Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун

– Да, настоящий кошмар, но, понимаете, я же ничего другого и не видела! А моя мать считала, что все в порядке, раз я, ложась по ночам в кровать, говорю «спокойной ночи, папа», словно родному отцу. Раз делаю вид, что счастлива. Я сама виновата, что ничего ей не сказала.

Я тут же вмешалась:

– Вы ни в чем не виноваты! Вы же были ребенком!

Труди стала нервными движениями тянуть вниз рукава свитера.

– Надо было ей сказать, но я же считала, что это нормально. Думала, что насилие и побои – это и есть семейная жизнь. Потом он перешел от приставаний к настоящему сексу. Я просила, чтобы он перестал, что мне больно. Но тогда он выходил из себя, бил меня и угрожал. Говорил, за каждый раз, что я сопротивляюсь, будет избивать мою мать.

Голос ее сорвался.

– Что я могла поделать? Приходилось ему уступать.

Она снова поглядела на свои руки и подергала за рукава, хотя ткань больше не хотела тянуться. А потом, с горечью в глазах, произнесла:

– Когда я ему наскучила, он стал приводить к нам своих дружков.

В ужасе я закрыла рот рукой.

– Не отправлял меня в школу, чтобы они могли со мной развлекаться, пока матери не было дома. Она работала на трех работах, чтобы нас всех содержать. И меня пускали по кругу.

Еле слышным голосом Труди добавила:

– Делали это по очереди.

Она всхлипнула.

– Ну, что нас не убивает, то делает сильнее.

Пожав плечами, Труди уставилась в пол.

– Вы когда-нибудь посещали психотерапевта? – спросила я.

– Не-а.

– Рассказывали кому-нибудь, что с вами случилось?

– Ну да, – язвительно ответила она. – Сказала как-то моему бывшему, тому, что избивал меня все эти годы. Как-то вечером расклеилась, начала себя жалеть, ну и выложила ему все. Думала, он мне посочувствует.

– И что?

– Да ничего подобного! Наоборот, стал использовать это против меня. Каждый раз, когда я сбегала после его побоев, угрожал, что, если не вернусь, он расскажет моей сестре, что ее отец был педофилом. Я не хотела, чтобы сестра страдала, потому что ее Карл никогда не трогал. Я боялась, она не захочет со мной знаться, а ведь она единственная, кто остался из моей семьи. И знаете, что самое страшное, док? – спросила Труди. –  Не побои и не насилие. А то, что потом мать вернулась к моему настоящему отцу. Получалось, я терпела все эти побои и изнасилования зря! Совершенно зря, понимаете! – выкрикнула она.

Мгновение мы сидели в молчании. Я видела, что внутри у Труди по-прежнему бушуют боль и гнев.

– Вы с вашим партнером до сих пор вместе? – поинтересовалась я.

– Нет, я от него все-таки ушла. И набралась храбрости обо всем рассказать матери.

– И что она ответила?

– Ну, теперь она чувствует себя виноватой. Говорит, что ничего не знала, но, по-моему, ей просто не хотелось знать. Не могу сказать, что возненавидела ее за это. Я понимаю, ей тоже приходилось несладко.

Она сделала паузу, глядя вбок и о чем-то размышляя. А потом произошло нечто совершенно неожиданное: ее лицо расцвело широкой улыбкой.

– Самое чудесное, что я наконец-то нашла любовь. Настоящую любовь. У меня появилось будущее. Я рада, что попала в тюрьму. Теперь смогу слезть с наркотиков. Вы не поверите, док, но я счастлива, что здесь очутилась. Можно больше не притворяться. Все закончилось.

Она покачала головой и повторила:

– Все закончилось.

То же чувство облегчения, с которым она вошла в кабинет, снова охватило ее. Труди перестала натягивать вниз рукава, перестала ерзать на стуле – тело ее расслабилось.

– Это мой шанс бросить наркоту. Вернуть свою жизнь обратно. Вы поможете мне, док?

Ее слова прозвучали музыкой для моих ушей.

– Ну конечно помогу! Какой у вас срок?

– Полтора года. Я столько принимала, что влезла в долги, и пришлось самой торговать. Альтернативу я даже не рассматривала.

Было понятно, о чем она говорит.

– Я снимаю шляпу перед девушками, которые торгуют собой, но я просто не могла после всего, что пережила в детстве. Просто не могла.

Я понимающе кивнула. Эта история была мне хорошо известна.

– Да, я снимаю перед ними шляпу, но это не для меня.

Я начала стучать по клавиатуре.

– Так как мы поступим с метадоном?

До того, как Труди попала в тюрьму, она была на 70-миллилитровом протоколе и помимо этого принимала героин. Совершенно очевидно, что у нее была тяжелая зависимость. Мы сошлись на плане медленной детоксикации, так как времени впереди имелось достаточно. Я успокоила ее, сказав, что, если станет трудно, мы сможем еще немного притормозить. Труди поблагодарила меня вежливым кивком.

– Я очень надеялась, что вы так скажете. Не хочу торопиться. У меня больше года, чтобы слезть.

Она поднялась, собираясь уходить, но тут вдруг остановилась.

– Чуть не забыла! – воскликнула она. – Я ходила к психиатру, и мне поставили диагноз, посттравматический стресс. Теперь по пятницам я посещаю группу психологической поддержки. Это очень здорово, там есть другие женщины, которые пережили то же, что и я.

– Очень рада за вас, Труди, – улыбнулась я.

– Раньше люди всегда приходили ко мне со своими проблемами, потому что я общительная. Всегда готова выслушать. А теперь, наконец-то, кто-то слушает и меня!

Внезапно она сделала шаг вперед и заключила меня в объятия. На короткий момент я ощутила, что счастье так и брызжет из нее. Грустно, что Труди рассматривала тюрьму как последнее прибежище, но в ее глазах была решимость, которой она совершенно точно не набралась бы, не окажись в Бронзфилде.

– Вы очень хороший человек, – сказала я. – Ужасно, что вам пришлось пройти через все это. Мысль о том, что со временем вы и правда будете жить где-нибудь на лодке, искренне радует меня.

Труди рассмеялась.

– Так и вижу, как ныряю за раковинами. А на корме сидит маленькая собачка.

Улыбнувшись, Труди добавила:

– И мой здоровяк на пляже, чинит что-нибудь.

Не прекращая улыбаться, она вышла за дверь, и я ощутила прилив надежды. У нас с Труди было впереди полтора года, чтобы провести детоксикацию от метадона; в сочетании с психотерапией имелись все шансы до освобождения из Бронзфилда избавить ее от наркотической зависимости и от желания вернуться к препаратам, вновь оказавшись на свободе. Я должна была сделать ее мечту реальностью.

В этот момент, в ту самую секунду, я поняла, что нахожусь на своем месте. Никогда в жизни работа не приносила мне такого удовлетворения. Мой путь к ней был извилистым, но большего и желать было нельзя. Я чувствовала и надеялась, что