Возвращение в Итаку - Станислав Гагарин

Все трое молчали, но каждый из них вел мысленный разговор с двумя другими и с самим собой, странный разговор, потому что из троих собеседников лишь один был воплощен во крови и плоти, а остальных он смоделировал сам.

В тишине, нарушаемой лишь редкими звуками ночного города, шел бурный спор о жизни, и самым удивительным было то, что никто не мог победить в этом споре, и все стороны были правы.

Улица была длинной, и они шли по ней, продолжая молчаливый разговор друг с другом.

«Чувствую, – подумал Решевский, – как надвигается нечто неизвестное… Так оно, наверное, и должно быть? »

Он ощутил, как Галкина рука скользнула к его локтю, осторожно прижал ее руку, посмотрел налево и увидел, что Волкова она тоже взяла под локоть.

«Их двое, а я одна, – подумала женщина. – Какие чувства я должна испытывать сейчас? Угрызения совести по отношению к первому, неловкость, смущение, страх перед обоими… Кто из них ближе для меня?..»

Она хотела освободить руки, которые лежали на запястьях идущих с нею рядом мужчин, но не решилась сделать это.

«Нужно ли мне думать о них вообще? – спросил себя капитан. – Ведь жизнь моя начинается снова…»

На несколько километров тянулась улица, любимая улица капитана, и, подумав об этом, он уточнил: любимая в прошлом.

«Но улица не виновата, – решил он, – пусть остается в памяти такой, как помнил о ней там…»

Теперь на улице лежала ночь, и улица приобрела иное обличье. Она стала уже, посуровела и словно насторожилась. Особняки угадывались в густой темноте размытыми пятнами, и лишь фонарь над номером дома напряженно и зорко всматривался в прохожих.

Они поравнялись с тем домом, что выстроили на пустыре в отсутствие капитана. Он поднялся выше домов-старожилов и, словно корпус плавбазы среди траулеров, стоял у улицы-причала с рядами погашенных и освещенных окон-иллюминаторов.

Волков увидел, как возник во мраке зеленый огонек, и рванулся с тротуара на мостовую, подняв руки над головой и закрывая дорогу мчавшемуся такси.

– Быстро! – крикнул капитан и распахнул дверцу Решевскому и Галке.

– Спасибо, Олег, – сказала Галка и хотела произнести какие-то слова, но капитан буркнул: «Пока», – и захлопнул дверцу.

«Волга» плавно взяла с места, и капитан остался один. Он смотрел вслед машине. Вот зажглись на повороте красные огни, донесся звук набиравшего обороты двигателя, послышался смех во дворе, и в доме, выстроенном в отсутствие капитана, погасло еще несколько окон.

«Домой, – подумал капитан. – Надо домой…»

При этом он даже не подумал, что дома, собственно, у него нет, он еще долго будет обзаводиться им, этим домом. В свое время капитан поймет, какой замечательный смысл заложен в самом понятии «дом». Сейчас ему лишь тридцать два года. Он многое успел повидать, пережить и перечувствовать, он все еще полон сил, и жизнь у капитана впереди. Пока он ощущает себя дома и в купе поезда, и в комнате Межрейсового дома – гостиницы для моряков.

Он и пойдет сейчас туда, а завтра получит новый корабль и уйдет на нем в море, туда проложена его дорога, там он будет начинать свою новую жизнь, начинать ее по иному счету, счету, который выставила ему судьба, научив ценить по-настоящему то, что человеку дается один раз.

А на берегу останутся эти двое. Они пришли друг к другу через него и пусть будут счастливы. Капитан не желает им зла.

На проспекте Мира, на повороте у гостиницы «Москва», Волкова обогнал трамвай.

Трамвай продвинулся вперед и вдруг остановился. Капитан не раздумывая подбежал к задней площадке, встал на подножку. Трамвай дернулся и покатил по сонному городу.

Вагон был пуст. Капитан сунул руку в карман и услышал женский голос:

– Одного провезу и бесплатно. До рыбного порта, поди?

Капитан заулыбался и, пошатываясь меж сидений – пустой трамвай качало, – прошел к застекленной двери вожатой.

– Спасибо, – сказал капитан.

– С приходом тебя, что ли? – спросила женщина, почти невидимая в затемненной кабине.

– Да вроде того, – откликнулся капитан, продолжая стоять у лобового окна бегущего в ночь трамвая.

– И гуляешь, значит, – уточнила она.

– Гуляю…

– Мой тоже скоро придет. Дал радиограмму, что снялись с промысла. Он в Африке где-то, мудреное место, язык сломаешь, в общем, «бей» какой-то… Жду скоро. А вот и попутчики тебе…

Она затормозила на площади, и вагон принял рыбаков, молодых ребят с девчонками. Стало шумно, и капитан отошел от кабины вожатой и сел неподалеку под надписью: «Для пассажиров с детьми и инвалидов».

Наконец трамвай добежал до порта, развернулся у проходной и встал.

– До свиданья, – сказал капитан женщине. – Скоро и твой придет…

– Уж наверно, – сказала она, и капитан побрел прочь.

Волков не знал, зачем заехал сюда последним трамваем, просто его неудержимо потянуло в порт. А ведь здесь стоят корабли других капитанов…

И он не пошел в проходную, свернул налево и двинул вдоль высокой ограды к набережной реки, где снаряжали в рейсы СРТ и где не было никаких заборов.

Поздней ночью уходил на промысел траулер «Моздок». Капитан обогнул стороной тот кусок причала, где стояло судно и суетились у борта люди, слышались голоса, подходили грузовики, скрипели сходни, метались человеческие тени… Он остановился неподалеку и смотрел, как хлопочут люди, собирая себя в большую дорогу.

Капитан впервые наблюдал отход со стороны. Конечно, и ему приходилось провожать в море друзей, но сидел он обычно в каюте. А тут он видел все целиком, жадно впитывая в себя полузабытые ощущения, тот особый настрой, когда ты еще на берегу, но внутренне уже простился с ним и с нетерпением ждешь, когда можно будет отдать швартовы.

Наконец, он увидел, как сошли с борта «зеленые фуражки», матросы разошлись по местам, и на мостике возник капитан. На берегу стояло несколько женщин – рыбацкие жены пришли проститься, и глубокая ночь не была им помехой.

Послышалась команда: «Отдать носовой!» Траулер стоял носом против течения, и Волков понял, что его коллега хочет с помощью реки отбить корпус от причала, разворачиваясь на кормовых швартовых, а уже потом врубить ход, отдав все концы.

Так оно и было. «Моздок» отвалил от стенки и бойко пробежал мимо капитана, стоявшего в тени пакгауза. Вот он вышел на поворотные створы, на главном фарватере повернул направо и скрылся за излучиной реки, забитой плавбазами и рефрижераторами, траулерами и банановозами.

Капитан сидел у самой воды, курил сигареты, стряхивал пепел в невидимую реку.

«Вот ушел и еще один, – подумал капитан. – Так и я скоро уйду… И снова буду возвращаться, и снова – в океан… Что ж, в этом моя правда. Я верил в сегодняшнюю ночь, знал, что она будет. Мне нужно было прийти сюда, и я сделал это…»