S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник) - Игорь Вардунас

ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО НЕ ОПАСНО!

700–800 г мако или другой акулы

1–2 столовые ложки муки

молотый черный перец

соль

2–3 столовых ложки нарезанного маленькими кубиками шпика

1–2 стручка сладкого перца

2 головки репчатого лука

2 столовые ложки маргарина

6 картофелин

0,5 л соуса белого с шампиньонами или соуса молочного с грибами

зелень

Подготовленные куски акулы посыпать солью, перцем, панировать в муке и обжарить на маргарине. Перец стручковый и лук нарезать кольцами и обжарить на шпике. Отварной картофель нарезать кружочками, положить на смазанную жиром сковороду, на него – обжаренные куски акулы, затем – стручковый перец и лук, залить соусом и запечь в жарочном шкафу. При подаче посыпать блюдо мелко нарезанной зеленью петрушки или укропа.

ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО НЕ ОПАСНО!

Сергей Игнатьев, Наталья Федина

Мельница для специй

На полке выстроились в ряд маленькие и продолговатые стеклянные баночки, закупоренные потемневшими пробками. Редкий солнечный блик, отразившись от выпуклостей сосуда, играет цветными искрами на заточенном внутри порошке. Колбы с запечатанными джиннами, они прячутся в самом темном углу комнаты, с одной стороны укрытые от солнечных лучей пропыленной портьерой, с другой – массивным выступом дубового комода. Здесь и черная дробь пороха, и снежные кристаллики соли. Ядовито-оранжевый карри и жгучая темно-красная гвоздика. Зеленая мягкость базилика, опаловая загадка имбиря, лиловые оттенки чесночной горечи.

В изгибах крутых стеклянных бедер отражается кухонный интерьер, а внутри скрыты до поры яд и сладость, похоть и боль. Все зависит от дозировки, но опытная рука отмерит щепотки в нужных долях.

Это сродни игре на скрипке, сродни любовным этюдам в раскаленном воздухе спальни. И здесь, и там важную роль исполняют такт и каданс. Шорох снимаемой кожуры напоминает о скользящем по узким коленям шелке, в шипении сковороды – томное ожидание развязки, тающее масло – как испарина на переплетенных телах. Сталь ножа стучит по разделочной доске, дробя ритм экстатического танца. И парко, и душно в кухне, ноздри щекочут волшебные ароматы, слух ласкает таинственная музыка дальних берегов. Специи могут петь.

Специи способны говорить, ты только послушай. У каждой из них свой цвет, своя мелодия, своя история.

И каждый понимает их по-своему.

– Энни, душечка, тебе уже приходилось готовить мясо? – в голосе мисс Спайси звучал подлинный интерес.

– О, Аделина, стыдно признаться, но на кухне от меня мало проку. – Энни, свежая и прелестная как пармская фиалка, залилась нежным румянцем. – Но теперь, когда я стала женой и хозяйкой дома, конечно, научусь. Вот прямо сейчас и начну! Эдвард будет доволен.

– Так я и думала! – мисс Спайси рубанула ножом, ловко разделив луковицу на две половинки. Ее щеки тоже покрывала краска, но этот оттенок розового напоминал, скорее, о пармской ветчине. – Поэтому разделала мясо заранее, новичку такое не по силам. Я решила взять нежирную вырезку – наверняка ты следишь за фигурой. Детка, передай мне еще одну головку.

Энни неловко потянулась к корзинке, из которой торчали золотистые луковые маковки. Одна, самая большая луковица, выскочила из непривычных к кухонному труду рук, весело покатилась по столу и сбила солонку, как кеглю. Зазвенела, опрокинувшись дырчатая крышечка. Белые кристаллики рассыпались по полу. Аккуратно расправив юбку, Энни опустилась на корточки.

– Ой! Говорят, соль рассыпать – к ссоре. Примета плохая.

Аделина, мисс Спайси, колдовавшая над разделочной доской, покосилась на собеседницу через плечо. Поправила ухоженным ногтем дужку очков в тонкой оправе:

– Милочка моя, плохие приметы придумали консерваторы. – Помедлила, сдерживая улыбку, и добавила: – А я всегда голосую за лейбористов. Манеры у этих господ не очень, но они – соль земли.

История первая. Соль, sal

Цвет – белый

Давят на слух громовые такты заполярного ритма, будто безумные духи Келе барабанят по бубнам человеческими костями, – и скрипят несмазанные полозья, и хрустят по насту унты, и воет ветер, и перекликаются пьяные бегом ездовые собаки. Зрение и обоняние в деле не участвуют – смерзлись заиндевелые ресницы, потерял чувствительность нос, а вкусом завладела морская соль со сладкой нотой талого снега.

Путь по границе небытия, между белым снежным безмолвием и зеленым океанским равнодушием.

Возвращение к жизни – ласковые касания тепла, разливающегося по щекам, щекотка пропахшей псиной шкуры и отблеск огня на войлочных стенах чума.

Огонь костерка играет бликами на ее высоких скулах, маслянисто блестит в черноте раскосых глаз. В резной плошке – дурно пахнущее варево, внезапно заставляющее вспомнить горячий гоголь-моголь из детства, низкое петербургское небо, игрушечную бригантину на одеяле, крики извозчиков за подернутым изморозью окном и хинную горечь после визитов семейного доктора.

Край плошки касается губ, молчаливый приказ гласит: «Пей!»

«Не хватает соли», – хочется сказать ему, когда к языку возвращается чувствительность. «Как тебя зовут?», «Где я?». Мы дрейфовали с туманом по норд-вест-тень-норд, и глыба айсберга врезалась в обшивку, пропорола ее, как нарвал рогом. Подрядчики всегда воруют, а в Адмиралтействе кувшинные рыла, и это так же точно, как то, что белый медведь чует страх, капитан – первый после Бога, а морской дьявол всегда найдет в днище слабое место. «Ты спасла меня?», «Где остальные?», «Как тебя зовут?».

Он пытается говорить жестами, но тело не хочет подчиняться. Она терпеливо укрывает шкурой грудь, расписанную синими узорами татуировки: «Молчи, береги силы».

«Не хватает соли, – шепчет он в бреду, – не хватает». Будто в ответ влажная дорожка пробегает по иссеченной ветрами щеке, минуя рыжую щетину, попадает на непрестанно шевелящиеся губы. И это тот самый вкус – вкус соли.

Она поет ему песню, которой научил ее дед. Слова ее рождаются вместе с мелодией, она поет о том, что он должен поправляться, должен быть здоровым к тому часу, когда за ним придет ее дед, снежный дух Келе.

– Мисс Спайси, а что вы думаете обо всех этих разговорах?

– О каких, детка?

– Ну… Знаете, по поводу конца света…

– Ох, милая! Конец света ведь не повод умереть с голоду? Так что возьми нож, с этой премудростью ты точно справишься, Энни! Сделаем в мясе кармашки – да-да, небольшие прорези ножом – и спрячем в них дольки чеснока. Будет не простое мясо, а с секретом. Вы любите чеснок, дитя, или не выносите его, как все, кто часа не проживет без поцелуев?