Чёрная маркиза - Олеся Луконина

— Bon matin! — скорбно пробурчал Дидье, ероша свои выгоревшие вихры.

— Доброе утро, — степенно отозвался Грир. — Не трусь, garГon — ты меня, больного дряхлого старикашку, и в кирасе враз одолеешь.

— На «слабо» меня ловишь, а, кэп? — нахмурился Дидье, увидев его волчий оскал, и чертыхнулся, принимая на плечи тяжесть железа. Фуфайка его была плотной, а плечи — крепкими. Выдюжит, решил Грир.

Марк бочком подобрался к своему капитану и тихо спросил:

— Может, ты поешь всё-таки сперва?

— Драться лучше с пустым животом, малыш, — рассеянно отозвался Дидье, пока Моран помогал ему затягивать завязки кирасы. — Принеси-ка шпагу из моей каюты. — Он остро глянул через плечо на Морана. — Тоже хочешь со мной драться?

Тот молча кивнул, не сводя серьёзного взгляда с лица Дидье.

— Кто останется в живых, тот и позавтракает, — тяжело вздохнул Дидье и тут же фыркнул, увидев, как вытянулась физиономия Марка. — Тащи сюда мою шпагу, говорю!

Сверкнув глазами, он схватил принесённую наконец шпагу.

Уже через минуту Грир понял — драться парень умеет, у него твёрдая рука и отменная реакция.

Но чёрт возьми, он его щадил! Щадил его, Эдварда Грира!

Капитан заметил эту откровенную наглость ещё тогда, когда Дидье с прищуром посмотрел на солнце и встал так, чтобы лучи не слепили противника.

Противника!

Уму непостижимо.

Грир был тронут до глубины души и одновременно рассвирепел так, что аж в глазах зарябило — похлеще, чем от солнечных лучей.

Да за кого его принимал этот щенок — действительно за дряхлого старикашку или за калеку?!

— Дерись как следует, зас-сранец! — заорал он, яростно и неудержимо тесня Дидье к планширу.

Кираса явно стесняла движения парня, но защита его была прочной, как сталь этой самой кирасы — Грир повсюду натыкался на стену этой защиты.

Но Дидье не нападал. Он только отбивался.

— Мы же не в бою, кэп! — проорал он в ответ, тяжело дыша. — Зачем это? Тебя же чуть не убили… из-за меня!

Клинок его шпаги со скрежетом отразил новый удар.

«Ладно же, чёртов ты сын, чистоплюй треклятый, я тебя заставлю шевелиться!» — мрачно подумал Грир, делая очередной выпад так, будто бы шёл в атаку снизу, но собирался закрутить перевод наверх. На этот трюк Дидье и попался, перейдя на верхнюю защиту.

Есть!

Его штанина чуть выше колена, прочерченная остриём шпаги Грира, стремительно окрасилась алым. Марк позади них горестно ахнул, Лукас выругался, но Дидье даже глаз не опустил.

— Атакуй, ч-чёр-рт бы тебя уже!.. — прорычал Грир. — Без штанов оставлю!

А этот малахольный, наоборот, отступил на шаг и встал, улыбаясь — кисть руки на уровне пояса и отведена влево, острие шпаги смотрит вниз. Грир на миг даже застыл от неожиданности, остановив свой летящий клинок… и тут Дидье снизу вверх нанёс по его шпаге скользящий удар, и та птицей взмыла в небо, блеснув на солнце.

И конечно же, прохвост так и остался стоять, весело лыбясь, вместо того, чтоб расплатиться с обезоруженным противником хотя б такой же царапиной, которой тот его только что пометил.

Близнецы за спиной радостно завизжали, а Моран вдруг сорвался с места, бросив Гриру запасной клинок. Глаза его пылали.

— Потанцуем? — азартно выкрикнул он, становясь в боевую позицию и салютуя Дидье своей шпагой.

Тот вскинул бровь, глядя на них двоих, и смех его прозвучал музыкой:

— Ну давайте!

И наконец ринулся в атаку.

Клинок его свистел в воздухе и мелькал перед глазами, выписывая петли и восьмёрки, и, чёрт побери, им даже пришлось попятиться — дальше и дальше, отбиваясь и дожидаясь, пока Дидье хоть чуть-чуть выдохнется… а Грир ошалел, вдруг услышав, что тот задорно напевает вполголоса — напевает, и вправду как на каких-то танцульках!

Они с Мораном переглянулись, начиная вновь теснить Дидье к борту, как вдруг к нему молнией метнулся Лукас. Пацанёнок уже не улыбался, губы его были плотно сжаты, а в руке он стискивал шпагу Грира — ту самую, что Дидье выбил у него несколько минут назад.

— Нечестно — вдвоём на одного! — со страстным вызовом кинул он, решительно встав рядом с Дидье, и Грир невольно подумал, что не ошибся в этом сопляке — яйца у него были. В отличие от братца.

Впрочем, в братце Грир как раз ошибся, что выяснилось сразу же.

— Эй, Лукас, говорю же — мы не в бою! — сердито выпалил Дидье, тоже перестав улыбаться. Брови его сошлись к переносице, а потом он взглянул куда-то за спины Грира и Морана, и глаза у него округлились.

Капитан «Разящего» попытался оглянуться, но было уже поздно. Какая-то чёртова штуковина ударила под колени сначала его, а потом Морана, и оба они не смогли удержаться на ногах, как ни старались. Изрыгнув непотребное ругательство, Грир бухнулся на палубу, радуясь тому, что «Разящий» и «Эль Халькон» находятся по другому борту «Маркизы», и никто из его команды не видит этого позорища.

— Что за хрень?! — прохрипел наконец Грир, недоумённо таращась то на шлёпнувшегося рядом Морана, то на странную чертовщину, которая напоминала… напоминала….

— Это швабра. Механическая швабра, — изрёк Моран, кусая губы, и уткнулся лбом в колени. — Бог ты мой… нас победила швабра!

Плечи его затряслись от хохота.

— Лукас же без кирасы, — торопливо пояснил Марк, осторожно пробираясь мимо них и со всех ног кидаясь к брату и Дидье.

— Да чтоб вам всем! — от души пожелал Грир, тоже не в силах удержаться от смеха.

А Дидье молча положил шпагу, потом сбросил на палубу грохнувшую кирасу и с наслаждением потянулся всем телом:

— Ух, и тяжёлая всё-таки, зараза, nombril de Belzebuth!

— Тренироваться надо, — назидательно произнёс Грир, следуя его примеру.

— Я буду, буду, — пообещал Дидье кротким голосом мальчика из церковного хора и наконец прыснул. — Ну что? Все живы? Тогда давайте уже завтракать, а? — И рассеянно глянул туда, куда ему указал глазами Грир — на прореху в своих штанах, где краснела длинная царапина. — Patati-patata!

Дидье выполнил обещание, упражняясь на шпагах каждый день, вместе с Лукасом и Мораном, в кирасах и без. Грир больше не вмешивался в эти игрища, рассудив, что негоже битому волку участвовать в щенячьих забавах… тем более, что наглые щенки вполне могли устроить ему какой-нибудь дурацкий сюрприз, наподобие той прегнусной швабры, и выставить его на смех. Нет уж, спасибо.

Но он постоянно краем глаза следил за тем, как сопляки на палубе «Маркизы» сперва дрались — и неплохо дрались, чёрт подери! — а потом хохотали и возились, как настоящие щенки, и… что греха таить, он им люто завидовал.

Продолжая яростно держать данное самому себе слово, Грир не прикасался к Морану и пальцем, и, хотя днём они понимали друг друга с полуслова, ночи — паскудно долгие — каждый из них проводил в одиночестве собственной каюты. Грир даже запирался изнутри, подальше от любого соблазна, — ну не дурь ли? — и Моран однажды ехидно поинтересовался у него: