Смертельный рай - Линкольн Чайлд

Он встал и взглянул на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Подойдя к принтеру, Сильвер неохотно взял лист.

Неожиданно создатель «Эдема» замер.

Он долго стоял неподвижно, глядя на отчет.

В освещенной солнцем галерее царила тишина. Наконец Сильвер опустил руку с распечаткой. Пальцы слегка дрожали.

Сунув листок в карман тренировочных брюк, он пересек комнату, открыл замаскированную дверь и поднялся по лестнице на следующий этаж.

Когда открылась черная дверь в конце коридора, Сильвер сразу же подошел к креслу с проводами, прицепил к футболке микрофон и начал закреплять электроды на висках. Обычно эти действия доставляли ему удовольствие, почти приводя в транс, — подготовка к контакту со значительно более совершенной версией собственной личности, какой он сам никогда не смог бы стать.

Но сегодня он не чувствовал ничего, кроме тупого онемения.

— Ричард, — произнес тихий чистый голос из всех углов помещения.

— Лиза, каково твое текущее состояние?

— На девяносто девять целых семьсот шестьдесят две тысячных процента исправна. Текущие процессы занимают восемьдесят шесть целых две десятых процента процессорного времени. Стандартным процедурам снова доступны сто процентов полосы пропускания. Спасибо за вопрос.

— Пожалуйста.

— Я не ожидала разговора с тобой в такое время. Хочешь проверить какой-то сценарий? Я закончила вариант игры-катастрофы в Рифт-Вэлли, которая могла бы заинтересовать тебя. Или ты хочешь поговорить со мной на тему последней прочитанной книги? Я проанализировала двадцатую главу.

— Не сейчас. Вот результаты твоего поиска. Ты получила их даже раньше.

— Да. Я ошиблась в расчетах на семьдесят один миллиард процессорных циклов.

— Лиза, у меня только один вопрос. Насколько ты уверена в результатах?

Разговаривая с людьми, всегда можно ожидать паузы, вызванной неожиданным замечанием. В случае Лизы никакой паузы не последовало.

— Не понимаю вопроса.

— Ты уверена, что результат поиска верен?

— Он получен после отброса всех недостоверных данных. Никаких статистических отклонений не выявлено.

— Я не сомневаюсь в тебе, Лиза. Я просто хотел удостовериться.

— Твое беспокойство понятно. Перед началом процесса ты говорил, что поиск решения крайне важен для тебя. Надеюсь, эти результаты тебя удовлетворят.

— Спасибо, Лиза.

— Пожалуйста, Ричард. Поговорим еще?

— Чуть позже. Сейчас мне нужно кое-что сделать.

— Спасибо за беседу.

Сильвер набрал на клавиатуре команду завершения сеанса, сорвал с висков электроды и встал с кресла. Он немного подождал, прислушиваясь к собственному дыханию, потом вытер лицо полотенцем и направился к двери. Выйдя в коридор, он достал мобильный телефон и набрал номер.

— Мочли слушает, — раздался голос в трубке.

— Эдвин, это Сильвер.

— Да, доктор Сильвер?

— Эдвин, ты мне нужен здесь, наверху. Немедленно.

38

Центр биохимических исследований имени Нормана Дж. Вейзенбаума стоял на мысе, выступающем в воды реки Гудзон к югу от Колд-Спрингс. Заехав на парковку для гостей, Лэш выбрался на покрытую щебнем площадку и посмотрел на длинное приземистое здание из стекла и камня на склоне холма. Оно выглядело вовсе не так, как он его себе представлял, когда звонил сюда неделю назад, возвращаясь из Феникса. Здание было очень современным, но тем не менее вовсе не казалось неуместным в этом краю голландских фасадов. Насыщенные цвета отполированного мрамора сливались с дубами и сикоморами на их фоне. В небе кружили и щебетали птицы.

Внутри, в приемной, сидели три женщины. Лэш подошел к одной из них и показал свою визитку.

— Доктор Лэш к доктору Гудкайнду.

— Подождите минуту. — Женщина взглянула на встроенный в стол монитор и прижала к уху наманикюренный палец, прислушиваясь к голосу из невидимого наушника, затем снова посмотрела на Лэша. — Присядьте, будьте добры, сейчас он выйдет.

Лэш едва успел расположиться в одном из сверкающих хромом и кожей кресел, когда увидел Роджера Гудкайнда. Со времени их последней встречи тот прибавил в весе несколько фунтов, а светлые волосы на висках основательно поредели.

Впрочем, со студенческих времен остались хитрая полуулыбка и подпрыгивающая походка.

— Крис! — Гудкайнд пожал Лэшу руку. — Ты, как всегда, точен.

— Комплекс тревоги. Проявляется в виде навязчивой пунктуальности.

Биохимик рассмеялся.

— Если бы тебе так просто можно было поставить диагноз… — Он повел Лэша к лифту. — Это в самом деле ты? И мы разговариваем уже во второй раз за две недели? Готов пасть ниц перед тобой от благодарности.

— Я рад был бы сказать, что это только дружеский визит, — ответил Лэш, когда открылись двери лифта, — но мне требуется твоя помощь.

Гудкайнд кивнул.

— Все, что угодно.

Лаборатория Гудкайнда была больше, чем ожидал Лэш. Кроме обязательных столов для опытов и химической аппаратуры, в ней также стояли глубокие кожаные кресла, письменный стол и книжный шкаф с профессиональными журналами. Из окна открывался роскошный вид на реку. Лэш восхищенно присвистнул.

— Центр был милостив ко мне, — усмехнулся Гудкайнд.

Со времени их последней встречи у него появилась новая привычка: он расчесывал пальцами редеющие волосы, а потом хватал несколько прядей и слегка тянул за них, словно подбадривая, чтобы они лучше росли.

— Вижу.

— Садись. Хочешь диетколы или чего-нибудь в этом роде?

Лэш расположился в одном из кресел.

— Нет, спасибо.

Гудкайнд сел напротив него.

— Что случилось?

— Помнишь, из-за чего я звонил тебе на прошлой неделе?

— Конечно. Всякие безумные вопросы о самоубийствах идеально счастливых людей.

— Я как раз работаю над кое-чем таким, о чем мало что могу рассказать, Роджер. Надеюсь, все останется между нами?

— В чем дело, Крис? Это как-то связано с Бюро?

— В некотором смысле.

Лэш увидел, как расширились глаза Гудкайнда. Если он будет считать, что дело связано с ФБР, то охотнее пойдет на сотрудничество.

Гудкайнд поерзал в кресле.

— Сделаю все, что смогу.

— Ты ведешь множество токсикологических исследований. Побочное действие лекарств, их влияние на другие препараты и тому подобное.

— Это не моя область, но да, все в Центре так или иначе имеют дело с токсикологией.

— Тогда скажи, какие шаги предпринял бы биохимик, чтобы получить новое лекарство.

Гудкайнд провел рукой по редеющим волосам.

— Новое лекарство? С самого начала? — Он потянул за прядь. — С исторической точки зрения разработка новых препаратов всегда велась наугад. Молекулы и соединения изучают, пытаясь найти то, что предположительно может оказаться полезным людям. Естественно, сегодня благодаря компьютерным программам можно имитировать результаты реакций в…

— Нет, я не имею в виду начальные стадии процесса. Предположим, ты открыл новое лекарство или то, что считаешь таковым. Какими будут последующие шаги?

Гудкайнд на мгновение задумался.

— Ну, в общем, проводятся испытания на устойчивость, проверяется, какой способ применения лучше всего — таблетки, капсулы, раствор. Затем исследуется поведение молекулы препарата в различных условиях — при изменении влажности, под ультрафиолетовым излучением, при воздействии кислорода, температуры — для проверки, не распадается ли оно на вредные соединения. — Он улыбнулся. — Люди всегда хранят медикаменты в ванных, а ты сам знаешь, что это худшее из возможных мест. Тепло и влага могут вызывать самые разные химические реакции.

— Продолжай.

— Проводятся токсикологические исследования, проверяются продукты распада. Выясняется, что приемлемо, а что нет. Потом приходит время для ПАТР.

— Для чего?

— ПАТР. Процедура анализа токсикологического риска. По крайней мере, так это называется здесь, в Центре. Проверяется присутствие функциональных групп — то есть различных элементов молекулы химического соединения — в базе данных существующих химических веществ и фармацевтических средств. В основном ищутся нежелательные реакции, во время которых могут возникать другие, значительно более опасные функциональные группы. Токсический потенциал. Канцерогенное, нейротоксичное и тому подобное воздействие.

— А если они обнаруживаются?

— Это называется структурной опасностью. Каждый такой сигнал отмечается и исследуется отдельно.

— Понятно. А если препарат успешно пройдет этот этап?

— Он подвергается клиническим испытаниям, обычно сначала на животных, а потом на людях.

— Насчет этой самой структурной опасности — может лекарство представлять такую угрозу и тем не менее использоваться в фармацевтике?