Покоряя Эверест - Мэллори Джордж

Путешествие из Дарджилинга само по себе было крупной частью всей миссии. Чтобы попасть в Тибет, необходимо сначала пройти через Сикким, небольшой британский протекторат, чью природу можно грубо описать как нагромождение гигантских предгорий, в основном покрытых субтропической растительностью. Британские власти столкнулись с огромными трудностями в поиске вьючных животных, которые выносили бы как влажную жару долин Сиккима, так и сухой холод Тибета, с высотами больше 14 000 футов[374]. Буйволы и верблюды из Индии, а также тибетские яки были одинаково неспособны выдержать столь резкие изменения климата. Среди них вспыхнули болезни, и тысячи умерли от сибирской язвы или чумы крупного рогатого скота. Для нашей задачи подходило лишь одно животное – мул. Первая экспедиция стартовала из Дарджилинга в 1921 году именно с сотней индийских мулов, предоставленных властями. Но даже мулы не выдержат тяжелых маршей вверх и вниз по крутым хребтам Сиккима, если не привычны к таким высоким нагрузкам. Правительственные мулы, казавшиеся лоснящимися и крепкими на старте, были загнаны уже после нескольких маршей. К счастью, мы смогли арендовать вместо них тибетских мулов. На этих животных торговцы шерстью постоянно перевозят тибетскую шерсть в Индию, обычно возвращаясь порожняком. Привыкшие к крутым скользким тропам, эти мулы способны многие часы подряд идти быстрее, чем человек, и им ничего не стоит подняться на 5 000 футов и спуститься еще на 5 000 футов[375] за один день, с грузом в 120 или даже 150 фунтов[376] на спине. В 1922 году отсюда и до самого Фари тибетские мулы также стали решением транспортной проблемы для генерала Брюса.

За Фари, где мы сошли с торгового пути, мы обнаружили, что поддерживать себя и наш багаж в движении – непростая задача. Волшебным даром стал пропуск от Далай-ламы[377] в Лхасе[378], который раздобыло для нас правительство Индии. Мы показывали его местным правителям, или дзонгпенам, всюду, куда направлялись. Во время встреч с дзонгпенами было много церемоний, визитов с обеих сторон, подарков и переговоров. В конце концов дзонгпен созывал старост соседних деревень и реквизировал у них нужных нам животных. С ними мы могли продолжать наше путешествие до владений следующего дзонгпена. Цену тоже устанавливали по согласованию с ними. Все это было крайне сложно и трудно организовать, поскольку часть животных нам выдавали всего на день пути до следующей деревни, а другим приходилось идти несколько этапов. Но полковник Говард-Бьюри отлично знал, как путешествовать по Тибету. Возможно, в 1921 году тибетцы побаивались нас и помогали нам по этой причине, а в 1922 году они уже знали, что мы платим хорошие деньги, и помогали, скорее, ради выгоды.

Конечно, нам было очень важно, чтобы они были расположены помочь нам в 1922 году, поскольку для перевозки всех наших грузов нам каждый день требовалось 360 животных. И если бы генерал Брюс на любом этапе согласился бы двигаться дальше с меньшим количеством животных и, соответственно, с меньшим набором грузов, транспортировка превратилась бы в череду бесконечных задержек. Когда я думаю о том, какими бесплодными были эти равнины в апреле прошлого года, до того, как летнее солнце прогрело пастбища, заставив прорасти траву, путешествие по ним с таким количеством животных и грузов кажется почти немыслимым. Теперь же я наблюдаю за караваном, ломаной линией пересекающим равнины: группы маленьких осликов, несущих ношу размером с них самих; время от времени то один, то другой в знак протеста опускается на землю ради короткой передышки; стойкие, косматые, невозмутимые яки, двигающиеся быстрее, чем кажется, и всегда первыми прибывающие в лагерь, и разнородное стадо волов с примесью яка или быка – тяжелые, медлительные звери. И гадаю, чем, во имя всего святого, кормить всю эту живность во время ночной стоянки? Но, когда мы добрались до стойбища, оказалось, что по сути они питаются только сухой и жесткой побуревшей травой и ее корнями.

Мое восхищение навсегда разделено между яком и ослом, но у меня нет сомнений в том, какое из этих животных забавнее. Покладистый и дружелюбный в большинстве случаев як – темпераментное существо. Он подвержен взрывам энергии. Без всякой видимой причины он вдруг может взбеситься и начать безумно носиться вокруг, взбрыкивая, отбивая копытами и пытаясь сбросить свою ношу. Но не совсем всерьез, а как ребенок – наполовину сердитый и готовый рассмеяться, як, кажется, знает, что это комичная выходка. Его обычная равномерная походка странно контрастирует с его проворством при необходимости. Его обычная скорость по умеренно пересеченной местности – 24 мили[379] в час. Як готов идти с такой скоростью весь день даже без полуденной кормежки, если его правильно вести, – для этого погонщики ловко и беззлобно бросают в него камешками, чтобы направлять его в верную сторону. Но, если кто-то попытается заставить яка ускориться, он непременно помчится точно перпендикулярно направлению марша. Излишнее приложение силы здесь наказуемо, как и в гольфе, и нет ничего проще, чем сбить яка с курса[380]. Ловкость яка еще более удивительна на сложном рельефе. Я повидал нагруженных яков, карабкающихся по скалам, на которые человек не смог бы подняться без помощи рук, и не забуду нелепые траектории, которые в качестве протеста нарезали эти громоздкие косматые животные с кроткими влажными глазами, перескакивая с уступа на уступ, будто подражая стройной серне.

Погонщики яков – лучшие люди в Тибете: компетентные, надежные, выносливые. Признаюсь, в этой стране у меня было мало друзей. Может быть, поскольку у тибетцев не принято часто мыться, я обычно находил их неприглядными. Но в этом сухом холодном климате и вправду мало стимулов отмокать в воде. Я и сам вполне могу представить, что, поселившись здесь надолго, мылся бы не раз в три-четыре недели, а принимал бы ванну только в середине лета, в качестве торжественного ежегодного мероприятия. А местные крестьяне, по моему мнению, понравились бы мне больше, если бы меньше толпились вокруг наших палаток, сгорая от любопытства с глупо разинутыми ртами. И я бы сказал, что им недостает мужественности. Зажиточные же люди, владеющие животными (цена их аренды обычно зависела от настроения владельца в данный момент), без непосредственного присмотра дзонгпена становились жестокими, алчными и бесполезными. Но они честно соблюдали оговоренные обязательства, хотя и пытались всевозможными способами сжульничать относительно пути и расстояния какого-то этапа нашего путешествия. Среди лам[381] в монастырях иногда встречались люди с огромной силой воли, способностями и даже, полагаю, с богатым духовным опытом, но подавляющее большинство монахов казались еще глупее крестьян, и от них до отвращения несло прогорклым маслом.

Путешествие из Дарджилинга к Эвересту заняло от четырех до пяти недель. Конечно, самым популярным способом скоротать время у странников были беседы, особенно во второй экспедиции, поскольку, объединяясь, опыт тринадцати человек, большинство из которых немало путешествовали, бесконечно умножается. Но не каждый наш день был занят походом и разговорами. После того как в лагере разбивали палатки, мы были довольно загружены в соответствии с нашими различными интересами. Большинство из нас тратили нелепое количество времени всего лишь на поиски чего-то нужного, даже в нашем собственном багаже. Дни отдыха, когда приходилось ждать, пока наберут свежий «транспорт», пролетали очень быстро. Мы исследовали местность рядом с лагерем в поисках птиц, зверей и растений, а также просто ради пейзажей, открывающихся с вершин доступных холмов. Однако основным занятием в таком лагере была фотография. Один или двое из нас находили время для весточек домой, но переписка обычно откладывалась до тех пор, пока генерал не объявлял, что завтра отправят обратно посыльных с почтой. И праздная болтовня вокруг наших палаток стихала, пока все лихорадочно строчили письма.