А другой мне не надо - Татьяна Булатова

– Я буду поздно, – сообщила она мужу и собралась повесить трубку.

– Ладно, – безропотно согласился тот, и Аня насторожилась: в чем дело?

– Мне не звони, – она закинула очередную наживку, традиционно срабатывающую на все сто процентов, но супруг снова не проявил никакой чрезмерной заинтересованности.

– Хорошо, – пообещал тот, хотя обычно фраза «Не звони мне» вызывала у него бурную реакцию.

– У тебя все в порядке? – Сердце Анны дрогнуло.

– Нет, – глухо сказал Анатолий. – Я сижу дома один и чувствую себя полным говном. Настолько полным, что передать тебе не могу.

– И не надо, – тут же упредила его жена. – Лучше позвони Игорю.

– Зачем? – искренне удивился Анатолий.

– Просто так, – пожала плечами Анна.

– Не хочу. Мне надо побыть одному…

– Что? – Гольцова чуть не выронила из рук трубку. – Тебе? Одному? (Анатолий промолчал.) Тогда не смею мешать, – пробормотала Аня и замерла: в телефоне раздались гудки. Впервые за столько лет Гольцов первым повесил трубку.

«ЧТО ПРОИСХОДИТ?» – разволновалась Анна и подумала о сыне. Тот же, словно почувствовав настроение матери, позвонил сам.

– Игорь, – с облегчением выдохнула Анна Викторовна. – Слава богу!

– Мам. – Голос младшего Гольцова звучал явно недовольно: – Ты там как? У тебя ничего не случилось? Я звонил утром, ты на меня всех собак повесила. Звоню в течение дня – трубку не берешь. Перезваниваю отцу, тот тоже не отвечает.

– Потому что он дома, – вставила Аня.

– Откуда мне знать, что он дома?

– Игоречек, как-то мне неспокойно, – призналась Анна и секунду помолчала, возможно, в расчете на то, что сын сейчас спросит: «А что тебя беспокоит?» Но Игорь молчал. – Ты знаешь, я разговаривала с твоим папой. Он какой-то странный.

– «Какой-то странный» – это какой? – уточнил сын.

– Сама не могу понять. Вчера мы были у Мельниковых… – начала было Аня, но недоговорила, потому что Игорь возмущенно ее перебил:

– Здо́рово! Вы были у Мельниковых, а потом ты удивляешься, что он «какой-то странный». А каким он должен быть, по-твоему? Что вы как дети? У твоего мужа похмелье, а ты, как девочка, руками разводишь и удивляешься. Может быть, пора посмотреть правде в глаза?

– Какой правде, Игорь?

– Такой. Твоему мужу нельзя пить категорически.

– Ты предлагаешь мне хватать твоего отца за руку?

– Я предлагаю тебе как можно меньше посещать те места, где это происходит.

– Раньше ты никогда не разговаривал со мной в таком тоне, – печально констатировала факт Аня.

– Раньше ты тоже не звонила мне для того, чтобы сказать: «Твой отец какой-то странный». Он, мама, странный ровно настолько, насколько ты ему позволяешь, – отчитал Анну сын. – Поэтому надо идти домой и быть рядом с ним.

– А мое мнение ты не хочешь услышать?

– Нет, – Игорь был явно на взводе.

– А если я не могу?

– Тогда пойду я! Хотя у меня, честно признаюсь, были совсем другие планы.

– Ты делаешь мне одолжение, Игорек? – не приняла сыновней жертвы Гольцова. – По-моему, твои родители взрослые люди и могут сами разобраться со своими проблемами.

– Мне так не кажется, – признался Игорь, и второй раз за день Анна оказалась с немой трубкой в руках.

Домой Анна Викторовна Гольцова возвращалась со смешанным чувством: ее не покидало ощущение надвигающегося несчастья. При этом не было никаких объективных причин, способных вызвать все нарастающее чувство тревоги, одни предчувствия. Но их оказалось достаточно для того, чтобы Гольцова представила себя в роли человека, обнаружившего рядом с собой чемоданчик с тикающим часовым механизмом.

«Мама!» – подхватилась Аня и, проклиная себя за нерасторопность, начала рыться в сумке в поисках сотового телефона. Обнаружив, что тот разряжен, она взяла такси и назвала адрес ни о чем не подозревающей Людмилы Дмитриевны. Удостоверившись, что с матерью все в порядке, Гольцова чмокнула ту в щеку, легко сочинила, что была поблизости, поэтому не смогла не забежать, но точно проходить не будет, потому что домой-домой-домой и так далее…

Обескураженная Людмила Дмитриевна закрыла за дочерью дверь и вышла на балкон, чтобы проводить ее хотя бы взглядом.

– Пока! – прокричала ей снизу Аня и заторопилась в сторону остановки, откуда в разные концы города уезжала добрая половина района, в котором прошло ее детство.

«Что-то случилось», – встревожилась Людмила Дмитриевна, все не решавшаяся вернуться в комнату, и так и стояла, облокотившись на балконные перила. Раньше Анна никогда не позволяла себе визитов такого рода. Напротив, прежде чем появиться в родительском доме, она всегда звонила, интересовалась планами матери и приходила только в том случае, если та приглашала. А та приглашала всегда, но Анна никогда ее гостеприимством не злоупотребляла, предпочитая принимать Людмилу Дмитриевну у себя, чтобы не погружаться в атмосферу разоренного родительского гнезда. Она, как дочь, до сих пор не могла смириться с уходом отца из семьи, по-детски считая, что тот бросил не только свою жену, но и ее, Аню. А ведь она гордилась и восхищалась им, полковником в отставке, интеллигентным и образованным человеком.

Когда это случилось, Анна решительно встала на сторону матери, не принимая отцовский выбор. Его новая избранница была ровесницей Людмилы Дмитриевны. «Я понимаю, ушел бы к молодой женщине!» – поделилась она с Толей и заплакала, продолжая мечтать о том, чтобы родители воссоединились. Но этого не произошло, и Анна запретила себе вспоминать об отце, а когда думалось, все равно гнала прочь эти глупые, как она говорила, «детские» мысли. И святая Людмила Дмитриевна периодически напоминала дочери о необходимости позвонить отцу и всякий раз натыкалась на бурное подростковое сопротивление.

– Анечка, – уговаривала она дочь. – Все-таки это твой папа. Кстати, немолодой. Может быть, не стоит резко рвать отношения с человеком, который тебя так любит? Ведь сегодня он есть, а завтра нет.

– Что ты хочешь этим сказать, мама? – вспыхивала в ответ обычно уравновешенная Анна.

– Только то, что нужно уметь прощать. Я лично его простила. И отпустила. И ты отпусти…

– Не могу, – теряла весь пыл Аня и отворачивалась в сторону.

– Значит, не время, – вздыхала Людмила Дмитриевна и всячески пыталась поспособствовать примирению дочери с отцом. Через три года, правда, она сдалась, сопроводив это словами «Нашла коса на камень», и прекратила миротворческую деятельность, записав себе поражение. Но все равно ее не покидало чувство вины за то, что не удержала мужа, а значит, не сберегла покой своей единственной дочери. И поэтому, глядя ей вслед, Людмила Дмитриевна всегда молилась о долгожданном мире в Аниной душе. В том числе – и сегодня.

Навестив мать, Гольцова на какое-то время успокоилась и, махнув рукой, остановила маршрутное такси, так и не дойдя до официально утвержденной остановки.

– Женщина, вы не видите, где люди стоят? – прокричал ей водитель, но тем не менее остановился. – Мне штраф, думаете, охота платить?

– А кто вас заставляет? Ехали бы мимо, – буркнула Анна и прошла в конец салона в поисках свободных мест. Их оказалось предостаточно. Но почему-то некоторые из них были мокрыми.

– Осторожно, – предупредил ее загорелый парень, вынув из одного уха наушник. – Пиво.

– Пиво? – удивилась Гольцова и принюхалась: действительно в салоне неприятно пахло. – Остановите автобус! – потребовала Анна и вернулась к дверям.

– Ща! – хамски отреагировал водитель-человеколюбец и, только подкатив к остановке, открыл дверь. Аня вышла. От дома Людмилы Дмитриевны до ее собственного было не более двадцати минут ходу. «Прогуляюсь», – решила она и медленно побрела по улице, внимательно вглядываясь в лица прохожих. Не заинтересовавшись ни одним из них, Анна стала рассматривать попадавшиеся ей дома, которые она, разумеется, видела неоднократно, но, как выяснилось, некоторых особенностей просто не замечала. Так, например, на здании бывшего казначейства висели как минимум три мемориальных доски с тремя неизвестными фамилиями разных веков плюс памятный знак, что дом находится под охраной государства. «Архитектор Шодэ», – прочитала Аня и удивилась: столько лет ходить по этому маршруту и никогда не обращать внимания. «Может быть, их не было?» – разумно предположила Гольцова и следующий дом осмотрела с особым пристрастием: почта как почта, с синим ящиком из советских времен и высоким крыльцом, на которое в дни получения пенсии с трудом взбирались окрестные старожилы. «Неужели нельзя сделать удобный вход?» – поразилась она и прошла мимо дома слепых, на фасаде которого висела убогая реклама о производстве корпусной мебели и наличии стоматологического кабинета под звучным названием «СТОМАМЕД». «Здесь, кажется, была молочная кухня», – вспомнила Анна бывшее предназначение следующего дома, половина которого оказалась обшита бордовыми панелями. «Салон красоты «VIP-Эстетик» – сообщала красочная вывеска невероятных размеров, заманивая посетителей. Вторая половина здания сохранила первозданный вид и деревянные двери, на которых висела скромная табличка: «Приемная депутата Колесниченко». «Народный избранник», – усмехнулась Гольцова и пересекла дорогу по пешеходному переходу, ставшему притчей во языцех: не так давно на нем сбили женщину с ребенком какие-то отморозки. Людмила Дмитриевна, частенько добиравшаяся до дочери пешком, потом рассказывала об удивительной солидарности горожан, несущих к этому злополучному месту цветы и детские игрушки. Теперь о трагедии не напоминало ничего, но все равно двигаться по этому переходу было не так уж и приятно. Как мать, Анна легко могла представить, что чувствуют те женщины, дети которых идут этой дорогой в школу. «Хорошо, что есть сотовые! – порадовалась Аня. – Дошел до школы, позвонил. Домой вернулся, дал знать». Когда учился Игорь, мобильные телефоны только-только появились, а сейчас без них невозможно представить человеческое существование в принципе. Даже далекая от любой техники Людмила Дмитриевна и та научилась пользоваться чудо-аппаратом и даже читала эсэмэс от подруг, но отвечать не пыталась: «Все равно не получится!» – твердила она и использовала телефон только для разговоров. «Хотя бы так!» – соглашалась с ней Аня и благодарила время за подаренную возможность взаимодействовать с близкими на любом расстоянии.