Старые письма - Даниэла Стил

Велико же было ее удивление, когда в Санкт-Петербурге ей бросились в глаза толпы людей на улицах. Демонстранты выкрикивали лозунги против царя и царской власти, и среди них то и дело мелькали солдаты. В уединении Царского Села Анна не подозревала ни о чем подобном и была неприятно поражена напряженной обстановкой, сложившейся в городе. Ей пришлось усилием воли выкинуть из головы тревожные мысли и поспешить в балетную школу. Она все еще боялась за состояние мадам Марковой и молилась о том, чтобы ее старая наставница и старшая подруга не оказалась опасно больной. Увы, к ее отчаянию, именно так и обстояло дело. Как уже случалось прежде, мадам совершенно обессилела после пневмонии.

Анна не отходила от нее ни на шаг, ухаживала за ней, кормила и уговаривала съесть побольше. Так прошла неделя, и, к великому облегчению Анны, появились первые слабые признаки улучшения. Однако за несколько недель своей болезни мадам Маркова словно состарилась на многие годы и все еще была беспомощной и слабой, когда Анна сидела около ее кровати, ласково держа за руку.

В хлопотах возле больной дни летели незаметно, и Анна отправлялась спать, не чуя под собой ног от усталости. Ей приходилось все делать самой, и от этой бесконечной суеты лодыжка сильно опухла и болела не переставая. Ночевала она на жесткой кушетке в кабинете мадам Марковой, ведь ее прежнюю койку в общей спальне давно занимала новая танцовщица.

Анна еще не успела проснуться, когда ранним утром одиннадцатого марта неподалеку от балетной школы собралась особенно шумная большая толпа. Ее разбудили дикие вопли и выстрелы. Анна всполошилась и поспешила на улицу, узнать, что происходит. Ученики, уже начинавшие первую утреннюю разминку, тоже высыпали в длинный коридор, а самые храбрые даже высунулись из окон. Но им ничего не удалось разглядеть – только спины проносившихся по улицам конных гвардейцев. Никто не имел понятия о том, что случилось, пока ближе к полудню не разнеслись слухи, что император наконец-то отдал приказ регулярным войскам подавить революцию. В результате в городе погибло около двух сотен человек. Бунтовщики подожгли здание суда, арсенал, министерство внутренних дел и большую часть полицейских участков. Под натиском разъяренных толп охрана была вынуждена отворить двери тюрем.

Ближе к вечеру перестрелка прекратилась, и, хотя доходившие до них слухи были один тревожнее другого, ночь прошла на удивление спокойно и тихо. Однако первое, о чем стало известно с утра, – что солдаты взбунтовались и отказались стрелять в толпу. Фактически они просто развернулись и ушли обратно в казармы. Так началась революция.

Кое-кто из юношей отправился днем на разведку, но они вернулись довольно быстро и сами забаррикадировали двери. Пока обитателям балетной школы ничто не угрожало, но доносившиеся с улиц новости перебаламутили весь их замкнутый изолированный мирок и с каждым днем становились все более грозными. Пятнадцатого марта стало известно, что государь император подписал отречение за себя и за наследника цесаревича в пользу своего брата, великого князя Михаила, и что его арестовали прямо в поезде, на пути с фронта в Царское Село. Никто не понимал и не желал мириться с тем, что происходит. Анна недоумевала вместе с другими. Доходившие до них сведения попросту не укладывались в голове.

Прошла еще неделя, когда двадцать второго марта Анна получила торопливо нацарапанную записку от Николая. Ее доставил один из гвардейцев, получивший разрешение покинуть Царское Село. Николай писал:

«Мы под домашним арестом. Мне выходить не запрещают, но я не могу их оставить. Великие княжны заболели корью, и императрица ужасно боится за них и за Алексея. Милая, оставайся там, где тебе безопаснее всего, оставайся и жди меня, а я приеду при первой возможности. Молю Господа о том, чтобы мы вновь поскорее были вместе. Помни: я люблю тебя, люблю больше жизни. Не пытайся отправляться куда-то одна посреди этой заварухи. Дождись меня, что бы ни случилось.

С любовью, твой Николай».

Она снова и снова перечитывала записку, сжимая ее в трясущихся руках. В это было невозможно поверить. Император отрекся, а его семья оказалась под домашним арестом. Невероятно, немыслимо! И теперь Анна ужасно жалела, что уехала из Царского Села и оставила их одних. Ей бы хотелось быть рядом, чтобы поддержать в случае опасности. А если понадобится, то и умереть.

Март уже был на исходе, когда в балетную школу явился Николай – измученный, непохожий на себя. Весь путь от Царского Села он проделал верхом – иного способа не было. Солдаты, державшие императорскую семью под арестом, позволили ему уехать и пообещали, что пропустят назад. Николай, не скрывая тревоги, усадил Анну в коридоре возле кабинета мадам Марковой и торопливо, но решительно сказал, что им следует немедленно покинуть Россию, и чем скорее, тем лучше.

– Близится великая смута. Никто не в состоянии предсказать, что будет здесь завтра. Я убедил Мери, что она должна безотлагательно вернуться домой и забрать с собой мальчиков. Она так и осталась английской подданной, и ей не станут чинить препятствий. А вот к нам вряд ли будут так же снисходительны, если мы останемся здесь. Я.хочу дождаться, пока девочки оправятся от кори и станет ясно, что им не грозят осложнения. А потом мы сразу же отправимся в Америку, к моему двоюродному брату в Вермонт.

– Просто ушам своим не верю. – Анна не могла слушать его без ужаса. На ее глазах за какие-то несколько недель весь прежний мир рассыпался в прах. – Как они там? Им очень страшно? – Она искренне переживала за императорское семейство – им и без того приходилось нелегко в последнее время.

Николай грустно сказал:

– Нет, они все держатся на удивление отважно. А как только к ним присоединился сам император, все стали гораздо спокойнее. Стража не проявляет к ним ненужной жестокости, но не отпускает их из дворца ни на шаг.

– Что же с ними будет? – В глазах у Анны застыл страх за судьбу своих близких друзей.

– Пока трудно судить. Этот бесславный, тяжелый конец потряс многих. Ходят слухи о том, что их переправят в Англию, к тамошним кузенам, но ведь это потребует длительных переговоров. Может быть, им разрешат уехать в Ливадию, чтобы там дожидаться решения своей судьбы. В этом случае я сперва провожу их в Крым, а потом вернусь за тобой. Следует незамедлительно устроить наш отъезд в Америку. И тебе, Анна, нужно быть к этому готовой.

На сей раз не могло быть и речи об уговорах, спорах и колебаниях. Анна восприняла это как должное: она поедет вместе с ним. Напоследок Николай вручил ей пачку бумаг и деньги. Ей придется самой похлопотать о билетах и оформить все документы в ближайшие же дни. Николай был уверен, что к тому времени состояние его пациентов улучшится настолько, что их можно будет покинуть без опасений.