Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

Людей перед трактиром слова аббата, похоже, не убедили. Они зашептались между собой, потом вновь заговорил старый крестьянин:

– Когда я был ребенком, Господь уже гневался на нас и сотрясал землю, – сказал он неуверенно. – Есть ли уверенность, что новое землетрясение не застанет нас в постели?

– Больше землетрясений не будет, – успокоил людей судья, но по его взгляду, опасливо брошенному на монастырские стены, было ясно, что он не так уж и уверен в этом. – Э-э… можете спокойно возвращаться домой.

– Пусть каждый перед сном прочтет молитву, – добавил аббат. – Для уверенности.

– Молитва, тоже мне! – проворчал вдруг кто-то рядом с Симоном. – Вздор какой! Раз уж земля дрожит, никто этого не отменит. Людям лучше проверить, прочно ли держатся балки на крышах. А то, чего доброго, потолок на голову рухнет. Так и помрешь, зато с молитвой на устах.

Это, конечно же, был Якоб Куизль. В отличие от перепуганных людей на площади палач был спокоен и собран. Его хладнокровие казалось странным на фоне всеобщей паники.

Судья тоже заметил палача и метнул на него свирепый взгляд.

– А может, Господь гневается и за то, что мы слишком долго разыскиваем убийцу, повинного в смерти двух человек! – произнес он громким голосом и показал при этом на Куизля. – Секретарь из Шонгау отправил к нам своего палача. Но до сих пор ни палач, ни сам секретарь так ничего и не выяснили. Вместо этого они лакают наше пиво! Поэтому я спрашиваю: зачем нам помощь извне? Да к тому же помощь палача! Разве мы прежде не справлялись собственными силами?

Люди заворчали и стали поворачиваться к Симону и Якобу. У некоторых из крестьян в руках были мотыги и вилы, и они перехватили их покрепче, словно держали алебарды и копья.

– По-моему, самое время убраться, – прошипел Симон. – Пока они не обвинили нас в этом землетрясении.

Палач кивнул:

– Ты чертовски прав. Эти дурни не стоят того, чтобы с ними драться.

Они медленно попятились. Кто-то из крестьян с хмурым видом последовал за ними, но Куизль ответил им тем же, и они остановились и позволили им уйти.

Их путь пролегал мимо распахнутых монастырских ворот. Во дворе царило возбуждение. Всюду сновали люди. Несколько монахов ходили с факелами от одного строения к другому, выискивая возможные повреждения. Со стороны хозяйственных построек послышались вдруг взволнованные крики. Симон остановился, заметив красноватое свечение, исходившее от какой-то постройки. По всей видимости, напуганный слуга оставил в сарае светильник и тот опрокинулся. Из окна валил густой черный дым, на крыше уже плясали первые языки пламени. Тут же выстроилась цепочка людей, начавших передавать ведра с водой от ближайшего колодца.

Симон помедлил. Вообще-то он хотел как можно скорее вернуться в Обераммергау, удостовериться, что Петер в порядке. С другой стороны, пожар – это хуже всего, и каждый человек был сейчас на счету. Если вовремя не затушить огонь, сгореть могла целая деревня. Или монастырь…

Симон еще стоял в нерешительности, а Куизль уже мчался к воротам, подхватив несколько ведер. Несколько человек у колодца благодарно ему кивнули.

«На пожаре даже палачу рады», – мрачно подумал Симон и поспешил вслед за тестем. Георг Кайзер непременно присмотрит за Петером. А здесь люди были в опасности.

Фронвизер набирал воду в ведра и передавал дальше; работа его успокаивала. По-прежнему звонил колокол, и горные склоны отвечали слабым эхом. Казалось, общими усилиями люди сумеют обуздать пламя.

Симон вытянул из колодца очередное ведро, и в этот миг на крыше трактира показался человек. Он бежал к северо-востоку, туда, где горы были ближе всего. В какой-то момент цирюльник смог разглядеть его в отсветах пламени. Человек был высок и широкоплеч, одежда на нем – грязная и рваная…

И волосы огненно-рыжие.

– Ксавер! – воскликнул Симон вполголоса и хлопнул при этом Куизля по плечу. Незаметно показал наверх, чтобы палач тоже увидел. Якоб молча кивнул и осторожно огляделся. Но, кроме них, беглеца, похоже, никто не заметил.

– Наверное, дверь как-нибудь выломало, – предположил Симон шепотом. – Или кто-то из стражников был как раз у него и, когда земля задрожала, сбежал сломя голову.

– А может, он сам устроил этот пожар, чтобы сбежать под шумок, – пробормотал Куизль.

– И что теперь будем делать?

– Ну а что нам еще делать?

Палач широко ухмыльнулся, потом как-то странно фыркнул. Симон не сразу распознал в этом звуке смех.

– Ничего мы не будем делать, болван, – сказал Якоб немного спустя. – Ни мне, ни тебе не хотелось этой пытки, и вот божественным провидением мы избавлены от нее. – Лицо его было серьезно, он продолжал торжественно: – Господь даровал нам это чудо. Нам следует принять его с благодарностью и позволить Ксаверу сбежать.

Симон уставился на палача как на призрак. Ни разу еще он не слышал от него ничего подобного.

– С каких это пор вы стали верить в чудеса? – спросил он недоуменно. – Совсем недавно вы и молитву считали полным вздором.

– А, к дьяволу. – Куизль дернул плечами, и торжественности в его голосе как не бывало. – Чудо или нет, но пусть он бежит на все четыре стороны. А завтра, обещаю, мы займемся этими твоими кругами, пропавшими детьми и всем прочим. Не быть мне Куизлем, если я не распутаю эту чертову загадку. – Тут он хмуро взглянул на Симона: – И никогда больше не спрашивай, верю ли я в чудеса. Иначе я тебе таких чудес покажу…

Палач подхватил сразу четыре ведра с водой и выплеснул их содержимое в огонь.

Прошло еще почти три часа, прежде чем Симон присел наконец у кровати сына.

Вообще-то он надеялся, что Петер еще не спит. Ему хотелось попросить прощения за то, что днем в цирюльне он так резко обошелся с ним. Ведь мальчик не виноват, что в этой долине все с ума посходили! Хотелось сдержать данное обещание и рассказать сыну несколько историй перед сном. Но Петер уже крепко спал. Дыхание его было ровным, но бледное лицо казалось еще более серьезным, нежели днем. Симону захотелось просто пристроиться рядом, настолько он был измотан. День выдался просто кошмарным, начиная с лихорадки покалеченного Мартина и заканчивая настоящим землетрясением.

Симон осторожно погладил Петера по щеке, воскрешая в памяти землетрясение и пожар. Общими силами, но во многом благодаря Куизлю, им удалось наконец погасить огонь. Фронвизер не решался вновь заговаривать с палачом о тех его словах, непривычно торжественных. Но что-то в Куизле явно переменилось. По всей видимости, он действительно воспринял побег Ксавера как божественное провидение. «Он все-таки стареет, – подумал Симон. – Быть может, он еще найдет себя в вере…» Хоть цирюльник при всем желании не мог представить Куизля во власянице, истязающего себя бичом с молитвой на устах.

За спиной скрипнула дверь. Симон оглянулся: в низкую комнату вошел, пригнувшись, Георг Кайзер. Симон уже узнал от него, что землетрясение чувствовали и в Обераммергау. Разбилось несколько окон, многие из стариков нашли убежище в церкви, где молились и распевали псалмы со священником. Но и здесь землетрясение было недолгим. Тем не менее люди уже начали описывать его в самых темных красках.

Кайзер улыбнулся Симону и кивнул на Петера.

– Ты его очень любишь, верно? – произнес он шепотом. – Можешь им гордиться, он очень умен. Из него выйдет толк.

– Мне следовало быть рядом с ним во время землетрясения, – прошептал Симон.

– Он повел себя храбро, не плакал, если ты об этом. Служанка, добрая Ани, приготовила ему горячего молока. Он несколько раз спрашивал про тебя, но я сказал, что у тебя, наверное, появились дела. Тогда он сразу же уснул.

Кайзер пожал плечами. Вид у учителя был не менее усталый, чем у Симона. Его сотряс очередной приступ кашля.

– Эта долина и вправду как будто проклята. – Симон покачал головой. – Сплошь легенды и предания… И все они, видимо, как-то связаны с этими странными событиями и убийствами. А теперь еще и земля дрожит!

Кайзер хрипло рассмеялся:

– Да ты суеверный, как здешние бабы. Что бы с ними ни случилось, они всё связывают с какой-нибудь легендой. Взаимосвязь при этом прослеживается крайне редко… – Он вздохнул: – Как бы то ни было, хотелось бы знать, как это землетрясение отразится на нашей постановке. По всей видимости, в этот раз Господь решил внести правки в сюжет. Завтра наверняка созовут собрание, будут решать, как быть дальше. – Он направился к двери. – Ну, по мне, так оно и к лучшему. Не придется больше возиться с кучкой бездарных крестьян и ремесленников. У меня и без них дел хватает.

Он тихо вышел из комнаты. Вскоре Симон услышал, как скрипнула дверь в кабинет, потом учитель подвинул стул. Очевидно, Кайзер так и не закончил работу над новым текстом мистерии. Хотя возможно, что в этой работе уже не было необходимости – теперь, когда Господь во второй раз выразил свое негодование.