Покоряя Эверест - Мэллори Джордж

В 1921 году, когда подразделения экспедиции отправились по своим различным целям, затихла и общественная жизнь в общей столовой. Но в 1922 году мы все были заняты одной задачей, и, хотя, конечно, делились на группы по транспортировке и самому восхождению, у нас было много совместного времени в Базовом лагере, и наша столовая стала столь веселым и приятным местом, насколько можно вообразить. Комитет Эвереста предоставил запасы продовольствия с расчетом, что у избранных удальцов, которым предстояло штурмовать Эверест, будет аппетит былинных героев. Нам требовалось обильное питание, как и любому человеку, который набирает форму, готовясь к максимальной физической нагрузке. Можно согласиться, что, когда альпинист прибывает в Базовый лагерь, он должен быть плотным, а не поджарым, и не загнанным тренировками, поскольку позже ему придется на полную мощь задействовать резервы своих сил. Пожалуй, самыми ценными нашими припасами были ветчина, сыры и сгущенка. Кроме этого, в запасы входили супы, овощи, рыба и мясо в бесчисленных банках и – особенно важные для больших высот – консервированные спагетти и разнообразные сладости: шоколад, мятная пастила[382] (чистый сахар, приправленный мятой), леденцы, имбирь, изюм и чернослив. Ответственность за организацию питания в итоге перешла к майору Нортону: его назначили «президентом столовой» и выдали двух помощников, Сомервелла и Кроуфорда. Спустя несколько дней они уже необычайно быстро ориентировались в нашем бесчисленном багаже, и, казалось бы, безнадежная задача найти какую-либо конкретную коробку в общей куче стала вполне выполнимой.

Многие часы второй экспедиции мы все потратили на проверку наших запасов и инвентаризацию содержимого огромных тюков и коробок, которые каждый день перевозили на своих спинах целые стада скота. Но каждый отвечал и тревожился за свой багаж. У Ноэля, например, была личная команда, перевозившая фотооборудование, – всего около 40 животных и грузов. На Финча была возложена особая ответственность – забота о кислородных приборах: 120 стальных баллонов весом по шесть фунтов каждый, накачанных до давления 120 атмосфер и содержащих 120 литров кислорода. И, помимо баллонов, еще двенадцать комплектов устройств для подачи кислорода. Кислородный аппарат состоял из стальной рамы для крепления четырех баллонов на спине, медной трубки, подающей газ через плечо к редукционному клапану, и различных кранов, регулирующих подачу газа через резиновые трубки к маске, надетой на лицо альпиниста. Поскольку эти устройства хрупкие, они были упакованы в деревянные футляры, и для их переноски всегда были приставлены двенадцать тибетских кули.

Моей же заботой было альпинистское снаряжение. У нас было два вида легких палаток для высотных лагерей. У каждой модели по бокам был вшит брезент (наиболее ветрозащитная конструкция), а сами палатки были изготовлены из специально обработанной «авиационной ткани» – крайне прочной, но не очень легкой. Имелись и шесты, но не для полога палаток (мы не собирались поднимать их слишком высоко). Меньшая палатка весила около одиннадцати фунтов, а большая – пятнадцать фунтов при площади пола 7 квадратных футов. Наши спальные мешки были подбиты фланелью, набиты гагачьим пухом[383] и покрыты водонепроницаемым материалом – некоторые вмещали двоих, а то и троих человек. Также у нас было 2 000 футов[384] альпинистской веревки. Не менее важными предметами в нашем альпинистском снаряжении были различные виды топлива, котелки и плиты, пригодные для использования на больших высотах. Для примусов, которые предполагалось использовать в основном на высоте от 18 000 до 22 000 футов[385], мы взяли с собой смесь парафина и бензина. У нас также было два драгоценных галлона спирта – как для разжигания примусов, так и в качестве топлива для спиртовки на самых больших высотах. И – в качестве последнего резерва – сухой спирт[386] исключительной чистоты Meta. Эти белые таблетки разгорятся и будут бездымно гореть как минимум на высоте 25 000 футов[387].

Помимо личного запаса одежды на каждого человека, были и большие запасы утепленных вещей – перчатки, носки и шлемы, а также две большие коробки экспериментального снаряжения для ног. Нет ничего сложнее, чем найти ботинки, согревающие ноги в снегу при чрезвычайно низких температурах, и чтобы в них при этом можно было лазать как по снегу, так и по скалам. Гвозди, обычно используемые альпинистами, отводят тепло от ног, а все виды кошек могут быть еще опаснее, поскольку ремни, которыми они крепятся к ногам, замедляют кровообращение. Различные мокасины, валенки с шипованными сандалиями, надетыми поверх, и т. д., хотя и замечательно согрели наши ноги в лагере, пришлось отвергнуть в пользу обычных альпийских ботинок со специальными гвоздями.

Но, сколь бы важным ни было снаряжение, самый главный фактор в успехе любого плана по восхождению на самую высокую гору Гималаев – это способ организации работы носильщиков для разбивки высокогорных лагерей. Конечно, можно было, хотя и очень дорого, привезти из альпийских долин Швейцарии, Италии или Франции носильщиков, привыкших к альпинизму. Но оказалось, что проще (особенно при организации поставок продовольствия) нанять местных. Лучшие и, вероятно, самые крепкие люди, каких только можно найти, – это шерпы бхутия – племени, живущего в Непале недалеко от горы Эверест. Обе экспедиции набрали с собой группы мужчин-шерпов. Единственная трудность с местными в том, что они не являются профессиональными альпинистами. В 1921 году мы с Буллоком попытались решить эту проблему путем их систематического обучения. Часть из них запомнила кое-какие правила скалолазания, и можно было надеяться, что они будут твердо и прямо ступать по снежным или ледяным ступеням и даже иногда помогать друг другу с веревкой, хотя они гораздо медленнее осваивали эту часть предприятия.

В 1921 году наши носильщики проделали просто колоссальную работу. После перевозки грузов через Тибет им пришлось в общей сложности три месяца жить в высотных лагерях и подниматься выше 20 000 футов[388], даже не имея возможности получать продукты, которые они хотели, пока мы были вдали от основного контингента. Их финальным достижением был подъем на Северное седло (23 000 футов[389]) в конце сентября – со мной, Буллоком и Уилером. Но с нами пошли только трое из них, причем безо всяких грузов. Разбить лагерь на Северном седле тогда было уже выше наших сил: большинство носильщиков смогли лишь сползти с перевала, который мы пересекли. Поэтому задачей 1922 года стало организовать их труд так, чтобы они смогли перенести наш лагерь не только на Северное седло, но и на один или два этапа выше.

Для начала предприятия мы выбрали май. Необходимо учитывать, что весь этот регион Гималаев подвержен влиянию муссонов, которые дуют с юго-востока, принося дожди на северо-восток Индии и снег – в горы, на протяжении всего лета. Мы хотели успеть подняться до муссона и выбрали ранний сезон, а не поздний, с оглядкой на опыт в горах после муссона в 1921 году. Тогда, как только погода на Эвересте прояснилась, с Тибета задул сильный северо-западный ветер, непрерывным потоком сдувая свежий рассыпчатый снег со склона горы. Если нам снова придется столкнуться с этим пронизывающим ветром, мы предпочли бы, чтобы он не нес с собой снег.

По плану генерала Брюса силы носильщиков следовало приберечь для кульминации. От старта в Дарджилинге и до самого Базового лагеря они не несли никаких грузов. Их кормили почти что деликатесами и превосходно снабдили обувью и одеждой. Они были по-детски польщены и восхищены этими внезапными почестями и ощущали, что ради них делается все возможное. Поэтому, когда пришло время призвать их к максимальным усилиям, они были готовы и охотно откликнулись. Но, когда мы отправили животных обратно из Базового лагеря, только сорок носильщиков из всего состава остались в нашем распоряжении для переноски грузов вверх по леднику.