Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник) - Эдмунд Криспин

– Можешь не ждать, – сказал он блондинке, а та ответила:

– Я и не собиралась ждать – я еду с тобой. Посторонись-ка!

Она вошла в вагон, и Николас строго посмотрел на нее.

– Почему ты вдруг так решила? – спросил он.

– Рано или поздно я намерена выйти за тебя замуж, во исполнение того, о чем говорится в требнике в главе о святом таинстве брака. Прошу прощения за такую настойчивость, но ты мне и правда очень нравишься, а ты такой осел, что по своей инициативе никогда не женишься.

– Подумать только! – отозвался Николас. – Надо будет перечитать «Много шума из ничего»! С каждой минутой я все больше напоминаю Бенедикта.

Потом он улыбнулся и прибавил:

– А знаешь, думаю, мне это даже понравится.

Поезд двигался в сторону Лондона.

Фен и сэр Ричард ехали вместе. Фен уже почти забыл о деле, хотя, скажи ему кто-нибудь об этом, стал бы яростно отрицать. Его интерес к происходящему вокруг был настолько силен, что вытеснял более или менее длительные воспоминания; он был из тех, кто живет почти одним лишь настоящим. В данный момент он держал речь, в которой страстно превозносил достоинства Перси Уиндама Льюиса[201], прерываясь лишь затем, чтобы, проявляя хорошо рассчитанную грубость, уговаривать сэра Ричарда отказаться от написания хвалебной литературоведческой монографии о творчестве Роберта Уорнера, которую тот задумал. Он был счастлив, словно школьник на каникулах, делая громким шепотом все более оскорбительные замечания о внешности и возможных пороках других пассажиров их купе.

Хелен и Найджел, поженившиеся четырьмя днями ранее, забыли практически обо всем, кроме друг друга. Свой чрезвычайно короткий медовый месяц они провели, катаясь на велосипедах по окрестностям Оксфорда, и теперь Найджел возвращался к своей работе, а Хелен собиралась приступить к репетициям со знаменитым актером.

– До свидания, Оксфорд! – воскликнула Хелен, выглядывая из окна, когда поезд отходил от станции, и повернулась к Найджелу. – Знаешь, а мне жаль уезжать.

Найджел кивнул.

– Оксфорд – крайне утомительное место. Вся эта праздная, легкая, не скованная условностями жизнь – слишком суровое испытание для моей натуры. Всегда наступает момент, когда я начинаю ее ненавидеть. И тем не менее я никогда не мог устоять перед искушением туда вернуться.

Она взяла его за руку.

– Когда-нибудь мы возвратимся и исполним свой маленький реквием по тем, кого нет в живых. Но не для Роберта, потому что… Не думаю, что он в этом нуждается.

Какое-то время они сидели молча, каждый думая о своем. Затем Хелен сказала, повеселев:

– Думаю, Шейла поступила очень мудро, немедленно начав репетировать новую пьесу. И она хорошо с этим справилась. Ты видел инспектора и его жену, которые сидели в двух рядах от нас?

– Да уж. Она вылитая Хеди Ламарр[202]. Надо же, какой трофей он себе отхватил! «Как солнце бела, как лилея пригожа»[203]. Странное сравнение – разве солнце белое?

– Найджел, не будь занудой! – рассудительно отозвалась Хелен. – Не могу понять, – добавила она, возвращаясь к своему экземпляру «Цимбелина», – почему человеку, который «столь совершенен и внешне, и душевно»[204], непременно нужно было напиться и заключить такое идиотское пари.

– Кстати говоря, ты попрощалась с Джервейсом?

– Да, конечно. Мы говорили о садах, пище и о «государстве церкви Христовой, воинствующей на земли»[205]. Он был в этой своей необыкновенной шляпе…

– В этом деле и так чересчур много Шекспира, – мрачно сказал Фен.

Они с Найджелом встретились в баре после первого действия «Короля Лира», и Найджел, которого раздирали воспоминания о так и не разгаданной загадке, воспользовался случаем, чтобы спросить его о кольце – золотой мушке.

– Чересчур много Шекспира, – повторил Фен, словно зачарованный этой фразой. – Я готовлю новую антологию: «Ужасные строки у Шекспира». «Увы, о, бедный Глостер! Второй свой глаз он тоже потерял?»[206] – займет там почетное место.

– Кольцо! – не унимался Найджел. Фен сделал большой глоток: похоже, ему не слишком хотелось вспоминать об этом.

– Всего лишь барочная завитушка на главном здании его преступления, – после долгого молчания произнес он. – Небольшая деталь, отражение личного цинизма. Я не опознал аллюзию, пока мне не случилось упомянуть золотую мушку в одном контексте с лозунгом мистера Моррисона. Думаю, это был ироничный оммаж главному жизненному интересу Изольды и одновременно намек на «Меру за меру». Она жила сексом и из-за него же и погибла – такое вот поэтическое возмездие. Кольцо просто стало удобным символом. Мало кто из убийц может удержаться от украшательства.

– Но к чему все-таки эта отсылка? – спросил Найджел.

– Эти люди так ужасно искромсали пьесу, что почти невозможно понять, где именно всплывут эти строки, – сказал Фен. – Впрочем, если мне не изменяет память, это четвертый акт, четвертая сцена[207].

Прозвенел второй звонок. Джервейс Фен с неохотой допил свой бокал.

– Уму непостижимо, – уныло произнес он, когда они направились к выходу, – и как только они позволяют иностранным актерам играть Шекспира? Добрую половину времени невозможно разобрать, что они говорят.

Убийство в магазине игрушек

Не всяк пестрый праздник живыхСравнится со зрелищем смерти.

Филипу Ларкину в знак дружбы и уважения

А. Магазин игрушек (второе местоположение); B. Сент-Кристоферс-колледж; С. Сент-Джонс-колледж; D. Баллиоль-колледж; E. Тринити-колледж; F. Леннокс-колледж; G. «Булава и Скипетр»; H. Шелдоновский театр; I. Контора Россетера; J. Рынок; K. Полицейский участок; L. Магазин игрушек (первое местоположение)

Глава 1

Случай с праздношатающимся поэтом

Ричард Кадоган поднял револьвер, тщательно прицелился и нажал на курок. Оглушительный звук выстрела заполнил маленький сад и, как расширяющиеся круги от камешка, брошенного в воду, разошелся постепенно затихающим шумом в пригороде, носящем название Сент-Джонс-Вуд. С черных деревьев, чьи листья переливались коричневыми и золотыми красками в лучах заходящего солнца, поднялись стайки вспугнутых птиц. Вдалеке залаяла собака. Ричард Кадоган подошел к мишени и изучил ее с разочарованным видом. На ней не было никаких отметин.

– Я промахнулся, – произнес он задумчиво. – Подумать только!

Мистер Споуд, представляющий издательство изысканной литературы «Споуд, Натлинг и Орлик», позвенел монетками в кармане брюк, надо полагать, для привлечения внимания.

– Пять процентов с первой тысячи, – сказал он. – Семь с половиной процентов со второй тысячи. Нам не продать больше. Аванса не будет, – он неуверенно кашлянул.

Кадоган вернулся на прежнее место, рассматривая револьвер, слегка нахмурившись.

– Не надо было целиться, конечно. Нужно стрелять от бедра, – произнес он. Наш герой был худ, с острыми чертами лица, надменно изогнутыми бровями и суровыми темными глазами. Но эта внешность, которая больше бы пристала кальвинисту, была обманчива, на самом деле это был дружелюбный, непритязательный, романтичный человек.

– Это ведь вас устроит? – продолжал мистер Споуд. – Обычное дело. – Он опять нервно кашлянул. Мистер Споуд ненавидел разговоры о деньгах.

Согнувшись пополам, Кадоган уставился в книгу, лежавшую на сухой чахлой траве у его ног.

– «При стрельбе из пистолета, – провозгласил он, – стрелок всегда смотрит на предмет, в который целится, а не на пистолет». Нет, я хочу аванс. Пятьдесят фунтов по меньшей мере.

– С чего это вы так помешались на пистолетах?

Кадоган выпрямился со слабым вздохом. Он ощущал тяжесть каждого месяца своих прожитых тридцати семи лет.

– Послушайте! – воскликнул он. – Давайте-ка лучше будем с вами оба говорить о чем-то одном. Мы же не в пьесе Чехова. Кроме того, вы уклоняетесь от ответа. Я спрашивал об авансе за книгу – пятьдесят фунтов.

– Но Натлинг… и Орлик… – мистер Споуд беспомощно развел руками.

– И Натлинг, и Орлик – личности вымышленные от начала до конца, – Ричард Кадоган был тверд. – Это козлы отпущения, которых вы выдумали в оправдание собственной скупости и филистерства. Перед вами стоит один из трех наиболее известных, увенчанных всеобщим признанием, ныне живущих поэтов, обо мне написаны три книги (все ужасны, но это не имеет значения), мне поют длинные дифирамбы во всех работах по литературе двадцатого века…

– Да, да, – поднял руку мистер Споуд, как будто хотел остановить автобус. – Конечно, вы чрезвычайно известны. Да, – он опять нервно кашлянул. – Но это не значит, что многие покупают ваши книги. Публика довольно-таки некультурна, а наша фирма не так богата, чтобы позволить себе…