СССР: вернуться в детство 5 - Войлошникова Ольга

Сергей потряс головой, не зная, как сказать…

— Да не в этом дело… А! Ладно, бери. Только…

— Что?

— Больше я сделать не смогу, даже не проси. И это… Ты лучше эту фотку никому не показывай.

— Почему?

— Она… Ну, в общем… — Серёга лихорадочно соображал, как бы выкрутиться. — Она для журнала! И пока не напечатают, нельзя никому показывать, иначе штраф.

— Чё — серьёзно?

— Говорю тебе! В «Вокруг света» должны напечатать, а когда — не знаю. Если вскроется, что я тебе фотку отдал, голову мне снимут.

— Понял, никому! Могила!

Дома Пашка так и сяк прикидывал, куда бы поместить фотографию крутой тачки, чтобы и из гостей никто не увидел, и можно было беспрепятственно любоваться. Решил прикрепить на внутреннюю сторону дверцы встроенного шкафа, который из ДСП. Там у него висели галстуки на специальной вешалке-палочке, зеркало, чтобы можно было не отходя от кассы галстук поправить, вокруг зеркала — несколько редких пивных этикеток, одна даже из Сочи приехала. Туда-то, над зеркалом, для полнейшей красоты, Пашка решил прикрепить фотку.

Пашка успел умчаться на тренировку, когда со смены пришла его жена, Марина — да не одна, а со своей напарницей.

— Заходи, Лер! Ой, извини, я сейчас Пашкины футболки соберу, а то по всей квартире, как флаги…

Марина скинула шлёпки и пробежала, сдёргивая высохшее бельё с верёвки, натянутой через всю большую комнату, получившуюся гору шустро уложила стопками. Всё, теперь в шкаф…

— Ну, вечно у этих мужиков фантазии!

— Чё там? — Лерка с любопытством заглянула в спальню.

— Да ты посмотри, нашёл тоже место для фотографии! Да машина-то какая…

Подружка подошла поближе и выпучила глаза:

— А я этого мальчишку знаю! Бабуля наша про него постоянно статьи в «Восточке» читает. Вечно нам с Лариской в пример ставит: вот, говорит, парнишка из городских, а какой к труду способный, не то что вы, вертихвостки!

— А что он, гонщик?

— Да какой гонщик! Свиновод он, какой-то юннатский колхоз или как оно там…

— Ни фига себе! Ты глянь, на чём нынче свиноводы ездят!

— Может, это он на какой выставке?

— А номера тогда почему не наши? Посмотри, буквы нерусские и написано не так.

— Ну, не знаю… Импортная выставка какая-нибудь? Надо будет у папы спросить, может у них в автопарке что-нибудь слышали…

ПЕРЕХОДНОЕ

Не знаю уж, то ли из-за этих дурацких нервов, то ли из-за климатических скачков, или уж из-за того, что телом рулило другое, более взрослое сознание (а, может, из-за всего этого вместе), но с Вовой на полгода раньше, чем в прошлом детстве, начали происходить не самые приятные возрастные изменения. Он пошёл в рост, да настолько стремительно, что в суставах, как и в первое его взросление, начала происходить какая-то хрень. То ли кости за суставной сумкой не успевали, то ли наоборот. Не умею объяснить, не медик я ни фига. Суть в том, что ныли эти самые суставы из-за происходящего просто пипец как, и некоторые движения стали исключительно болезненны — допустим, на колено опереться он теперь мог разве что со скрежетом зубовным. Даже во сне он вздыхал и ворочался, что же касается всяких работ по хозяйству, от большинства пришлось отказаться, настолько сильно отзывались болью суставы.

Мама (моя), совместно с Вовкиной бабушкой, напуганные этим процессом, заставили его показаться врачу. И врач, кто бы мог подумать, сказал примерно то же, что и в прошлый раз: ограничить все физические (особенно спортивные!) нагрузки и тупо ждать, пока организм не израстёт. Щадящий режим.

Собственно, а что он мог ещё сказать?

Все брюки, рубашки и куртки за месяц стали Вовке малы, руки-ноги торчали из рукавов и гач, как карандаши из стаканчиков. От приобретения нового гардероба Вова меня удержал — сказал, до зимы подождём, там этот сумасшедший рост должен относительно замедлиться. Купил пока одни брюки (с огромным запасом по длине), подвернул, сказал, что будет раскатывать по мере роста. А на рубахи вообще смотреть не стал: обойдусь, говорит, футболками.

Вслед за фигурой наметились изменения в чертах лица. Я, вообще, обращала внимание, что у одних людей (как у меня было, к примеру) лицо сильно меняется лет около семи, а у других — вот так, в одиннадцать-тринадцать. Я даже Сергеичу сказала, что сейчас бы как раз оптимальный вариант исчезнуть, пока все помнят Вовку таким. Сергеич соглашался и тоже ждал, когда кончится дурацкая катавасия с Шаманкой.

24. «ШАМАНКУ» ЛИХОРАДИТ

ПРОВЕРЯЛЬЩИК

Ольга, 19 августа 1987, среда.

Я всё ждала, кого же горком пришлёт «уточнять ситуацию», но они не особо торопились (а чего им, у них же над душой не висит необходимость по-быстрому самоустраниться!), и вот, наконец, проверка явилась.

Я сидела в своей комнате и читала очередной номер «Восточки» — с повестью о похождении наших ветеранов. Вова мне принёс, сказал: «Посмотри-ка», — хотя, на самом деле, меня заинтересовала другая статья. Слышу — возня какая-то началась, голоса. Бабушка там, мама подошла, здравствуйте-здравствуйте…

И тут один из пришедших начал им такую дичь втирать. Про дискредитацию партии, про сумасшедшую меня, про то, что надо сделать как он говорит, и так будет лучше, а иначе наша семья чуть ли не поперёк линии строительства социализма идёт. И так с какими-то странными паузами.

Я встала и пошла смотреть, кто это у нас такой оригинальный.

Это была даже не комиссия, а один самодовольный неприятный дядя, про таких наш добрый народ говорит «рожа шире газеты». Бабушка, по своей привычке всех кормить, посадила его за стол, и теперь он излагал свою ахинею маме и баб Рае, сидящим напротив и тревожно вглядывающимся в это чванливое лицо.

Я представила себе, как подхожу к столу, как беру тарелку с борщом и опрокидываю этому жирному мудаку на его наглаженный костюм. И как он сперва начнёт воздух ртом хватать, а потом орать. Это в моём воображении прозвучало прямо музыкой.

Я стояла и думала, что этим я себе, пожалуй, всю репутацию испорчу. А потом ещё: да какого хрена⁈

Вышло всё ещё красивее, чем я себе вообразила. Ноги шагнули к столу, руки взяли тарелку и одели этому уроду на голову. Бордовое красиво потекло по лицу и за шиворот. Густоватый мы суп варим, конечно. Бульона маловато. С другой стороны, на пол не так много попало…

— Оля! — испуганно вскрикнула мама

Я схватила вилку со стола, дёрнулась в мерзкой роже, так чтоб острия замерли напротив зрачка.

— Хули ты припёрся, свин о та паршивая? — мордаха у меня, должно быть, сейчас оскаленная, безумная… — Что, в чужом кармане деньги спать не дают⁈ Я тебе щас, сука, глаза выколю, и никто мне ничего не сделает, у меня теперь справка есть!!!

— Оля! Оля! — в два голоса закричали, подскакивая, мама с бабушкой.

Но я уже бросила вилку на стол и села, сложив руки замочком:

— Вот так я вела бы себя, если бы была сумасшедшей психопаткой, какой вы меня пытаетесь представить. Но мы же с вами цивилизованные, воспитанные люди, правда? — дядя, с которым, полагаю, никогда в жизни никто так не обращался, ошарашенно на меня таращился и механически снимал с лацканов пиджака кусочки варёных овощей. — А сейчас вы уйдёте. И никогда в жизни больше сюда не вернётесь. Тема юннатской станции снимается полностью в связи с изменением в системе хозяйствования, подробности вы можете прочитать в последнем номере «Восточно-Сибирской правды», на первой странице. Всего доброго.

— Вы… Как вы…

— Тебе что сказали? — недружелюбно встал между нами Вова, который появился совершенно неслышно. Он выразительно погладил топор и дёрнул подбородком: — Вали давай. У меня справки нет, я просто псих.

Дядя встал и ушёл, продолжая обтирать пиджак салфеткой. Я смотрела в окно. На половине пути к калитке он остановился и оглянулся, сжимая салфетку в кулаке, Вовка что-то крикнул с крыльца — я не разобрала, потому что бабушка принялась охать, а мама возмущаться и причитать. Дядя развернулся и пошёл гораздо поспешнее. Козёл.