Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Следует отметить, что с самого начала Ставка видела в мерах по подготовке десанта только демонстрацию. Корпус рассматривали прежде всего как резерв Юго-Западного фронта, предполагая использовать в Галиции.

Под предлогом подготовки к действиям на Босфоре его легче было снять с Кавказского фронта. Русское командование значительно преувеличивало силы противника в босфорском районе, первоначально определяя их в четыре корпуса. Было ясно, что одного корпуса Н. М. Истомина для самостоятельной операции в районе Проливов будет недостаточно. С другой стороны, союзники настойчиво просили Ставку послать десант к Константинополю. Англичане неоднократно повторяли просьбу об участии русских военно-морских, а если получится, то и сухопутных сил в штурме турецкой столицы. Русский представитель при английской эскадре капитан 2 ранга М. И. Смирнов передавал А. А. Эбергарду мнение его коллеги о слабости турецких минных полей и уязвимости береговых батарей обстрелу с моря24.

18 февраля (3 марта) 1915 г. Ставка приказала командующему Черноморским флотом быть готовым для отвлекающей операции у Босфора. Через два дня А. А. Эбергард вышел в море25. В тот же день, 20 февраля (5 марта), исполняющий должность начальника Генерального штаба генерал М. А. Беляев подал записку, в которой определялись задачи на ближайшее будущее русской стратегии на Проливах. Обстановка, по его мнению, складывалась таким образом, что возможно было занятие Босфора и Константинополя небольшими силами. «Имея в виду, – писал генерал, – что по условиям обстановки оба берега Дарданелльского пролива будут заняты союзными войсками, полагалось бы желательным, чтобы при наличии достаточного количества русских войск берега Босфора до предместья Константинополя Ортакьой включительно – на европейском берегу и до Куекунджика включительно – на азиатском были заняты русским войсками»26.

Тем временем действия русской эскадры на Черном море ограничились районом Зунгулдака. Обстреляв этот порт 22 февраля (7 марта), она уже на следующий день вернулась в Севастополь. За время похода было потоплено восемь пароходов и один парусник. 25 февраля (10 марта) А. А. Эбергард вышел в море, держа курс на Босфор. Активизация действий русских моряков была весьма своевременной – 28 февраля (13 марта) М. И. Смирнов передал в Ставку просьбу об ускорении решительной операции на Босфоре, так как, по его мнению, союзники были весьма близки к успеху27. Между тем неясной оставалась перспектива политического соглашения по вопросу о разделе «турецкого наследства». Отношения между Петроградом, Парижем и Лондоном по вопросу о будущем Проливов оставались весьма сложными.

Не будет преувеличением утверждение, что Англия и Франция не хотели видеть Россию после войны в Средиземном море, и их согласие постоянно приходилось покупать уступками. Французское правительство опасалось, что Россия, обеспечив себе владение этим районом, может утратить интерес к продолжению войны с Германией. Союзники знали о колебаниях русских дипломатов, военных и моряков, о спорах между Верховным главнокомандующим, генералами Н. Н. Янушкевичем и Ю. Н. Даниловым с контр-адмиралом Д. В. Ненюковым и С. Д. Сазоновым, но не были посвящены в их детали, что очень беспокоило руководство Антанты28.

3 марта 1915 г. Николай II, встретившись в Петрограде с генералом П. По и послом Франции в России М. Палеологом, подчеркнул необходимость присоединения Константинополя и Проливов к России, отметив готовность пойти навстречу французам даже в проблеме левого берега Рейна, а также Майнца и Кобленца29. При этом император наиболее ясно высказал свою программу именно по вопросу о Проливах, как, впрочем, и о причинах своих требований. Россия не могла участвовать в столь тяжелой войне, не имея перед собой ни одной понятной символической цели – вряд ли восстановление Польши можно считать таковой: «Я не признаю за собой права налагать на мой народ ужасные жертвы, требуемые этой войной, не давая ему в награду осуществления его вековой мечты. Поэтому мое решение принято, г. посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и Проливов. Решение, на которое я Вам указывал в ноябре, единственно возможное и осуществимое: город Константинополь и Южная Фракия должны быть присоединены к моей империи. Впрочем, я допущу для управления городом особый режим, с принятием во внимание иностранных интересов»30.

На следующий день основные положения этого разговора были продублированы С. Д. Сазоновым в телеграмме послам во Франции и Англии: «Ход последних событий приводит Его Величество Императора Николая к мысли, что вопрос о Константинополе и Проливах должен быть разрешен окончательно и сообразно вековым стремлениям России. Всякое решение будет недостаточным и непрочным в случае, если город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также Южная Фракия до линии Энос – Мидия не будут впредь включены в состав Российской империи. Равным образом и ввиду стратегической необходимости часть азиатского побережья в пределах между Босфором, рекой Сакарией и подлежащим определению пунктом на берегу Исмидского залива, острова Мраморного моря, острова Имброс и Тенедос должны быть включены в состав империи. Специальные интересы Франции и Великобритании в вышеупомянутом районе будут тщательно соблюдаться. Императорское правительство льстит себя надеждой, что вышеприведенные соображения будут приняты сочувственно обоими союзными правительствами. Упомянутые союзные правительства могут быть уверены, что встретят со стороны императорского правительства такое же сочувствие осуществлению планов, которые могут явиться у них по отношению к другим областям Оттоманской империи и иным местам»31.

Таким образом, русская позиция была предложена для рассмотрения без возможностей двусмысленного толкования. Союзники первоначально хотели избежать ясности в определении будущего Константинополя и Проливов, что вызвало большую обеспокоенность русского МИДа. Возникает ощущение, что никто в Париже и Лондоне не хотел первым отказывать русскому союзнику. 20 февраля (5 марта) 1915 г. Николай II наложил собственноручную резолюцию на сообщении русского посла во Франции А. П. Извольского, в котором говорилось о колебаниях во французском правительстве по вопросу о будущем Константинополя и Проливов: «Делькассе кивает на Лондон, а Грей – на Париж»32. На самом деле, в вопросе о Константинополе французы занимали более гибкую позицию, так как надеялись на то, что протестовать будут прежде всего англичане.

28 марта 1915 г. британский посол во Франции лорд Ф. Берти отметил: «Мнение, которое господствует здесь (то есть в Париже. – А. О.), состоит в том, что с Россией на Кавказе и Босфоре, командующей северными терминалами Багдадской железной дороги, Англия в Месопотамии окажется отданной на произвол России»33. В марте 1915 г. внешне могло казаться, что англичане готовы пойти на уступку и допустить Россию в Константинополь. Король Георг V даже первым заявил об этом, но истинное значение этого шага Ф. Берти раскрыл несколько позже в разговоре с Р. Пуанкаре: «Мое правительство уступило желаниям Петрограда, потому что думало, что Франция относится к ним благоприятно. И это было ошибкой. Это обещание парализует все наши усилия в Румынии и Болгарии»34. В конце концов, и Лондон, и Париж пришли к мысли о необходимости определенности в вопросе о Проливах.

6 и 8 марта 1915 г. посольства Англии и Франции представили в русский МИД памятные записки, позволявшие надеяться, что британцы не намерены оставаться на Проливах после победы над Турцией и что французы готовы будут поддержать русскую позицию по вопросу о принадлежности этого района35. 13 марта Дж. Бьюкенен, получивший из Форин-Офиса проект программы соглашения с Россией, спешил в Царское Село. Император готовился отбыть на фронт, и английский посол хотел обговорить с ним присланные из Лондона предложения: в ответ на право приобретения зоны Проливов Россия уступает Великобритании в Персии нейтральную полосу между русской и английской сферами влияния. Эти предложения получили полную поддержку императора и присутствовавшего при встрече С. Д. Сазонова. Их единственным условием было приобретение «полной свободы действий» в собственной зоне, что, по словам министра иностранных дел, отнюдь не означало желания аннексии северной Персии36. Дж. Бьюкенен имел все основания для спешки: англо-французская эскадра уже готовилась к форсированию Дарданелл.

В марте ситуация изменилась до такой степени, что в какой-то момент даже генерал Ю. Н. Данилов изменил свою точку зрения. В письме 3 (16) марта 1915 г. командующему Северо-Западным фронтом генералу Н. В. Рузскому, отстаивая идею наступления в Венгрию, он писал: «…положение на Балканах складывается так, что, надо думать, Проливы будут открыты, и нам придется принять участие в десантных действиях; все к этому уже подготовлено»37.