Ирландские предания - Джеймс Стивенс

Взвешивала все, что говорил он по любому поводу, и, когда бормотал он во сне, слушала его грезы.

Сведения, которые она выбирала из этих слушаний, терзали ее в большей степени, чем удовлетворяли, ибо имена других женщин постоянно были на устах его; иногда выражения нежной любви, иногда с нотками гнева или отчаяния, и во сне говорил он запросто о людях, о коих вещали сказители и которые уж столетия как были мертвы. Поэтому была она сбита с толку и переполнялась безумным любопытством.

Среди имен, кои упоминал супруг ее, было одно, произносимое чаще других, томно, любовно и с тоской, и потому вспоминала она его более других; то было имя Дув Лаха. Хотя и расспрашивала Монгана о ней, и задавала наводящие вопросы Кайриду, сказителю своему, ничего не могла она выпытать о женщине, известной в прошлом как Черная Утка. Однако однажды ночью, когда, как показалось, Монган переговаривался с Дув Лахой, он упомянул ее отца Фиахну Дув Мак-Демейна[105], и сказитель заметил, что правитель сей скончался уж много лет назад.

Тогда прямо попросила она супруга своего поведать ей историю Дув Лахи, и под влиянием их обоюдной любви пообещал он ей рассказать ее когда-нибудь, но каждый раз, как напоминала она ему о его обещании, он смущался и говорил, что поведает об этом в другорядь.

Со временем несчастная Пламенная ревновала к Дув Лахе все больше и больше и все более и более уверялась, что, узнай она, что случилось с ней, получит она облегчение своему измученному сердцу и уймется ее совершенно понятное любопытство. Поэтому не упускала она ни единого случая напоминать Монгану о его обещании, и каждый раз он снова обещал, но все откладывал на потом.

Глава III

В год, когда умер Киаран, сын Плотника[106], в тот же год, когда был убит Туатал Маэлгарб[107], и в год, когда королем всей Ирландии стал Диармайт, сын Кербайла, короче говоря, в 538 году нашего времени, случился великий сход мужей Ирландии на холме Уснех[108]в королевстве Миде.

Помимо состоявшегося Совета, были игры, турниры и великолепные построения войск, всеобщие пиры и увеселения. Сход длился неделю, и в последний день Монган прошел через толпу с семью охранниками, сказителем Кайридом и супругой.

Был чудный день, ярко сияло солнце, все развлекались, однако внезапно в небе на западе начали собираться тучи, а с востока налетели другие, сизые. Когда те тучи сошлись, свет ненадолго померк и с неба хлынул ливень из градин, да таких огромных, что каждый дивился их размерам, и так стремительно и сильно били они, что женщины и дети закричали от боли получаемых ударов.

Люди Монгана сомкнули щиты крышей, и градины били по щитам тем так ужасно, что даже под ними было боязно. Стали они двигаться от толпы в поисках убежища, а когда отошли немного, свернули за пригорок небольшого холма с рощей, и в мгновение ока погода прояснилась.

Минуту назад слышали они щелчки и стук градин, злобное завывание ветра, вопли женщин и крики толпы на холме Уснех, и вдруг вмиг не стало больше этих звуков и исчезли эти картины, ибо позволено было им проникнуть на один шаг в мир Дивноземья.

Глава IV

Между этим миром и Дивноземьем есть разница, но она не сразу заметна. Все, что есть здесь, есть и там, но там оно лучше того, что здесь. Все, что ярко, там еще ярче. В солнце больше золота, а в луне того края больше серебра. В цветах больше аромата, в плодах больше вкуса. Мужчины более пригожи, а в женщинах больше нежности. Все в том волшебном мире лучше на одну дивную степень, и именно по этой превосходности можно узнать, что ты там, если когда-нибудь доведется там очутиться.

Монган с его спутниками шагнули из мира бури в солнечный и душистый мир. И, ступив туда, замерли, растерянные, глядя друг на друга молча и вопросительно, а затем разом обернулись, чтобы посмотреть, откуда пришли.

Бури за ними не было. Солнечный свет дремотно лился там, как и впереди спокойный поток живого золота. Видели они очертания края, привычного их взорам, и узнавали известные его приметы, но казалось им, что дальние холмы были немного выше, а зелень, которая их укрывала и протянулась промеж них, была зеленее и бархатистей; деревья же были с более пышными кронами, и более покойно склонялись они над умиротворенной землей.

Однако Монган сообразил, что случилось, и радостно улыбался он, глядя на своих изумленных товарищей, и вдыхал душистый воздух, как человек, чей нос помнил эти ароматы.

— Пойдемте-ка со мной, — молвил он.

— Где это мы? — спросила его супруга.

— Ну, мы здесь, — воскликнул Монган. — Где же нам еще быть?

Затем двинулся он вперед, остальные за ним, осторожно оглядываясь по сторонам, и каждый хватался за рукоять меча своего.

— Мы в Дивноземье? — спросила Пламенная.

— Там, — сказал Монтан.

Пройдя немного, подошли они к роще вековых деревьев. У них были могучие, мощные кроны, и ствол каждого дерева не обхватить было и десятерым кряжистым мужам. По мере того как шли они промеж тех молчаливых великанов в пеструю тьму и тишину, мысли их становились глубже, а все раздумья возвышались, словно должны они были сравняться по величию и благородству с этими вековыми и достославными деревами. Пройдя через рощу, увидали они перед собой красивый дом из теса и с бронзовой крышей; был он похож на царское жилище, а над окнами светлицы находился балкон. На этом балконе стояли дамы, и, увидав приближающихся путников, послали они гонцов поприветствовать их.

Монтана со спутниками провели в дом, и все возможное для них было устроено как для почетных гостей. Внутри дома все было так же красиво, как и снаружи, и обитали в нем семеро мужчин и семеро женщин, и, очевидно, Монтану эти люди были хорошо известны.

Вечером приготовили пир, а когда все хорошо поели, началось празднество. Подали семь бочонков с вином, а поскольку Монтан любил вино, он был счастлив и выпил в тот раз больше, чем кто-либо