Первопроходцы - Сборник

Вениаминова восхищала способность алеутов в одиночку выходить в однолючной байдарке в море не только в опасную для промысла, штормовую погоду, но и заплывать в самую середину стада китов или сивучей, способных с легкостью перевернуть легкое суденышко. Вызывало его восхищение и то мужество, с которым аляскинские охотники в одиночку шли на медведя, чаще с луком и лишь изредка — с ружьем.

Вениаминов застал алеутов в живом еще каменном веке. Они пользовались тогда каменными и костяными орудиями труда и оружием. Им неизвестна была даже глиняная посуда: они обходились каменными лампами и контейнерами для жира из кишок морских львов и тюленей. Зато островитяне по-своему великолепно приспособились к жизни на море, охоте на морского зверя и создали свою материальную культуру, оригинальную и замечательную во многих отношениях.

Так же как некогда Степан Крашенинников с восхищением писал о мастерстве "диких" камчадалов и чукчей, Вениаминов в своих записках отдает должное трудолюбию и искусству алеутов, их творческим способностям: "Все изделия алеутские, как, например, промысловые орудия и байдарки, так и национальная их одежда — доведены, можно сказать, до невозможного совершенства в своем роде".

"Мне кажется, — писал он, — что байдарка алеутская столь совершенна в своем роде, что и самый математик очень немного и даже едва ли что сможет прибавить к усовершенствованию ее морских качеств". И приходил к выводу, что алеут буквально как бы создан для байдарки, а она — для того, чтобы показать его с лучшей стороны. "Случалось мне видеть несколько русских, сидящих в байдарке; никто из них, — писал Вениаминов, — даже самых бойких и статных, не делает такого вида, как самый обыкновенный алеут".

Вениаминов долго и внимательно наблюдал подвиги алеутов — их повседневную многотрудную жизнь. Он первым описал то удивительное единство, которое составляли охотник и его байдарка в море во время промысла. Мимо его внимания не прошли приобретенные положительным опытом сотен поколений традиционные навыки, которые кормили, одевали и согревали жителей суровых островов. Это было наследие древних эпох — первобытнообщинного строя, которое нам, исследователям XX века, удается лишь в редких случаях наблюдать во время экспедиций, в жизни. Вениаминов писал о них как живой свидетель, очевидец, тонкий и опытный наблюдатель. Его впечатлительный ум, зоркий взгляд исследователя заставляли не только коллекционировать факты, но и обобщать собранный материал, находить связь явлений, исследовать их корни. Вениаминов искал объяснение удивительной терпеливости алеутов. Сама жизнь, условия окружающей среды оказывались решающими факторами в формировании характера, становлении личности аборигенного населения островов. Дети алеутов росли в лишениях, в холодных юртах, полунагие и полуголодные. Но все это никоим образом не влияло отрицательно на становление цельной личности островитянина. Лишения развивали в нем удивительные качества — упорство, терпеливость, выносливость, стойкость, учили сопротивлению силам слепой природы, недоброжелательной к человеку. Таков вывод Вениаминова.

Не только на байдарках приходилось исследователю совершать переезды по морю, но и на судах компании — больших парусниках со многими пассажирами на борту. Иные путешествия оказывались и приятными, и сравнительно быстрыми. Например, кругосветное плавание — из Ситхи в Петербург. В путь он отправился со своей малолетней дочерью Феклой на корабле "Николай" под командой капитана Евгения Андреевича Беренса. В багаже ученого были ставшие впоследствии знаменитыми рукописи, Смешанное чувство удовлетворения проделанной работой и опасения быть непринятым и непонятым, даже осмеянным владели Вениаминовым. "Так как переводы мои на алеутско-лисьевский язык, о напечатании которых я хлопотал бумажным путем, Синодом к напечатанию не разрешены, по той простой причине, что в Синоде никто не знает алеутского языка, потому и проверка их невозможна, то я намерен хлопотать о том лично и с этой целью отправляюсь в Питер на кругосветном компанейском судне", — писал он своему семинарскому товарищу П.В. Громову.

В то путешествие отец и дочь при попутном ветре достаточно быстро достигли цели. Новый, 1839 год они встретили в пути. Позади остался "остров вечной весны" — Таити, залитый солнцем Рио-де-Жанейро, туманный Копенгаген. И вот наконец их встретили свежие ветры Балтики…

Просматривая "Записки об островах Уналашкинского отдела", трудно сейчас сказать, что Вениаминов был в те годы специалистом-этнографом или специалистом-лингвистом в современном смысле этих понятий. Но заслуги его в области изучения быта и духовной культуры аборигенного населения Алеутских островов действительно огромны. Материалы по этнографии и лингвистике, собранные им, являются бесценным наследием отечественной и мировой науки.

Одним из таких важных фактических наблюдений Вениаминова, глубоко взволновавшим его, был обычай делиться продуктами питания во время больших голодов, широко распространенный в среде алеутов. С точки зрения выходца из деревни, стоящей уже на пороге капиталистических преобразований, такой обычай, естественно, был в диковинку. Но вместе с тем нельзя не почувствовать, каким чувством уважения к этому явлению, стремлением проникнуть в его суть и понять причины проникнуты строки его описания: "Еще до прибытия русских у алеутов было в обычае делиться между собою в случае голода, который их посещал и посещает ныне, почти каждою весною. Ближайшею причиною голода бывают свежие ветры и, по недостатку солнечного света и за неимением леса, невозможность иметь большие запасы сухой рыбы. После трех- или четырехдневного голода, если кому-нибудь удастся выехать в море и промыслить что-нибудь, то он обыкновенно, по приезде своем, раздает всем нуждающимся (а ненуждающиеся никогда не будут просить) и себе оставляет не более того, сколько нужно накормить свое семейство; а иногда случалось, что он и из той самой части, которую оставил себе, делится с другими, кто явится нуждающийся. Точно так же поступит и другой в свое время, и все это делается без всяких расчетов и требований благодарности".

Автор "Записок об островах Уналашкинского отдела" застал алеутскую общину на той стадии развития, когда нормы и принципы ее существования были в полном расцвете. Разложение общины, появление имущественного неравенства было для алеутов во многом еще впереди. Несмотря на то, что влияние русских в какой-то мере содействовало процессу разложения родового строя на Алеутских островах, традиционные первобытнообщинные отношения внутри коллектива кровных родственников были определяющими. Рассматривая вопросы взаимоотношений членов кровнородственной общины исключительно в морально-этическом плане, Вениаминов древний обычай разделения продукта промысла поровну между членами коллектива интерпретирует не столько с позиций представителя духовенства, сколько более всего с позиций человека своего времени: "…На промысле бобров, который для алеута составляет более охоту, чем выгоду, он очень доволен и тем, если удастся ему попасть стрелою в подстреленного бобра и со всем усердием готов гоняться за бобром, хотя целый день, несмотря на то, что он уже знает, что из бобра ему ничего не достанется. Упромысливший несколько бобров охотник отдает их или тому, кто ничего не добыл, или какому-нибудь больному старику, или родственнику".