Побег аферистки - Любовь Овсянникова

— Пойди посмотри пробег машины, — распорядился Давид, повернувшись к приспешнику. — А ты присядь рядом, — он подошел к Григорию с раскрытым ножом, приставил лезвие Григорию к боку и потащил его к столу, подставляя ногой стул. Григорий, едва не падая, со связанными ногами доскакал до стула и сел.

Тем временем бритоголовый вышел во двор и пропал. Он не вернулся ни через минуту, ни через десять минут.

— Он без ключей гараж так просто не откроет, — сказал Григорий, интуитивно затягивая время. — Да и нечего ему там делать. Я наездил совсем мало. Сколько денег ты хочешь? Только учти, я все сразу не отдам, у меня сбережений нет. Это дело будет тянуться долго и скучно.

— Нет, ты отдашь все сразу, — при этих словах Давид нажал на нож, острый его кончик проколол одежду и неглубоко проник в тело Григория. — Сейчас мы перероем твое барахло, заберем все мало-мальски ценное, найдем документы на твой дом, и ты подпишешь нам доверенность на его продажу…

— Не забудь прихватить наиболее ценное — тряпки своей сестры, — прибавил, осмелев, Григорий. — Я их вынес в сарай и там из них мыши себе туалет сделали.

— Паскуда! — прошипел Давид, втыкая нож глубже в бок своего бывшего зятя.

— Осторожнее! — вскрикнул от боли Григорий. — Уже, гляди, кровь по мне течет, а ты дуреешь дальше. По-настоящему, что ли, за решетку захотел?

Этот бесшабашный аферист — очевидный бездарь, — между тем подумал он о Давиде, не сопротивляясь и стоически побеждая боль. Он абсолютно лишен ощущения времени и опасности. Да моя Татьяна уже давно на улице и что-то предпринимает. Недаром этот комолый бык исчез.

Вдруг со стороны спальни послышался какой-то шорох, а потом что-то с силой бухнуло на пол.

— Что это? — спросил Давид, перепугано дернувшись.

— Не знаю, — ответил Григорий. — Пойди посмотри, может, твой помощник забыл о двери и ввалился сюда через окно.

Давид взглянул на связанного мужчину, прикинул, что шансов выпутаться у него нет и крадучись, чуть ли не на цыпочках подошел к двери спальни, держа наготове нож. Возле открытой двери он остановился, заглянул внутрь, а потом чудно замер. Григорий по согнутой спине преступника догадался, что тот застыл или от испуга, или от какого-то захватывающего зрелища. Что там творится? — занервничал он. Неужели на Давида такое сильное впечатление произвела женщина, неужели он, как дикарь, сейчас набросится на нее? Да я его… Григорий закрутился на стуле, стараясь хотя бы ослабить бечевку, чтобы прыжками доскочить до бандита и корпусом сбить его с ног, обезопасить от него свою жену. Но здесь Давид, не расслабляясь, так же с испуганно поднятыми плечами, начал пятиться от той комнаты.

— Руки! — услышал Григорий Татьянин голос, звучащий непривычно резко, с металлическими оттенками. — Нож на пол!

Она вышла из спальни с пистолетом в руке, наступая на Давида и держа дуло возле самого его лба.

Давид ошалел не только от неожиданности, не только от реально прочувствованной угрозы, а еще и от вида этой женщины — ибо голос был женский. На ней не видно было одежды, зато всю фигуру драпировала белая простыня, так что открытыми оставались только ступни ног. На голове, полностью скрывая волосы, белел какой-то неохватный допотопный платок, глаза и половину лица закрывали черные солнцезащитные очки с большими стеклами. А то, что оставалось на виду, ужасало сильнее зловещих одежд.

Прежде всего бросался в глаза обезображенный широкими розовыми шрамами лоб, будто здесь кто-то учился производить электродуговое сваривание, за что получил двойку и пошел вешаться. А сварка обязательно требовалась, ибо недавно с этого чудища старались снять скальп и делали это каким-то варварским каменным томагавком. Оголили череп до темени, а потом передумали, в сердцах рубанули это существо вдоль лба и так бросили умирать.

Почти та же картина приоткрывалась и на подбородке. Что делалось на шее, которую закрывал платок, можно было только представить. Как легко было догадаться и о ранении или ушибах головы в области висков и ушей, потому что оттуда на щеки наползали сине-кровавые синяки с желтоватыми окантовками по краям, приходящиеся на уголки губ и крылья носа. Сомнений не было: этому чудищу совсем недавно поменяли всю кожу лица. Но женщина уже вычихалось и держалась чертовски бойко!

Она мельком глянула туда, куда Давид бросил оружие, и удовлетворенно хмыкнула — нож закатился далеко под платяной шкаф.

— Стреляю! В своем доме за убитого не отвечаю! — между тем зычно говорила Татьяна, интонациями голоса подчеркивая уверенность в своей правоте.

— Кто это? — лепетал бандит. — Я как будто тебя знаю, я слышал твой голос.

— Молчать!! — закричала Татьяна. — Освободи Григория! — приказала дальше. — Развязать, я сказала!! — еще сильнее гаркнула она, заметив, что Давид медлит и посматривает на входную дверь. — Твой нукер больше не появится, не надейся. Он сдох!!

Давид поверил сказанному и побледнел. Выполняя приказ, медленно подошел к Григорию и начал развязывать его с дрожью в руках. Но скоро он поборол первый страх и немного отошел от внезапного ошеломления.

— Ничего вы мне не сделаете. Здесь есть мое имущество, поэтому я имею право прийти в этот дом, — начал он объяснять свои козыри хозяевам. — За это не убивают.

— А холодное оружие с твоими отпечатками? — напомнила Татьяна. — А продырявленный твоим ножом бок Григория?

— Мало что я имел при себе, едучи в глухое село, да еще и в темное время. Кто это? — заканчивая развязывать узлы, при этом бестолково помогая себе зубами, спросил Давид у Григория, будто Татьяна была безжизненным предметом. — Не обижайся, Гриша. Но я имею право просить денег за эксплуатацию своей машины. Не так ли?

— Ты же подарил мне ее, — насмешливо напомнил Григорий, разминая затекшие от тугих веревок руки. — Сейчас я тебе сделаю алаверды, гадюка, окажу взаимную любезность — раскрою башку о стол и ткну шилом под ребра. И потом тоже посоветую не обижаться. Согласен?

Давид недовольно засопел.

— А это моя жена, — объяснил дальше Григорий. — Конечно, ты ее видел и слышал, так как она была на моей свадьбе с Кариной. Пела здесь с девушками. Ты еще рот на нее разевал, помню.

— Сейчас ты сядешь к столу и напишешь расписку, что получил свою машину целой-целехонькой и никаких — ни материальных, ни моральных — претензий к Летюку Григорию Викторовичу не имеешь, — не опуская пистолет, приказала Татьяна, и Давид покорился. Татьяна подошла ближе и нависла над ним, с отвращением осматривая его наклоненные костлявые плечи. — Внизу поставишь подпись и напишешь свою фамилию. Затем выйдешь отсюда, сядешь в свою машину, где в багажнике лежит связанным твой пособник (да не дрожи — он живой), и уедешь отсюда как можно дальше. Гриша, подай своему бывшему родственнику бумагу и ручку.

Григорий выполнил то, что сказала жена. Вскоре он получил из рук Давида расписку, прочитал ее и осторожно отнес в гостиную, где положил в ящик рядом с другими документами.

— Вы были правы, что защищались, — смирно изрек Давид, искоса посматривая то на Григория, то на его жену. — Я выбрал не наилучший метод решения своих проблем.

— Главное, что несвойственный тебе, бездари, — бросила Татьяна. — Вижу, что ты и на настоящего негодяя не тянешь. Так, недобитый подонок, не больше. Ты не альфонсом ли часом подзарабатываешь?

— Вы теперь считаете меня уродом, — мужественно держал удар Давид, стараясь уладить конфликт так, чтобы за ним вслед не погналась милиция. — А мне позарез нужны деньги. Я просто хотел продать вам свою машину или как-то по-иному заработать на ней. Это же не преступление.

— Мы не позволили тебе совершить преступление, идиоту. Благодари Татьяну, — сказал Григорий, снова появившись в прихожей, при этом он скомкал салфетку и намочил остатками водки, чтобы ею обработать пораненные места.

Давид пристально посмотрел на женщину, на дуло пистолета, которое все еще было нацелено на него, и выбежал из помещения.

Татьяна и Григорий переглянулись и подались следом. Во дворе гараж оказался открытым и в дверной проем хорошо было видно вымытую и ухоженную машину. Давид с кислой миной начал ее рассматривать, будто колебался, садиться за руль или нет.

— Ты еще нам должен приплатить за пользование гаражом и за охрану твоего имущества. Как я промазала? — сказала Татьяна. — Наверное, загоню тебя сейчас назад в дом и заставлю написать еще одну расписку — в том, что ты погасишь этот долг. Сколько, Гриша, мы ему предъявим? Гараж тянет никак не меньше двухсот долларов в месяц, как в городе. Ведь он теплый. И плата за круглосуточную охрану, в три смены, — это еще трижды по столько же. Так, и умножим все это на количество месяцев. За год выйдет свыше девяти тысяч долларов. А она же здесь не один год стояла.