Гатчину. Вдруг Юлии взбредет в голову догонять – поведение женщины непредсказуемо по определению.
Семь бед – один ответ. По возвращении в Гатчину их ждала работа. Во избежание раскрытия личности Федора Емельянова, по легенде – бывшего студента Киевского университета, а потом еще учившегося в Париже, дель Кампо сюда взят не был. За аэроплан ему выплатили отступные, пригрозили казнями египетскими, если даже и во сне обмолвится с кем летел, после чего отпустили с миром. Без него безвестный и нетитулованный «Емельянов» никак не мог доказать генерал-лейтенанту Александру Матвеевичу Кованько преимущества «Авиатика» перед французскими и британскими аэропланами со знаменитым роторным двигателем «Гном». В качестве рекомендации сомнительный инженер предоставил только письмо из разведуправления Генштаба, из чего начальник Гатчинской воздухоплавательной школы сделал вывод: перед ним спалившийся агент, коего Генштаб намерен укрыть в тихом месте, ни в малейшей мере не заботясь о его пригодности к воздухоплавательной работе.
