Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит

планетку. Но потом я в ошеломлении осознал, что корабль уже разбился! Что от сна, больше похожего на кому, меня пробудило падение «Селенита» на один из этих голых космических островков.

Теперь-то я полностью очнулся и торопливо отстегнул ремни койки. Пол, как выяснилось, резко накренился, словно «Селенит» лежал на склоне или же зарылся носом в инопланетную почву. Ощущая странную, пугающую легкость, с трудом касаясь ногами пола после каждого шага, я подошел к ближайшему иллюминатору. Очевидно, в результате падения искусственная гравитация корабля вышла из строя, и теперь на меня действовала лишь еле заметная гравитация астероида. Мне казалось, будто я легок и бесплотен, как облако, – будто я не более чем воздушный призрак себя былого.

Пол и стены были необычайно горячими – и меня осенило, что корабль мог нагреться, проходя сквозь атмосферу. А значит, хоть какой-то воздух тут, на астероиде, имеется – это небесное тело не совсем лишено атмосферы, как принято думать. Вероятно, астероид этот не так уж мал, диаметром в несколько миль – а может статься, и в сотни миль. Однако даже это открытие не подготовило меня к тому странному, удивительному пейзажу, что открылся мне в иллюминаторе.

Горизонт с зубчатыми пиками, похожий на горную цепь в миниатюре, находился в нескольких сотнях ярдов. Над ним маленькое, но ослепительно-яркое солнце, точно пылающая полная луна, стремительно садилось на темном небе, где проступали все крупные звезды и планеты.

«Селенит» рухнул в неглубокую долину и наполовину зарылся носом и нижней частью в почву, состоящую из раздробленного камня, по большей части базальта. Повсюду высились источенные хребты, бороздчатые столпы и башенки; и, что самое удивительное, по всему этому карабкались хрупкие, трубчатые, безлистые лианы с широкими желто-зелеными усиками, плоскими и тонкими, как бумага. Эфемерные на вид лишайники выше человеческого роста, похожие на лосиные рога, росли где в ряд, где купами вдоль долины, над ручейками, сверкавшими, как расплавленный лунный камень.

Сквозь заросли лишайника я увидел приближение неких живых существ – они возникли из-за скал в центре долины легко и стремительно, как прыгающие насекомые. Существа передвигались длинными, летящими шагами, одновременно легкими и резкими.

Существ было пять. Их, несомненно, привлекло падение «Селенита», и они явились посмотреть. В считаные мгновения они подошли к кораблю и застыли перед ним с той же непринужденной легкостью, которой отличались все их движения.

Что это за существа на самом деле, я не знаю; однако за неимением иных аналогий я уподобил бы их насекомым. Выпрямившись во весь рост, они возвышались на добрые семь футов. Их глаза, фасетчатые опалы на конце изогнутых выдвижных стебельков, оказались вровень с иллюминатором. Невероятно тонкие конечности, жердеобразные тела, похожие на палочников, были покрыты серо-зелеными чешуйками. Их треугольные головы были окаймлены огромными перфорированными мембранами и снабжены ртами со жвалами, которые, казалось, непрерывно ухмылялись.

Думаю, они увидели меня этими своими странными глазами, лишенными всякого выражения, ибо они подступили ближе и прислонились к самому иллюминатору – я мог бы коснуться их рукой, будь иллюминатор открыт. Может, и они тоже были изумлены: тонкие стебельки, на которых сидели их глаза, будто удлинились; существа как-то странно замахали чешуйчатыми руками, задвигали жвалами, будто бы переговариваясь друг с другом. Через некоторое время они ушли и стремительно исчезли за близким горизонтом.

После этого я как можно тщательней осмотрел «Селенит», оценивая ущерб. Я думаю, внешний корпус смялся, а местами даже оплавился: надев скафандр и подойдя к внешнему люку, чтобы попробовать выйти на поверхность планеты, я обнаружил, что не в силах его открыть. Таким образом, оказалось, что я не могу покинуть корабль: у меня нет инструмента, которым можно было бы прорезать прочный металл или разбить толстые неохрустальные иллюминаторы. Итак, я заточен в «Селените», точно в тюрьме; и тюрьма эта со временем сделается моей могилой.

Позднее. Я больше не буду пытаться ставить даты в этих записях. В нынешних обстоятельствах невозможно даже приблизительно определить текущее земное время. Все хронометры встали, их механизмы безнадежно испортились при падении корабля. День на этой планетке длится, по всей видимости, никак не более часа или двух; ночи так же коротки. Стоило мне закончить предыдущую запись, тьма накрыла долину, точно взмах черного крыла, и с тех пор успело миновать столько этих мимолетных дней и ночей, что я сбился со счета. Мое собственное ощущение времени спутывается все сильнее. Теперь, когда я немного свыкся со своим положением, короткие дни тянутся невыразимо скучно.

Существа, которых я называю палочниками, вернулись к «Селениту». Они приходят каждый день и приводят с собой десятки и сотни других. Похоже, они в какой-то степени соответствуют человечеству: доминирующая форма жизни на этой крохотной планетке. В основном они чужды и непостижимы; однако же некоторые их поступки имеют отдаленное сходство с человеческими и предполагают наличие сходных побуждений и инстинктов.

Очевидно, что им интересно. Они огромными толпами собираются вокруг «Селенита», разглядывая его своими глазами на стебельках, ощупывая корпус и иллюминаторы своими хлипкими конечностями. Кажется, они пытаются наладить со мной нечто вроде контакта. Я не уверен, что они издают звуки: корпус корабля звуконепроницаем; но я уверен, что эти неуклюжие жесты, похожие на сигналы семафора, которые они повторяют в определенном порядке напротив иллюминатора всякий раз, как видят меня, имеют вполне конкретный, осознанный смысл.

Кроме того, в их поведении мне мерещится подлинное благоговение, подобное тому, с каким дикари встречали бы таинственного посланца небес. Каждый день, собираясь у корабля, они приносят странные губчатые плоды и пористые растения, которые оставляют на земле как жертвоприношения. Судя по их жестам, они, кажется, умоляют меня принять их дары.

Как ни странно, за ночь эти плоды и овощи в самом деле исчезают. Их пожирают огромные светящиеся летучие создания с прозрачными крыльями, судя по их поведению – сугубо ночные. Однако, несомненно, палочники полагают, будто их приношения принимаю я, непонятный зазвездный бог.

Как же все это странно, нереально, эфемерно… Утратив нормальную гравитацию, я ощущаю себя призраком; и мне кажется, будто я обитаю в призрачном мире. Мои мысли, мои воспоминания, мое отчаянье – все это не более чем дымка, реющая на грани забвения. И тем не менее – о фантастическая насмешка судьбы! – мне поклоняются, точно богу!

Бесчисленное множество дней миновало с тех пор, как я сделал последнюю запись в этом журнале. На астероиде происходит смена времен года: дни делаются короче, ночи длиннее; долина становится по-зимнему голой. Хрупкие, плоские лианы на скалах увядают; высокие кусты, смахивающие на лишайники, окрасились в угрюмые осенние цвета, темно-багряный и