Тихий омут - Ирина Волчок

— А ты разве не художник? — удивилась Вера. — Ты так меня нарисовал… Я думала, что ты художник.

— Да ну, еще чего! Это дядя Костя художник, — пренебрежительно сказал Витька. И с откровенной гордостью объявил: — А папа — бухгалтер!

И это тоже было смешно: Сашка — бухгалтер! Господин Сотников — художник! Ой, нет, вот уж, правда — нарочно не придумаешь! Причем то, что господин Сотников — художник, было гораздо смешнее Сашки-бухгалтера… Художник, а Веру с полутора шагов не узнал!

А потом дело логично дошло и до отрепетированного спектакля, и Витька довольно гуманно трактовал образ дяди Кости, но Сашка все равно грозился выпороть его за неуважение к родному дядьке, а Витька скакал в метре от кровати и ехидно пищал: «А допрыгнешь?»

Потом в палату заглянула медсестричка и сказала, что за мальчиком приехали. Витька тут же погрустнел и заявил, что полчаса еще не прошло.

— А то ты Николаича не знаешь, — возразил Сашка и тоже погрустнел. — Ладно, завтра увидимся… Нам бы ночь продержаться и день простоять, да?

— Мне тоже пора, наверное, — спохватилась Вера и стала напяливать свою маскировку. — Пойдем, Вить, я тебя провожу заодно.

— Еще чего! — возмутился Сашка и ухватил ее за руку своим ловким щупальцем. — А психотерапевтический сеанс?

— Еще чего! — возмутился Витька. — Проводишь — и возвращайся к папе. Он на тебя радуется, а ему сейчас полезно радоваться, от этого все быстрей заживает… А Пушку в больницу нельзя.

— Так я, значит, здесь кошку заменяю? — возмутилась Вера, с неожиданным для себя удовольствием заметив, что Витька вдруг перешел на «ты».

Сашка с Витькой быстро переглянулись, хитро разухмылялись и в один голос сказали:

— Конечно.

Нет, если приглядеться, как следует, они все-таки очень похожи. Просто одно лицо. То есть не лицо, конечно, лица-то у них совсем разные… Просто одна личность — вот как правильно будет. Наверняка Сашка в детстве был точно таким же, как его сын. То есть не его сын… Ай, какая все это ерунда…

Витька шел по коридору рядом с ней и грустно говорил, что дядя Костя, если честно, вообще-то ничего, только все время работать заставляет.

— Как работать заставляет? — не поняла Вера.

— Ну, рисовать… он говорит: талант развивать надо. Каждый день! Надоело.

Витька забежал вперед и открыл перед ней дверь. Совершенно машинально, без всякого позерства, естественно и привычно, точно так же, как дышал, не задумываясь о процессе дыхания. Ни с того ни с сего Вера подумала, что он ведь, чего доброго, тоже может с моста в воду сигануть. Спасать кого-нибудь.

— Вить, ты плавать-то умеешь? — спросила она с тревогой, будто он вот прямо сейчас и побежит кого-нибудь спасать.

— Немножко, — со вздохом признался тот. — Мы с папой уже договорились в бассейн записаться. Как у него нога заживет — так сразу и запишемся. Вместе будем ходить.

Они вышли на крыльцо. Витька опять забежал вперед, шагнул со ступеньки и подал Вере руку — помогал… Надо будет его как следует плавать научить, вот что.

Вера споткнулась об эту мысль, как о корень старой липы на бегу. Даже дыхание сбилось, и сердце трепыхнулось от мгновенного испуга.

— Ты к папе вернешься? — тревожно спросил Витька.

— Конечно, — успокаивающе сказала она.

Они помахали друг другу руками, одновременно сказали: «Пока», — Вера подождала, когда бродячий джип скроется за углом, увозя Витьку, Сашкиного сына, к дяде Косте, Сашкиному брату, и осталась стоять на крыльце в тяжелых раздумьях. Раздумья были тяжелые, как кирпичи. Целая груда кирпичей, и она стоит в этой груде, боясь пошевелиться, чтобы кирпичи не обрушились, не придавили ее совсем, а шевелиться надо, надо сложить из этой бесформенной груды что-нибудь логичное, стеночку какую-нибудь ровную, и посмотреть на нее со стороны, и понять, что это такое, и — повернуться и уйти… Убежать. Удрать…

Да что ж это такое — она все время удирает! Даже со стороны это уже заметно. Причем — даже детям! Особая примета: «чуть шевельнешься — а она ка-а-ак прыгнет в сторону»…

Черт с ними, с тяжелыми размышлениями. Как-нибудь потом она все это обдумает, проанализирует, сложит логичную стеночку, пронумерует кирпичи, а потом… ну, например, пнет ее так, чтобы в пыль разлетелась. Или перемахнет через нее, или обойдет, или повернет назад и уйдет, не оглядываясь. Удерет, не оглядываясь. Но это потом. А сейчас она пойдет к Сашке. Во-первых, потому, что ребенку пообещала. А во-вторых… Нет, это уже совершенно не важно. Достаточно и «во-первых».

Вера повернулась и пошла назад в отделение, и вся груда кирпичей потянулась за ней, сама собой, складываясь в логичную стеночку: это был страх.

Глава 5

Говорят: понедельник — день тяжелый. Какое дремучее суеверие! Весь цивилизованный мир знает, что тяжелый день — это пятница. И только мы продолжаем упорствовать в своем заблуждении. А то, что она немножко проспала — так это не потому, что сегодня понедельник, а потому, что вчера было воскресенье. Воскресенье — день веселья…

Вера подхватилась с постели и по привычке потянулась к туалетному столику за гантелями. Раз уж побегать сегодня не успеет — так хоть гантелями помашет… Здрасте вам, а где гантели-то? А, ну да, она же еще позавчера решила, что на туалетном столике в спальне у женщины должны находиться какие-нибудь приличные вещи… Вера погладила деревянную фигурку по граненой спинке, поймала краем глаза движение в зеркале, подняла взгляд — и удивилась. Она никогда не видела в зеркале своего улыбающегося отражения. А ничего себе, хорошенькая… Вся такая серенькая-серенькая, даже глаза, личико немножко беленькое, а носик розовый… Ну, не носик, а ротик. Все равно — вылитая Пушка.

Вера хихикнула, подмигнула своему улыбающемуся отражению и пошла искать гантели. Не без труда вспомнила, что прошлый раз сунула их в горшок с королевской бегонией, вынула, мимоходом виновато погладив шершавые разлапистые листья, и отправилась на лоджию. Минут пятнадцать в хорошем темпе приседала там, прыгала, наклонялась в разные стороны, махала руками-ногами, и наконец решила, что устала больше, чем за обычную утреннюю пробежку, ну и хватит уже. Экзамены с девяти, а еще поесть надо, под душиком сполоснуться, одеться…

Она как раз вылезла из-под душа, когда зазвонил телефон. На домашний телефон в такое время обычно звонила только мама, особенно когда случалось что-то неприятное, и Вера затревожилась. Выскочила из ванной, успев только полотенце на ходу прихватить, и помчалась искать трубку. Где она ее вчера оставила? Ч-черт, да в спальне и оставила, прямо на постели бросила, сказала: «Больной, соблюдайте режим», — отключилась и… отключилась. Заснула с телефонной трубкой под боком.