Диагноз смерти (сборник) - Амброз Бирс

Во-первых, никто из смертных не жил в ментоновском доме уже более десяти лет, и вся усадьба, равно как и надворные постройки, медленно, но верно приходила в упадок. Согласитесь, от этого обстоятельства просто так не отмахнешься. Насчет местоположения ментоновского дома следует сказать, что стоит он близ самого пустынного участка дороги, ведущей из Маршалла в гарристон, на месте, где некогда была ферма, от которой осталась некоторые памятки: полусгнивший забор и заброшенное поле, давно не паханное и сплошь поросшее ежевикой. Сам дом находился пока в довольно сносном состоянии, хотя краска на нем облезла, да и для стекольщика в нем нашлось бы немало работы, поскольку окрестные маленькие мужчины почасту демонстрировали свое отношение к жилью без жителей издавна укоренившимся способом. Дом был о двух этажах, фасад – почти квадратный с единственной дверью и двумя окнами по ее сторонам, давно забитыми досками. Окна же второго этажа зияли дырами, пропуская внутрь, как солнечные лучи, так и непогоду. Вокруг дома невозбранно произрастали разного рода сорняки, а у нескольких деревьев, покосившихся из-за постоянных ветров на одну сторону, был такой вид, будто им невтерпеж убежать подальше. На страницах маршалльского «Прогресса» тамошний записной остряк выразил все это в кратких словах: «В доме Ментона призраки шалят потому, что он только на это и годен». И еще один факт помог укорениться мнению, что дом этот – лучшее прибежище для нечисти: десять лет назад мистер Ментон встал ночью с постели и почел за благо перерезать горло сперва жене, а потом – двум маленьким детям. Сам он после этого сбежал неведомо куда.

Вот к этому-то дому в один из летних вечеров подъехали в экипаже четверо мужчин. Трое из них быстро вышли, и один, тот, кто правил лошадьми, привязал поводья к тому, что еще оставалось от забора. Четвертый остался в экипаже.

– Пойдемте, – сказал ему один из спутников, пока двое других шли к дому. – Мы приехали.

Человек в экипаже с места не двинулся.

– Какого черта?! – воскликнул он. – Это какой-то адский заговор, и сдается мне, вы тоже к нему причастны.

– Думайте, что хотите, – ответил другой, глядя ему прямо в глаза, причем в тоне его явственно сквозило презрение. – Но вспомните: вы же сами оставили выбор места на усмотрение противной стороны. Впрочем, если вы боитесь призраков…

– Ничего я не боюсь, – прервал его собеседник, ругнулся себе под нос и вышел из экипажа.

У самого дома они нагнали двух других, один из которых уже открыл дверь, справившись с противодействием ржавого замка и петель. Все четверо вошли в дом. Внутри царила темнота, но мужчина, открывший дверь, достал свечу и зажег ее. Потом он открыл дверь в помещение, примыкавшее к прихожей справа. За ней оказалась большая квадратная комната. На полу ковром лежал толстый слой пыли, который заметно приглушал их шаги. По углам висела паутина, под потолком вяло колыхались тенета, похожие на клочья полусгнившего кружева. Здесь были два окна в смежных стенах, но сквозь них были видны только неструганные доски в паре дюймов от стекол. В комнате не было ни камина, ни мебели, вообще ничего, кроме пыли, паутины и четверых мужчин.

В желтом свете свечи люди выглядели странно. Особенно же необычным, даже, пожалуй, причудливым казался тот, кто вышел из экипажа последним – человек средних лет, грузного сложения, широкоплечий и с мощной грудью. Глядя на его фигуру, можно было предположить в нем немалую силу, а выражение лица говорило о том, что силой этой он привык пользоваться при всяком удобном случае. Он был чисто выбрит, коротко стрижен, в волосах – заметная проседь. На его низком лбу хватало морщин, и над переносицей они делались вертикальными. густые черные брови вели себя точно так же: они не срастались только потому, что у переносицы вдруг резко поворачивали вверх. Под ними поблескивали маленькие, глубоко посаженные глаза неопределенного цвета. Они производили довольно отталкивающее впечатление, которое только усугублялось узкими губами и массивной челюстью. Нос был вполне обычный, нос как нос; он ничего не добавлял к облику. Зловещее впечатление усиливала неестественная бледность; казалось, в лице его не было ни кровинки.

Другие трое ничем особенным не отличались: таких людей встречаешь каждый день, и внешность их память, как правило, не сохраняет. Стоит, наверное, сказать, что все они были явно моложе гиганта, и у одного из них, похоже, были с ним особые счеты. Во всяком случае, эти двое избегали смотреть на друг друга.

– Джентльмены, – сказал человек, держащий свечу и ключи, – мне кажется, можно начинать. Мистер Россер, вы готовы?

Человек, стоявший чуть поодаль, поклонился и улыбнулся.

– А вы, мистер гроссмит?

Великан ухмыльнулся и кивнул.

– Тогда извольте снять верхнюю одежду.

Оба быстро освободились от шляп, пиджаков, жилетов и галстуков и побросали их за дверь, в коридор. Человек, державший свечу, кивнул, а тот, кто убедил Гроссмита выйти из экипажа, достал из кармана летнего пальто два длинных свежевальных ножа и освободил их смертоносные клинки из кожаных ножен.

– Они совершенно одинаковы, – сказал он, протягивая ножи дуэлянтам. К этому времени даже полный болван понял бы, зачем эти люди сюда приехали – они собирались драться насмерть.

Поединщики взяли ножи, внимательно осмотрели их при свете свечи, испытали на прочность, ударяя сперва обушком, а потом ручкой по поднятому колену. Затем секундант Гроссмита обыскал Россера, а секундант Россера – Гроссмита.

– Если не возражаете, мистер Гроссмит, – сказал человек со свечой, – ваше место – вон в том углу.

Он показал в дальний от двери угол, куда Гроссмит и отправился, прежде обменявшись со своим секундантом быстрым, формальным рукопожатием. Мистер Россер встал в ближнем к двери углу и пошептался о чем-то со своим секундантом, после чего тот отошел к двери, где уже стоял секундант Гроссмита. И тут свеча вдруг погасла, оставив всех в глубокой темноте. Возможно, виноват в этом был самый обычный сквозняк, но впечатление было мистическое.

– Джентльмены… – раздался голос, который в темноте казался каким-то странным, точнее сказать, незнакомым. – Джентльмены, извольте не сходить со своих мест, пока не услышите, что наружная дверь закрылась.

Дверь в комнату закрылась, послышались шаги. Потом кто-то из секундантов хлопнул внешней дверью с такой силой, что вздрогнули стены.

А через несколько минут припозднившемуся мальчишке с фермы встретился экипаж, бешено мчавшийся в сторону Маршалла. Потом он рассказывал, что на передней его скамье сидели двое, третий же стоял, крепко вцепившись им в плечи, да так, что и не вырвешься, хотя те и пытались. Этот третий был во всем белом – наверное, запрыгнул в экипаж, когда тот ехал мимо проклятого дома. Паренек этот считался в округе большим докой по части потустороннего, так что рассказ его мог сойти за заключение специалиста. История эта (не без связи с тем, что открылось на следующий день) появились в «Прогрессе», естественно, уже с полагающимися литературными красотами. Заодно джентльменам, упомянутым в ней, давали понять, что газета рада будет предоставить им свои страницы, если им будет угодно обнародовать свои версии ночного происшествия. Но на этот призыв так никто и не отозвался.