Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало

— Мои лампы вечны, — убеждал его неугомонный изобретатель с прилизанными волосами. — Они в пять тысяч раз ярче существующих…

Во время таких разговоров пресыщенно-равнодушный взгляд Астора теплел.

— Бескрайнего вам космоса! — воскликнул он, когда переговоры были завершены.

— Космоса вам бескрайнего! — звонко ответствовал Тесла.

В боевом азарте они подписали договор. Астор вошел в совет директоров компании Теслы. Тесла получил сто тысяч долларов. Перед ним внезапно распахнулись двери самого блистательного отеля в мире. Тесла переселился в «Уолдорф-Асторию» с легким трепетом удовольствия. Номер его апартамента — двести семь — делился на три. Горничная ежедневно оставляла для него восемнадцать полотенец. Ужинал он в восемнадцать часов, на столе было восемнадцать полотняных салфеток.

Он жил жизнью, кратной трем.

Козырек из кованого железа над входом придавал отелю вид железнодорожной станции. Окна первого этажа были прикрыты двойными тентами. Под утро все благоухало дорогим мылом. Тишина была такой, что ему казалось, будто предметы рассматривают его сквозь лупу. По мраморным полам можно было скользить.

Сюда, в «Уолдорф-Асторию», люди приходили, чтобы их заметили.

А он здесь — жил.

— Поцелуи кратки. Искусство кулинарии вечно, — напевал Оскар Уолдорфский, расставляя тарелки со знаменитыми блюдами между фруктами и пирамидами цветов на стеклянной столешнице.

Бесшумный лифт, выворачивая утробу Теслы, поднимал его на самый верх, где располагались его апартаменты. Взгляд тонул в глубине коридора. У каждой колонны стоял бой в униформе, с золотым галуном на кепи. Вазы эпохи Мин были выше этих терпеливых мальчиков. Туалеты благоухали жасмином. Мебель была сделана по эскизам Стэнфорда Уайта, или выглядела так, будто была заказана Стэнфордом Уайтом. Орхидеи цвели в стороне от окон, чтобы их не ранил дневной свет.

— Ну и как тебе в Версале? — поинтересовался Джонсон.

75. Не осядем

Через неделю после вселения в «Уолдорф-Асторию» Тесла пригласил в гости верного ассистента Шерфа. Вечно лохматый Шерф был похож на дикого козла, заблудившегося в Пальмовом зале.

Подошел величественный метрдотель. Его смутило появление Шерфа.

— Позвольте, может, его…

Тесла резким повелительным жестом прервал метра.

Метр смутился еще больше и исчез.

Шерф был квадратного телосложения. Многие из тех, кто не мог запомнить по имени, звали его «тот, усатый». Он вечно повторял собственные фразы, потому что думал, что люди не понимают его. Когда зрение начало сдавать, он купил себе очки с самой уродливой оправой в мире.

Уайт насмешливо спрашивал его:

— Правда, что твоя оправа сделана из конских копыт?

— У Шерфа седые волосы. Глаза карие, — страстно защищал его Тесла. — Но руки и сердце из чистого золота.

Тесла пробовал тактично указать Шерфу на то, что в мире существуют привлекательные и менее привлекательные предметы гардероба. Напрасно. Мода, как и предательство, была недоступным для честного механика понятием.

Шерф любил тяжелые, крупной вязки свитеры. Обувь он, похоже, добывал на воинских складах. И вот теперь высокие солдатские сапоги по щиколотку тонули в коврах «Астории». Добрый малый не мог понять, куда он попал — в ресторан или в храм. С уважительным испугом в глазах вертел головой. Он никак не мог решить, что заказать. Внимательно изучив меню, он было выбрал три блюда, после чего взялся вновь перечитывать меню.

Чтобы сэкономить время, Тесла рекомендовал ему знаменитую телятину Оскара и салат «Уолдорф». Они распили бутылку вина. Покончив с едой, честный механик пришел в приятное расположение духа.

— Мне кажется, — заикаясь, начал он, — что мы теперь осядем в Нью-Йорке и разбогатеем на электролампах и осцилляторах.

— Не осядем! — резко отреагировал изобретатель.

Лицо Шерфа неожиданно опечалилось.

— Мне кажется… — начал было он.

Тесла ласково посмотрел на него и даже положил руку на плечо:

— Лаборатория на Хьюстон-стрит слишком мала, к тому же не защищена от пожаров и шпионов. Я вскоре отправлюсь в дикие края, на восток от солнца, на запад от луны. В края, где молнии сверкают чаще, чем в любом другом месте. Я буду работать с миллионами вольт и необъяснимыми явлениями. Без чужих указаний. Без чужого опыта. А вас я попрошу остаться здесь и постараться, чтобы на Хьюстон-стрит все было в порядке.

— Мне кажется… — опять, заикаясь, начал честный Шерф.

76. Не запятнав их

Пары на южном горизонте чудовищно вздыбились и приобрели более или менее отчетливую форму. Не знаю, с чем сравнить их, иначе как с гигантским водопадом, бесшумно низвергающимся с какого-то утеса, бесконечно уходящего в высоту.

В поезде он заснул и проснулся. В поезде он ощутил размеры и дыхание этой страны.

— В Европе есть кафедральные соборы. В Америке — святая природа, — сказал ему когда-то давно тихий и благородный Джон Мьюр.

Тесла проезжал сквозь захолустные городки с рядами деревьев и кошками в каждом окне, и там колеса повозок вертелись в обратном направлении. Из этих городков поезд вырывался в необозримые пространства Америки.

— Приглашаю вас на месячник обожания природы, — говорил ему Мьюр. — Вам это ничего не будет стоить, за исключением времени, да и это не так уж страшно, потому что в основном вы будете пребывать в вечности…

В вечности стука колес Тесла с запозданием откликнулся на приглашение Мьюра. Он посмотрел в окно и увидел множество черных птиц, рассыпавшихся по склонам горы. С улыбкой он вспомнил свою детскую работу «Об ущербе, наносимом посевам воронами». Свисток паровоза вернул его к действительности. Свисток вился в величественном пейзаже.

— Колорадо-Спрингс! — объявил гнусавый начальник станции.

— Зачем вы приехали в Колорадо? — Репортер вытащил блокнот из кармана пиджака в клеточку.

У стойки отеля «Альта-Виста» Тесла пожал руку немногословному предпринимателю Джозефу Дозьеру.

Прежде чем стать предпринимателем, этот человек был обычным рабочим.

— Десять лет я каждое утро покупал своему шефу газеты, — жаловался Дозьер, почесываясь ногтями, более подходящими для резьбы по дереву или борьбы с медведем. — И он мне ни разу не заплатил за них. А у меня было шестеро детишек.

Немногословный Дозьер согласился построить лабораторию для Теслы. Он взмахнул руками и состроил такую мину, будто все уже сделано и позабыто.

Тесла прибыл в Ноб-Хилл с первыми рабочими.

«Разве в латыни „терпение“ и „страдание“ не однокоренные слова?» — бубнил он себе под нос.

Если бы его попросили определить, что есть гений, он бы ответил: «Нетерпение!» В последующие месяцы из ничего возникло деревянное здание. На крыше амбара выросла стальная башня, над ней поднялась мачта.

В самом странном из всех амбаров Тесла перекрикивался по-немецки с молодым ассистентом Фрицем Лёвенштайном.

— Быстрей! — кричал Тесла Лёвенштайну, совсем как некогда кричал ему Ференц Пушкаш.

Посреди амбара поставили огромную катушку, ласково прозванную Горгоной. Рядом с первой катушкой установили другую, отрегулированную синхронно с электрическими колебаниями первой. Аппаратуру Тесла, как всегда, привез в волшебных ящиках. Тесле казалось, что поставка последних аппаратов затянулась. Наконец воловья упряжка доставила передатчик, похожий на паучью сеть. Когда его монтировали, перед срубом установили знак: «Не приближаться! Опасно!»

Дозьер с удивлением заключил:

— Все готово!

Первым, кого Тесла вспомнил в только что выстроенном амбаре, был Джон Мьюр. Светлоглазый шотландец напоминал сербского длиннобородого старика или ирландского сказочного карлика — лепрекона. В молодости Мьюр ослеп. Когда зрение вернулось к нему, он поклялся никогда больше не считать «улыбку бога» отражением природы. В великолепном пейзаже Колорадо-Спрингс Тесла смотрел на мир глазами Мьюра. Как и на Ниагаре, он с головой утонул в великолепии природы и растворился в ней. Разве святой Бернар Клервоский не говорил, что у лесов можно научиться большему, чем у книг?

Одиночество, давний спутник, начинало ему нравиться. Люди стали для него слишком медлительными. И без них ему было очень хорошо.

Только с приходом весны он позволил себе спуститься на партию виста в местный клуб «Эль-Пасо».

— Мы живем в престранном местечке, — хвастался перед ним толстяк Джереми Фальконер, президент клуба «Эль-Пасо». — В Колорадо-Спрингс многие приезжают, чтобы поправить здоровье, но сюда, — и он тростью провел черту на пороге клуба, — ходят только холостяки.