Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня оставалось около 10 минут, чтобы разместиться в небольшом кабинетике без окон, прежде чем ко мне начнут приводить новых арестованных, поступивших из зала суда. Многие из них наверняка будут в состоянии алкогольной и наркотической абстиненции.
Я обвела глазами знакомый коридор, залитый ярким светом дневных ламп. Подошвы моих туфель скрипели по изношенному голубому линолеуму пола. Беленые стены покрывали глубокие темные царапины. В воздухе витали тошнотворные ароматы готовых обедов, разогретых в микроволновке, и растворимого кофе. Готовые обеды новички получали потому, что не успевали оказаться в камере, когда заключенным развозили еду.
Слева висел большой щит с картинками, иллюстрировавшими систему трудовой занятости в тюрьме.
Справа находилась комната, в которой новоприбывшие дожидались осмотра, а слева нечто вроде прилавка, на котором досматривали их пожитки. Хаджун и Дженни, две симпатичных охранницы, улыбнулись мне и приветствовали радостным «привет, док!»
– Много народу сегодня? – спросила я их. Хотелось надеяться, что в Новый год к нам поступит поменьше.
– Не очень, док, – ответила Хаджун, – всего 10 человек.
В государственные праздники работали только суды магистратов, а королевские были закрыты. В обычный день к нам могло поступить до 30 новых резидентов, так что 10 показалось мне совсем небольшим числом.
Проходя мимо стеклянной перегородки комнаты ожидания, я услышала другой голос – нетерпеливый и со звучным эссекским акцентом.
– Элло, доктор Браун!
Голос был таким знакомым, что я узнала его, не оборачиваясь. Сердце упало. Прошло всего пять дней с тех пор, как я в последний раз видела Паулу, когда выписывала ей рецепт перед освобождением из тюрьмы. Тогда она была накрашена, густые каштановые волосы вымыты и заплетены в аккуратную косу, а глаза ясны и полны надежды. Она уже предвкушала, как будет наслаждаться свободой.
Сейчас она выглядела совсем по-другому, снова одетая в тюремный комбинезон. Глаза были красные и опухшие, длинные волосы, грязные и спутанные, наполовину закрывали лицо. Я не видела ее рук, но предполагала, что на них опять следы уколов.
Сестра из приемника ее уже опросила, так что Паула стояла в списке первой. Я вызвала ее в кабинет.
– Рада вас видеть, док, – сквозь слезы сказала она.
Я поглядела ей на лоб и обрадовалась, не увидев на нем новых порезов. Однако она вполне могла их себе нанести, если быстро не выписать ей нужные лекарства. Обычно Паула именно так причиняла себе увечья – резала лоб. Навязчивое действие возвращалось, когда она не могла справиться с эмоциями, а также, конечно, в отсутствие наркотиков и алкоголя.
После освобождения она должна была оставаться на метадоновом протоколе, но, похоже, так и не зашла в аптеку за лекарством: может, просто поленилась, а может, что более вероятно, вернулась к героину, как только опять оказалась на улице.
Большинство женщин, которых я лечила в тюрьме от алкогольной и наркотической зависимости, были бездомными, и я уже давно поняла, что именно бездомность зачастую лежит в основе замкнутого круга наркотиков, преступлений и тюрьмы. Одна женщина как-то мне сказала, что, окажись она вновь бездомной, освободившись из тюрьмы, то точно вернулась бы к наркотикам, ведь единственным местом, где ее ждали, стал бы притон, а чтобы туда попасть, пришлось бы дать содержателю препарат и принять его самой. Многие говорили, что сразу хотели вернуться в тюрьму, чтобы опять спать в постели.
Паула не отличалась крепким здоровьем; в свои 38 она уже 20 лет страдала зависимостью от алкоголя, кокаина и героина. В 2010 году у нее диагностировали гепатит С, но она никогда не лечилась, в основном из-за беспорядочного образа жизни. С 18 лет она то и дело попадала за решетку. Самый долгий приговор Паула получила в 21 год – на шесть лет, из которых отсидела четыре года и десять месяцев. Ее обычным преступлением было воровство: так она добывала деньги на препараты. Паула воровала в магазинах, супермаркетах, хватала все, что попадалось под руку, чтобы как-то выжить и купить себе дозу.
В отличие от большинства женщин, с которыми мне здесь приходилось встречаться, у нее было счастливое детство: она даже ходила в отдельную школу для девочек. Паула жила просто отлично, пока в 15 лет жизнь ее не покатилась под откос, когда отец ушел из семьи к другой женщине. С тех пор и началось ее падение. Она попала в плохую компанию, к ребятам постарше, которых считала своими друзьями, и они приохотили ее к наркотикам. Сначала она попробовала марихуану, но вскоре начала курить и колоть героин и крэк, от которых стала зависимой.
Помню, она в слезах рассказывала мне, как ее накачали наркотиками, изнасиловали, и в какое отчаяние она пришла, когда действие препаратов закончилось и Паула осознала весь ужас случившегося.
– Они просто ушли и бросили меня в парке, – всхлипывала она, вспоминая, как очнулась от холода, лежа на земле в разодранной рубашке. Бюстгальтер сполз, выставив грудь на обозрение прохожим. – Я то приходила в себя, то снова куда-то уплывала, но все время чувствовала, как болит внутри, потому что меня изнасиловали. Болело сильно, но я не могла пошевелиться.
Какой-то незнакомый человек отвез ее в госпиталь, но никакие лекарства не могли залечить душевные раны. Паула лишилась самоуважения и быстро покатилась по наклонной.
– Мой настоящий демон – это крэк, док.
Она рассказывала, как могла потратить двести фунтов в день на кокаин.
– Он убивает воспоминания. Избавляет от боли. Вы же понимаете, правда, док?
К сожалению, я и правда понимала причины ее саморазрушающего поведения, потому что слышала подобные рассказы от многих женщин. Паула была доброй, умной, обаятельной, с тонким чувством юмора, и много раз обсуждала со мной то, как ей хочется зажить по-новому. Она искренне стремилась начать новую жизнь, но, как только оказывалась на свободе, возвращалась к прежним привычкам, потому что они были единственным, что она знала.
Я была с ней в плохие и хорошие моменты и со временем по-настоящему к ней прониклась. Мне хотелось, чтобы она встала на ноги, и каждый раз, когда Паула выходила
