В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя) - Владимир Обручев

Ночь была тихая и довольно холодная. Мальчики спали спокойно, укачиваемые равномерным шагом верблюдов и приникнув к мягкому вьюку. Я тоже привык дремать, сидя в седле в хвосте каравана, просыпаясь при каждой остановке, когда ботало последнего верблюда замолкало. Так проходили часы в равномерном движении. Наконец, на востоке небо просветлело, и на его фоне стали ясно выделяться фигуры верблюдов. Утренний холод разогнал дремоту, я соскочил с седла и пошёл пешком. Вскоре справа вдали вырисовалась низкая скалистая гряда гор; ровная степь с мелкими кустиками тянулась к их подножию, а слева она же расстилалась до горизонта. Звёзды начали уже меркнуть. Мало-помалу становилось светлее, восток порозовел; на гряде справа уже выяснились тёмные ущелья, седловины, обрывы скал. Взошло солнце прямо впереди каравана среди полосчатых тонких облаков, золотистых и розовых с зубчатыми краями. Тропинки нашей дороги тянулись до горизонта прямо к солнцу и упирались в его красный диск, словно в светлые ворота. Восходы и закаты в пустыне всегда чаровали меня своей красотой и сочетанием разных форм и красок облаков.

Становилось теплее по мере того как солнце поднималось выше. Проводник опять запел и, вслушиваясь в слова песни, я понял, что он просто фантазирует. По сторонам дороги, кроме почти ровной пустыни и скалистой гряды на юге, не было ничего того, что он описывал в своей песне. Так мы прошагали ещё часа три, пока слева не появилась группа холмов, у подножия которых зелёная полоска выдавала наличие воды и корма. Проводник свернул к ней, и мы подошли к лужайке, на краю которой у склона холмов вытекал из трещины в камне большой ключ, заполняя впадину аршина два в диаметре и в две четверти глубины, и извивался затем ещё несколько шагов среди травы. Большое старое дерево поднималось по соседству, и вокруг него почва была опалена, усеяна помётом верблюдов и, очевидно, служила местом стоянок караванов. Мы расположились тут же на отдых на весь день, раскинули палатку, развели огонь, сварили чай, хорошо позавтракали. Потом отпустили животных на пастбище под присмотром мальчиков, которые выспались за ночь, а сами легли спать до послеполудня. Мальчики сварили обед и разбудили нас. Проводник после обеда уехал назад; едучи рысью, он мог поздно вечером вернуться домой.

После обеда мальчики в свою очередь прикорнули, а мы сидели возле палатки, греясь на солнце тёплого сентябрьского дня.

— Проводник рассказал, — сообщил Лобсын, — что на этой дороге небезопасно. В одном месте в горах живёт шайка разбойников, которая грабит китайских купцов. Её начальник, как тебе покажется, Фома, лама, беглый, конечно; Чёрным ламой его называют. Монголов он не обижает, а у китайцев отнимает часть товаров, которые ему понравятся, и все деньги, сколько есть. Людей не убивает, если они не сопротивляются. Китайцы теперь боятся ездить по этой дороге, делают большой крюк в обход его логовища, но он их иногда настигает и там. Ездят эти разбойники на хороших скакунах — одногорбых верблюдах, от которых и добрый конь не убежит.

— Разбойник лама — это интересно, — сказал я. — Но если он монголов не трогает, то нам бояться нечего. Мы ведь оба всё равно, что монголы, а на китайских купцов совсем не похожи.

— Кто знает, Фома? Увидит добрый караван, много товара, хороших верблюдов — пожалуй, захочет поживиться.

— Ну, бог не выдаст, свинья не съест, как говорится. Ехать нам нужно, объезда мы не знаем. Авось поладим с ламой, откупимся деньгами, которые получили в Баркуле.

В сумерки мы пошли дальше. Лобсын вёл караван уверенно; дорога шла на восток прямо, как стрела; справа всё время тянулись с перерывами скалистые низкие гряды.

На ночлег остановились раньше, часов в восемь утра, у колодца, вырытого в сухом русле: корм был плохой, только для верблюдов, а лошадям пришлось дать хорошую порцию гороха, подмешав к нему мелкой сухой травы и стеблей чия, которые мальчики с трудом насобирали вокруг стоянки.

Предстоял первый большой безводный переход в 50 вёрст, который трудно было сделать без остановки для отдыха. Поэтому мы снялись в 4 часа, наполнив бочонки водой и напоив досыта животных. Шли до 11 часов, затем остановились в пустыне, уложили верблюдов, не развьючивая их, сварили чай на привезённом аргале, дали верблюдам и лошадям порцию гороха, а последним также по ведру воды, и немного поспали, не разбивая палатки, растянувшись на земле. Ночь была тихая и холодная. Я долго лежал с открытыми глазами, любуясь звёздным небом. Не слышно было никаких звуков, кроме тихого хруста гороха, который жевали животные, и изредка их фырканья. В этой пустыне, очевидно, не было ни волков, ни ночных птиц.

В 2 часа ночи поехали дальше. Несколько тропинок дороги хорошо выделялись даже ночью светлыми ленточками на чёрном фоне Гоби, которую мы увидели в её мрачном величии, когда рассвело. Это была равнина, усыпанная густо мелким чёрным щебнем; она расстилалась впереди и позади нас до горизонта. На юге она была ограничена вдали плоскими чёрными же холмами, а на севере уходила как будто до самого Алтая, который чуть виднелся на горизонте, выделяясь на тёмном ещё фоне неба полоской снега на гребне. Нигде не видно было ни малейшего кустика. Это была такая же чёрная пустыня, как та, которую мы пересекли на пути от Алтая в Баркуль, но ещё более обширная, так как там мы видели всё время позади себя высоты Алтая, а впереди — снеговой гребень Тянь-Шаня.

Взошло солнце, но пустыня впереди не осветилась синими огоньками, так как мы шли против солнца, и она казалась ещё мрачнее. Только оглянувшись назад, можно было видеть, как сверкали солнечные лучи, отражённые гладкими зеркальцами чёрного щебня. Наконец, часов в семь утра впереди показались пригорки, появились небольшие сухие русла и по их бортам отдельные кустики. К восьми часам дорога втянулась в плоские холмы и вышла в небольшую долину с лужайкой и кустами вокруг маленького источника. Трудный переход был окончен.

На этой стоянке мы несколько раз видели прилёт больдуруков на водопой. Эта птичка, называемая также пустынник, живёт в пустынях Азии большими стаями в десятки и сотни штук. Она величиной с голубя, оперение буро-жёлтое с чёрными крапинами, брюшко белое. Особенно замечательны ноги, которые кончаются тремя короткими пальцами с мелкой чешуёй и короткими когтями, похожими на копытца. Стая летит очень быстро, подобно урагану, резко приземляется, и птицы бегают, собирая семена пустынных растений, которыми кормятся. За день несколько стай прилетали, быстро пили воду из ручейка и разбегались по холмам и лужайке. На жёлтом с чёрным щебнем фоне пустыни их трудно заметить, если они прижмутся к земле. Всё-таки мне удалось застрелить несколько штук, пока стая приземлялась. Это дало нам вкусный обед.